Пётр Лебеденко - Льды уходят в океан

• Название: Льды уходят в океан
• Автор: Пётр Лебеденко
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1968

Далеко на Севере, в одном из наших портов, трудятся герои романа Петра Лебеденко «Льды уходят в океан» — сварщики, люди нелегкой и романтической профессии. Это именноони, советские докеры, возвращают к жизни требующие ремонта суда, работая порою по нескольку суток без отдыха, в пургу и жестокий мороз. Рабочая гордость, чистота помыслов, светлое мироощущение, умение крепко дружить и верно любить являются характерными чертами таких героев книги, как Марк Талалин, Саня Кердыш, Степан Ваненга, Людмила Христанова, парторг доков Петр Смайдов, и другие. Решительно и непреклонно отметают они эгоистические устремления отдельных рабочих, для которых личные, корыстные интересы важнее общественных. В романе с партийной страстностью ведется борьба со всем, что противоречит социалистической морали и нравственности.

---

— А ты тоже перешел на «Северную Пальмиру»? — спросил Илья.

— После Шпицбергена, — пояснил Марк. Он взглянул на Людмилу, сказал, обращаясь к ней: — Хлебнули мы на Шпицбергене. Бригадиру-то нашему такое не в новинку, конечно, а мне, южанину, несладко пришлось. Как выдержал — сам не знаю.

— Не только выдержал, еще и других от гибели спас, — проговорил Беседин. — Если б не ты — и кости наши с Харитоном песцы обглодали бы. Так что не скромничай.

— Преувеличиваешь, Илья, — сказал Марк.

— Ну, почему же… Герой всегда остается героем.

Хотя Беседину и удалось скрыть насмешку в голосе, Марк не обманывался: Илья явно смеялся. «Опять за свое!» Марк досадливо поморщился, но промолчал. Не хотелось спорить, тем более в присутствии Людмилы.

— А ты ничего не рассказал нам, что там случилось, — заметил Саня. — Нечестно это.

— Он делится воспоминаниями только с девушками! — Беседин будто шутливо толкнул Марка плечом, засмеялся. — Правду я говорю, Талалин? Марина Санина уж, наверно, знает, как мы там дрались с ураганом.

Саня и Степан одновременно взглянули на Марка. Они понимали: разговор этот Беседин затеял не зря. Не такой Илья человек, чтобы ни с того ни с сего вдруг вспомнить о том, как его спасли от гибели. Да еще связать это с именем девушки, которая ему близка.

Марк тоже насторожился.

— Говорят, южанки впечатлительны, — беспечно пуская дым изо рта, продолжал Беседин, — Марина небось чуть в обморок не упала, когда ты рассказывал ей о буране. Я ведь ее хорошо знаю… Или ничего?

Марк сказал:

— Слушай, Беседин, мне не хочется говорить на эту тему. Может быть, о чем-нибудь другом?

Беседин усмехнулся.

— О другом? У нас не так уж много общих тем, а тут мы оба в курсе… Почему бы не потолковать по-дружески?..

Марк увидел, как Саня склонился к Людмиле.

Она кивнула, поднялась из-за стола.

— Марк, разве ты не слышишь? Опять блюз. Пойдем.

Марк рассеянно взял Людмилу за руку, повел к колоннам. Отсюда до буфета, где стояла Марина, было совсем близко — всего десяток шагов. И Марк все время туда посматривал, посматривал даже помимо своей воли.

— Я, кажется, все поняла, Марк, — сказала Людмила. — Может, лучше нам всем уйти отсюда? Степа не обидится. Тебе ведь тягостно?

— Не знаю, — признался Марк.

— Все это было давно?

— Все это было давно. Больше двух лет назад.

— И ты ничего не забыл?

— Ия ничего не забыл.

Людмила неожиданно твердо, почти требовательно сказала:

— Ты должен пойти к ней. Сейчас же. Чтобы не думать и не гадать.

Марк негромко ответил:

— Я думаю, но не гадаю. Мы с ней уже все выяснили.

Музыка смолкла, люди потянулись к столикам, а Людмила и Марк, ничего не замечая, продолжали стоять у колонны. Взглянув в их сторону, Илья сказал:

— Недурная парочка… Воркуют, как голуби… Ты спокоен, Кердыш?

— Что ты имеешь в виду? — Саня тоже посмотрел на Людмилу и Марка. — Почему я должен волноваться?

— Женское сердце, как воск, — сказал Илья. — Каждый может слепить из него любую форму. И нежданно-негаданно дать своему ближнему мат. Закон природы…

Саня возмутился:

— Когда ты уже поумнеешь, Илья? И когда ты перестанешь так мрачно смотреть на жизнь?

— Чудак! — Илья засмеялся, но в его смехе не было ничего веселого. — Я просто делюсь опытом… Погляди на Степу. Знаешь, почему он молчит? Могу спорить на сотню рублей, что он согласен со мной. Скажи, Ваненга.

— Скажу, однако. — Степа взял со стола трубку, набил ее табаком, закурил. — Ты шибко плохо живешь, Беседин. Никому не веришь. И хочешь, чтобы другие тоже не верили. Совсем это плохо. Так жили в тундре сорок лет назад. Врагами друг другу были.

Илья молчал. Он, кажется, даже не слышал, о чем Ваненга говорит. Думал совсем о другом. Теперь он был уверен: Марк не встречается с Мариной. Между ними ничего нет. И, вероятно, ничего особенного и не было.

