Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 1

• Название: Человек рождается дважды. Книга 1
• Автор: Виктор Вяткин
• Издательство: Магаданское книжное издательство
• Жанр: Проза
• Год: 1989

Первая книга романа, написанная очевидцем и участником событий, рассказывает о начале освоения колымского золотопромышленного района в 30-е годы специфичными методами Дальстроя. Автор создает достоверные портреты первостроителей: геологов, дорожников, золотодобытчиков. Предыдущее издание двух книг трилогии вышло двадцать пять лет назад и до сих пор исключительно популярно, так как является первой попыткой магаданского литератора создать правдивое художественное произведение об исправительно-трудовых лагерях Колымы. Долг памяти Первые две книги романа Виктор Вяткина «Человек рождается дважды» вышли в Магаданском книжном издательстве в 1963–1964 годах. Это значит, те, кто прочитал тогда роман, исключая тогдашних школьников, ныне уже собираются на пенсию. Роман был хорошо принят читательской публикой, быстро разошелся, осев в домашних библиотеках, и больше не переиздавался. Интерес к книге рос, это и понятно. Долгое время тема Колымы была под запретом. А тут автор писал о Колыме, приоткрывая завесу над этим легендарно страшным названием, писал не только о комсомольцах-добровольцах, но правдиво рассказывал об исправительно-трудовых лагерях Колымы, о заключенных. И мало кто понимал, что книга вышла на последней волне оттепели. Автор работал, он спешил, ему надо было закончить исповедь, завершить третью книгу. (Если б он знал, что ему придется ждать 25 лет!) Рукопись была написана и легла в стол. А наивный читатель все ожидал третьей книги романа Виктора Вяткина. Почти на всех читательских конференциях, встречах писателей и издателей, независимо от конкретной повестки дня, неизменно задавался один и тот же вопрос: «Когда выйдет третья книга романа Виктора Вяткина?» Сначала ответы были уклончивы. Не знаем, мол, работа идет, время покажет, мы планируем и т. п. Затем терпение иссякло, и однажды директор издательства ответил прямо: «Никогда!» Но рукопись ходила в списках, не единожды вынималась на свет из издательского портфеля, даже однажды была отредактирована. Издательство не торопилось возвращать ее автору. Как видим, долготерпение вознаградилось. Роман во многом автобиографичен. Автор пишет, не мудрствуя лукаво, о том, что видел сам, что знает точно. Он приехал на Колыму в составе первого комсомольского набора в 1932 году. Работал электротехником в Среднекане, начальником механического городка Южного горнопромышленного управления в Оротукане, позднее директором Оротуканского механического завода. Прожил в наших краях 28 лет, сейчас в Москве. Автору можно доверять, он знает события тех лет не понаслышке. В этом одна из причин неугасающего читательского интереса к его книге. У автора точны детали, точны реалии того времени, того быта и стиля жизни, хотя оборотной стороной этой точности подчас является заметный ущерб, наносимый произведению в части художественной. И вообще, что касается художественности, то мы погрешили бы против истины, если б утверждали, что с ней здесь все в порядке. Роман вторично отредактирован, но даже и это не спасает его от недостатков, свойственных любому произведению, написанному человеком, впервые взявшимся за перо. Читатель-гурман не будет здесь упиваться изысками стиля, смаковать яркую метафору, постигать глубину ассоциаций, удивляться неожиданному сюжетному ходу, скорее, он обнаружит недостаточный психологизм в лепке образов либо отсутствие многогранности в созданных характерах. Но тот же придирчивый читатель увидит главное, то, что автору удалось, — Колыму тех лет, реальную, а не книжную, созданную не вымыслом-домыслом, а сотканную из биографий людей, чьи судьбы складывались на глазах автора. Идеи перестройки дали жизнь не только этому роману. Но мы пока еще лишь на пороге становления большой литературы о Колыме, литературы без недомолвок. Высокие и горькие страницы истории нашего края принадлежат истории страны. На этих страницах есть место и для вечных строчек, написанных мастерами пера, и для подлинных свидетельств очевидца, честно выполнившего свой долг памяти.

Альберт Мифтахутдинов, 1989 г.

---

Вагин расспрашивать не стал.

В палатке он рассказал о предложении Петрова и о том, что тот настаивает выступить с ним от имени всего коллектива.

— Если предложенный вариант строительства трассы на геологических льдах будет принят, это не пройдёт бесследно. Тут не только поощрениями пахнет. Так что поступок Петрова — это образец глубокой товарищеской солидарности, — подытожил Вагин.

