Уэлти Юдора - Золотой дождь (рассказы)

• Название: Золотой дождь (рассказы)
• Автор: Уэлти Юдора
• Издательство: "Известия"
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1989
• ISBN: 5-206-00030-2

Рассказы этой книги дают представление о творческой эволюции и о писательской манере Юдоры Уэлти, для которой характерно сочетание лиризма и иронии, комического и трагического.

Юдора Уэлти (р. 1909) — замечательный мастер рассказа, уступающий в этом жанре разве что Фолкнеру — по праву считается одним из ведущих американских прозаиков.

Уже первый сборник ее рассказов «Зеленый занавес» (1941) был высоко оценен Робертом Пенном Уорреном и Кэтрин Энн Портер.

«Даже в самом коротком из ее рассказов столько сдержанной силы, что, несмотря на всю их блистательность, я твердо знаю — это всего лишь начало», — писала Портер.

Перу Юдоры Уэлти принадлежит несколько сборников рассказов, три романа, среди которых критика выделяет «Проигранные сражения» (1970) и «Дочь оптимиста» (1972), книга воспоминаний «Начало писательского пути» (1983), множество эссе, критических статей.

Русскому читателю известна лишь одна книга Юдоры Уэлти — в нее вошли роман «Дочь оптимиста» и рассказы («Прогресс», 1975).

На обложке использован фрагмент картины «Натчез» американского художника и орнитолога Джона Джеймса Одюбона (1785–1851), одного из героев рассказа «Остановленное мгновение», действие которого происходит в окрестностях этого городка.

---

Если б вы увидели С Полей, вы бы его сразу узнали. За ленту старой черной шляпы у него понатыканы розы, я его, как все случилось, тут же и увидала. Мисс Лиззины осенние розы — что твой кулак величиной и красные, точно кровь, — колыхались, вокруг них он разложил всякую всячину из сада, которую миссис Старк выкинула, — он в тот день у ней чистил клумбы: натягивало.

С Полей потом говорил, что ему в тот день некуда было спешить, иначе бы он и догнал, а то и обогнал бы этого, кто перед ним шел. А тот все шел и шел себе дальше туда же, куда и С Полей шел, и тоже, видать, не торопился. Незнакомец, а очень даже знакомый.

Вот, значит, говорит С Полей, вскорости этот знакомый незнакомец остановился. И остановился он прямо перед самым Маклейновым домом, занес одну ногу вперед, руку в бок упер и так и застыл — ну чисто статуй. Фу-ты ну-ты! Тогда и С Полей, так он говорит, привалился к воротам пресвитерианской церкви и стал ждать.

А потом незнакомец — да это же Кинг и был! тут С Полей его уже про себя стал называть мистер Кинг — прошел во двор, но в дом, как другой бы на его месте, не вошел. Поначалу огляделся. Обежал глазами двор, беседку; от кедра к кедру вдоль изгороди, под инжирным деревом на задах, под веревкой с бельем, словно пересчитать его хотел, прошел и опять к дому вернулся — принюхивался будто, и, С Полей говорит, хоть он и не поручится: от пресвитерианской церкви он не так хорошо видел, что делает мистер Кинг, но видел не видел, а он знает, что мистер Кинг за занавески заглядывал, и ведь запросто мог бы и в столовую — только этого не хватало — заглянуть. Но мы западное окно, конечно же, занавесили, чтобы Сноуди свет глаза не резал.

А потом опять дом с переду обошел, обогнул клумбу под спальней, что окнами на улицу. Причепурился и вступил на крыльцо.

Средняя ступенька, как на нее станешь, скрипит, но мы не услышали скрипа. Да ведь на нем, С Полей говорит, были парусиновые туфли. Вот, значит, пересек он веранду, и чего он, по-вашему, теперь делать намеревался — постучаться в дверь, вот чего! Двора ему мало!

В дверь своего же собственного дома. Он даже не постучался, притронулся только к двери — похоже, примерялся, потом руку с подарком завел за спину. У него и коробка с подарком для нее была заготовлена — как же иначе. Обычай у него, знаете ли, был — домой без подарка не возвращаться, и такого, что прям слеза прошибает. И вот стоит он там, ногу вперед выставил — хочет их врасплох застать. И еще небось умильно улыбается. Нет, нет, и не просите, сил нет дальше рассказывать.

А вдруг Сноуди поглядела бы в коридор — столовая ведь в самом его конце, и двери в аккурат раздвинуты — и увидела бы его с этой его "А ну-ка поцелуй меня!" улыбочкой на лице. Только не знаю, увидела бы она его при ее-то глазах, — зато я бы уж точно увидала. А я, дура, и не поглядела.

А кто увидел его, так это близнецы. Даром что в масках были, где для глаз узюсенькие щелочки, — зоркие какие, орлы, и только. Они, близнецы эти, заводные — жуть! Он так и не собрался с духом постучать, занес только во второй раз руку, костяшками двери еще не коснулся, а ребята тут как тут — вылетели, кричат: "У-у-у!", руками размахивают — да так, что, того и гляди, со страху Богу душу отдашь и очень даже запросто, ну а если ты ничего такого не ждал — и подавно.