А он-то думал о ней черт знает что! «И когда ты перестанешь так мрачно смотреть на жизнь?» Кердыш прав: нельзя все время не доверять людям… Правда, Санька болван: его деваха не спускает глаз с Марка, а Кердыш и ухом не ведет. А когда поведет — будет поздно. Ну, да черт с ними! В конце концов, если «королева» прилипнет к Марку, она ничего не потеряет. Талалин — парень что надо.

Илья едва заметно улыбнулся своим мыслям. Он сам поймал себя на том, что впервые за несколько месяцев подумал о Марке без зла, с какой-то доброжелательностью. И даже Степан Ваненга, толкующий сейчас о тундре, не вызвал в нем обычной неприязни. Не такой уж он скверный мужик, этот тундряк, вот и к столу пригласил, хотел, наверно, поставить крест на старой вражде. Что ж, это и к лучшему. Сколько можно жить так, как они жили?!

Подошел Харитон и, наклонившись, сказал:

— Тоскливо мне одному, Илья Семеныч. Уходить, что ли?

Илья внимательно поглядел на Езерского, точно впервые его увидел. Шпицберген, та ураганная ночь не прошли для Харитона даром. В глазах у него словно застыли страх и отчаяние. Даже голос изменился — стал глуховатым, с хрипотцой.

— Зачем уходить? Идем-ка за свой столик, мы с тобой еще не посидели.

Он встал, положил руку на плечо Ваненги:

— Знаешь, Степа, давно собираюсь съездить в тундру, поглядеть, как там твой народ живет. От тебя только и слышишь: тундра, тундра… Хочу своими глазами все посмотреть. В отпуск будешь ехать — свистнешь?

— Поедем, однако, — заулыбался Ваненга, — скоро в отпуск собираюсь. Повидишь тундру — шибко весело на душе станет.

Когда Харитон и Беседин сели за свой столик, Езерский спросил:

— Чего это ты перед ними так, Илья Семеныч?

— Молчи, — сказал Илья. — И не суйся не в свое дело…

Марина увидела Марка в тот момент, когда он под руку вел Людмилу к столику. Вот Людмила о чем-то у него спросила, Марк приостановился и, отвечая ей, тыльной стороной ладони отбросил назад волосы — этот жест был так знаком Марине!

Она метнулась за шкаф, притаилась там, не зная, что делать.

Она чувствовала: на нее нежданно-негаданно свалилась тяжкая беда, придавила ее враз, разметала тот покой, который она, хоть и с трудом, обрела в последнее время.

Часто, вспоминая Марка, Марина думала: «От того, что было, ничего уже не осталось. Ни у него, ни у меня. И это хорошо, что время постепенно стирает память о когда-то пережитом, иначе невозможно жить». И она хотела верить своим иллюзиям. Так уж устроен человек: плыть по течению легче.

Когда Илья Беседин улетел на Шпицберген, Марине стало так легко, как давно уже не было. Она устала с ним, и в его отсутствие вдруг ожила, словно ее душа избавилась от пут, вырвалась наконец на волю. Она тогда твердо решила: «Хватит, прилетит — так прямо ему и скажу: ищи себе другую, а меня оставь в покое». Это решение еще более упрочилось после того, как Марина узнала, что Марк остался работать в их доках. И чтобы сжечь мосты, Марина поведала о своем решении сестре. Думала, правда, что Анна станет разубеждать, причитать: «Тебе не восемнадцать, пора уже остановиться на Илье, замуж пора». Но та сказала: «Правильно, твой Илья — самовлюбленный тип. Для него свое „я“ дороже всего на свете. Надоешь ему — вышвырнет, как котенка».

Потом они прилетели. Оба. Увидев Марину, Илья не спешил подойти к ней. И она поняла, ждет, чтобы подбежала к нему. Нет, уж, довольно! Она, конечно, поздоровается, как с обычным знакомым, не больше.

Он кивнул и прошел мимо. Она обрадовалась: очень хорошо!

И вот Марк. Конечно, Марина понимала: рано или поздно они должны были снова встретиться с глазу на глаз. Но сейчас не была готова. Еще бы месяц, два, когда окончательно почувствует себя прежней, свободной от всего, что связывало ее с Бесединым. А вот так неожиданно…

И вдруг Марина подумала: «Дурочка я… Мечусь, мечусь, а может, ему все равно? Кто я для него?!»

Подошел Костя Любушкин. Он сразу увидел: Марина чем-то удручена. Чем — не знал, но ему захотелось, чтобы ей стало легче. Сказать что-нибудь хорошее.

— Машенька!.. — он положил руку на ее теплое плечо, повторил: — Машенька.

Марина вскинула голову, резко дернула плечом. В ее побелевших глазах Любушкин увидел такое, что ему стало не по себе.

— Триста коньяку, бутылку «рислинга», плитку шоколада… — быстро сказал он. — Вы слышите, Марина? Я тороплюсь, — Любушкин говорил, а сам не спускал с Марины глаз.

— Если ты еще хоть раз дотронешься до меня, — тихо, но очень выразительно сказала Марина, — я… я…

Людей в зале становилось все меньше. Стихал обычный гул, рассеивались клубы табачного дыма. Метр общим рубильником выключил на секунду свет — подходило время закрывать ресторан.

Мимо буфета прошли Саня и Людмила. Потом, с трубкой в зубах, — Ваненга. Сейчас покажется Марк. Может, снова спрятаться? Пускай идет своей дорогой — это будет лучше для обоих…