Одни смотрели на Петрова с уважением и признательностью. Другие, посмеиваясь, перешёптывались. Он уловил насмешливую фразу, и на душе стало скверно. Порыв его был искренним. Потому-то он и не сказал Вагину о личных неприятностях, что боялся вызвать сомнение в своей чистосердечности.

— Дядя Петя, вот вы с ним и ступайте, — предложил угрюмый Медведев.

— Правильно. Пусть вдвоём и идут, — поддержали остальные.

Когда они уже выходили, Кац нагнал Петрова у дороги и сунул ему в карман несколько горячих пирогов с голубицей.

— Таких ты не пробовал. Мармелад, — шепнул он.

В конторе они застали только десятника. Не отрываясь от нарядов, он сочувственно сообщил!

— Проворонили вы начальство. Только что укатили на другое прорабство. А у вас что-нибудь срочное?

— Да как сказать, — замялся Вагин. — А где прораб?

— У начальника участка. Всё обсуждают, — Он отодвинул бумаги. — Извёл всех этот чёртов косогор, чтоб ему пусто было. Одни эксперименты, а работы никакой, — забрюзжал он, — К пятнадцатой годовщине Октября все участки уже взяли обязательства, а мы загораем. — Он с грохотом отбросил скамейку и встал. — Вот полный стол нарядов, а что писать? Ещё немного, и людей не удержать.

— Мы-то как раз по этому делу, — заговорил Вагин. — Коллектив наш один вариант предлагает. Может быть, это и не по науке, но кажется, дорога не поплывёт.

— Ну-ну? Что вы такое надумали? — заинтересовался десятник.

— Дело может оказаться и непутёвым, а мыслишки высказать надо. Кто его знает? — неторопливо продолжал Вагин.

— Да не тяни ты кота за хвост! — крикнул десятник.

— Понимаешь, мха тут много. Надерём, выложим потолще подушку, а сверху насыпь. Только сдаётся нам, землю на косогоре обнажать не нужно. Глядишь, и мы с нашим участком оживём. Вот и вся наша мыслишка.

Десятник морщил лоб. Смущала простота, но, подумав, он решительно поддержал:

— Это, братцы, пожалуй, не мыслишка, а решение всей задачи. Спасибо. Это говорю пока я, а могут сказать и большие люди. Идём к прорабу, там все специалисты. — Он схватил фуражку и повёл их в конторку начальника участка, бормоча что-то под нос.

…Ровной грядой возвышалась над землей коричневая моховая подушка. Её утрамбовывали, засыпали камнем, щебёнкой и укладывали ещё один слой мха, по которому вели подсыпку полотна дороги. На участок направили несколько дополнительных бригад. Теперь тут было всегда многолюдно и шумно.

Вагинцы, навёрстывая время, задерживались по вечерам. Другие бригады, возвращаясь с работы, останавливались на косогоре. Знакомые парни дружелюбно кричали Петрову:

— Эй, Иван! Как твоя постелька?

— Стелем, братцы, стелем, — весело отшучивался он, не прекращая работы.

За укладкой изоляционного слоя он наблюдал сам, оставаясь и со второй сменой. Ему всё казалось, что небрежная работа может вызвать подтаивание и деформацию насыпи, и он не только старался всё делать на совесть, но требовал внимательности и от других. Когда не было бригадира, все задания по ведению работы десятник и прораб стали поручать ему. Так незаметно он стал первым помощником бригадира.

Но вот готовы первые метры насыпи. Ночью прошёл тёплый дождь. Днём Петров осматривал участок дороги. Всё было хорошо. К концу смены пришёл прораб.

— Добренько, добренько, — покашливал он, прощупывая слой мха, Проверив обе стороны, крикнул:

— Иван! Чёрт полосатый! Никакой подтайки! Держится!

— Держится-ся-я-я, — глухо откликнулись горы, далеко разнося радость строителя.

Петров расправил онемевшую спину. Волосы прилипли ко лбу и щекотали ресницы. Он вытер рукавом, лицо и засмеялся.

Солнце спряталось за сопками, становилось тЕмно. У насыпи стояла толпа, и он услышал простуженный, хриплый голос::.

— Иван че-ло-век. Тут волей пахло, а он… — шум голосов заглушил конец фразы, да он и без того понимал, о чем они говорили. В темноте он не разглядел людей и, чтобы не кричать, подошёл к прорабу.

— Всё время смотрю. Держится.

— Вот так-то, Иван. Говоришь, схвачен? — засмеялся прораб, задорно подморгнул и распорядился — Заканчивайте! Пораньше начать да поздней кончить, оно получится нисколько не хуже, — пошутил он и ушёл с участка.

Выплывшая луна осветила тайгу. Тени деревьев легли на насыпь. Петров вздрогнул. Ему показалось, косогор снова ползёт. Он пробежал по краю полотна и, убедившись, что это просто тени, облегчённо вздохнул, но настроение испортилось.

Рабочие собрали инструмент и стали расходиться. Петров ещё раз прошёлся по насыпи. Закурил и задумчиво побрёл к палатке.

Голоса постепенно смолкли. По небу ползли тонкие быстрые облака, меняя оттенки и Яркость света. Стало тихо и жутко. Тоненький лес казался таинственным и дремучим. Тайга вздрагивала.

Но вот луну закрыла набежавшая тучка. Петров пошёл быстрее и, чтобы подбодрить себя, запел.

— Хорошо, земеля, поешь, где только сядешь? — услышал он насмешливый голос из темноты.

Снова выглянула луна, и он увидел на дороге Копчёного. Холодный пот выступил на лице Петрова.

— Надо бы поздороваться. Вроде давно не виделись, — ухмыльнулся Копчёный, сошёл с насыпи и сел на сваленную лиственницу.

— Здравствуй, Саша, — буркнул Петров и сел рядом. — Денег у меня нет и долго не будет. На дело не пойду — завязано. Знаю, чем это пахнет, но что делать? Я готов, — твёрдо проговорил он и встал.

— Не торопись, сосунок. Успеешь. Пока садись, — прикрикнул на него тот, не поворачивая головы.

Петров не думал о себе. Ему вспомнилась старенькая женщина с заплаканными глазами и начатая на косогоре полоска дороги.

Копчёный не торопился. Он сидел и смотрел под ноги. Молчание становилось нестерпимым,

— Ну, не мучь же. Сколько можно? — взмолился Петров.

Тот молчал. Петров схватил его за куртку и крикнул в лицо:

— Что ты Ещё хочешь? — И так рванул, что затрещали швы.

— Садись, дурень. Надо бы тебя проучить, да нет охоты, — проговорил Копчёный миролюбиво. — Почему не перехватил денег у бригады? Зачем заставляешь марать о тебя руки?

— Полторы косых не набрать и во всём лагере. На руки дают мелочь. Думал подработать и перевести на твой лицевой счёт. Да всё уплыло вместе с дорогой. А работать только начинаем.

— Пошёл бы к начальству. Дунул. Смотришь — и дали. Ты же нынче герой. Вся трасса знает.

— Что я, легавый? Да и просить ни за что не пойду, лучше подохну.

— Зачем просить? Пойди и возьми. Это твоё воровское право, — затрясся в беззвучном смешке Копчёный, косясь на Петрова.

— С этим всё. Если так, то лучше не жить. Устал от всего этого. Разве это житуха? А ты разве живёшь? Ты же себе в тягость!

— Ну это не твоего ума дело, — жёстко оборвал его Копченый;— Почему не принял мер для расчёта? На черта я должен с тобой валандаться?

— Я с этим косогором даже забыл. А потом всё равно взять было негде.

Поведение Копчёного было непонятным. Петрова поразило его безразличие. До сих пор Петров не пытался напомнить, что этот долг — его долг. Копчёный тогда просто насильно заставил его играть в карты. Сейчас он посчитал возможным намекнуть.

— Ты, наверное, не забыл, как сам подзавёл меня с этим должком?

— Волки не носят костей в зубах, — захохотал он. — Не новичок. Теперь толковать поздно. Должок стал особенный, и его я обязан получить сполна.

— Знаю. И я готов, — безнадёжно и устало пробормотал Петров.

— Тут другое дело, — заговорил Копчёный. — Шикарно ты обставил этих учёных с Сопливым косогором. Простой ворюга, а утёр им носы. Да и с парнями красиво поступил. По-жигански, с размахом. Это надо ценить.

Петров не понимал, шутит он или говорит серьёзно. Лицо Копчёного казалось серьёзным. Над их головами метнулась тень ночного луня и, спланировав над насыпью, птица схватила мышонка. Было слышно, как, пискнув несколько раз, он смолк, а хищник неслышно уселся где-то в лесочке. Петров, проводив его взглядом, горестно усмехнулся.

Копчёный встал. Вытащил из кармана свёрток и сунул в руки Петрова.

— Завтра утром приду, отдашь при народе, чтобы видели все. Понял? Тут как раз столько, сколько нужно. Будем квиты — и могила…

Он повернулся и пошёл по насыпи дороги.

Петров с недоумением посмотрел на свёрток, ещё не понимая, что произошло. Не веря, решил ждать, но Копчёный не возвращался,

Загоралась утренняя заря. Над рекой закурился туман. Стало прохладно. Копчёный не возвращался. Петров развернул сверток, Там лежали деньги и записка Культяпого.