Мы слышали, как они дернули из комнаты, но подумали, что это на их счастье нигер какой мимо прошел, а то им и попугать некого, а может, и вовсе ничего не думали.

С Полей говорит, хоть все мы ошибиться можем, он видел, как с одного боку к Кингу Луций Рандалл ряженый подкатился, а с другого Юджин Хадсон, тоже ряженый. Да неужто я запамятовала, не сказала, что они катались на роликах? Да почитай что все утро. Они знатно катаются, хоть тут и тротуаров-то нет. И вот вылетели они из двери и закружились около отца, руками размахивают, пальцами в него тычут, стращают, волосенки, в кружок стриженные, разлетаются.

На Луции Рандалле, С Полей говорит, что-то розовое надето, и верно говорит: мы только наметали на нем поверх одежки фланелевую пижамку, а он возьми да и убеги! А Юджин, С Полей говорит, китайцем одет, и это верно. И не сказать, кто из них страшнее был, но, на мой згад, Луций Рандалл в этой его маске с девичьим личиком, а с пальцев у него большущие белые нитяные перчатки свисали, а на голове моя шляпа — в которой я коров дою.

А грохот стоял от их роликов, С Полей говорит, оглохнуть можно, и верно, стоял: я ведь помню, мы со Сноуди почитай и не слышали, что говорим.

С Полей говорит, Кинг подождал с минуту, потом вместе с ними стал вертеться. Они вокруг него катаются и верещат по-птичьи: "Наше вам с кисточкой, чучело-чумичело!" Да вы и сами знаете, если детям волю дать, им потом останову нет. (Хотя, не будь на них масок, мальчишки никогда бы так не распустились — Хадсоны все же.) И вот кружат они, кружат около папы и знать не знают, что он им папа. Бедные несмышленыши! Ведь и то: завтра Всех Святых, а им и попугать некого — за целый день всего и напугали что одного, от силы двух проходящих нигеров, да местный поезд в четверть третьего пронесся, так и его заодно.

Одно слово — безобразники! Вертятся и вертятся себе на роликах вокруг папы! Будь они черные, С Полей говорит, он бы не сробел, сказал бы им, на кого они походят — на малолетних людоедов из джунглей, вот на кого. А когда они завертелись около папы в хороводе, так что ему и не вырваться, С Полей говорит, на них со стороны поглядеть — и то напугаешься, и он раза два воззвал к Господу. Они сначала в рост около него кружили, потом присели пониже, так что ему до коленок доходили, и ну вертеться.

И вскорости Кинг только и думал, как бы унести ноги. Но удрать оказалось не так-то просто, и удрал он не с первой попытки. Но под конец он все же собрался с силами, он ведь высоченный да тяжеленный, ну чисто конь, просто они ему поначалу задурили голову. Но он все-таки вырвался от них и так припустил со двора — можно подумать, за ним гнался черт, а если не гнался, так вселился. Перемахнул через перила, папоротники, рванул через двор, перескочил через канаву — и был таков. Добежал по берегу до Биг-Блэк-Ривер, ветки за ним заколыхались, а уж куда он побежал, ни С Полей не знает, ни я, да и никто другой.

С Полей говорит, на этот раз Кинг мимо него пробежал, но его не признал, а заговорить он с Кингом не заговорил — упустил случай. А уж куда Кинг побежал, никому не ведомо.

Чего бы ему не приходить, а и тут записку вперед себя послать.

Так вот, стало быть, мальчишки разиня рты глядели ему вслед, и уж только когда он вовсе исчез из виду, до них что-то дошло — и тогда они перепугались. И вернулись назад в столовую. А мы и знать ни о чем не знали — вели себе беседу, как гостье с хозяйкой положено. Мальчишки уж и кривились, и супились, и роликами по ковру шаркали, и ходили за нами по пятам вокруг стола, где мы кроили исподнее Юджину Хадсону, и за юбки нас дергали, пока мы не обратили на них внимание.

"Говорите же", — велела им мать, и они рассказали ей, что на веранду приходил домовой, а когда они выскочили посмотреть на него, он сказал: "Я ухожу. А вы оставайтесь", и тогда они вытолкали его с крыльца и выгнали со двора. "Но он оглянулся назад — вот так вот", — сказал Луций Рандалл, приподнял маску со своей мордашки с круглыми голубыми глазами и теперь уже без маски изобразил как. А Юджин Хадсон сказал, что домовой, прежде чем выскочить за калитку, зачерпнул с земли горсть орехов.

Тут Сноуди уронила ножницы на стол, а руку все на весу держала, забыла опустить и поглядела на меня, целую минуту глядела, не меньше. Сначала обдернула фартук, потом кинулась по коридору к парадной двери и уже на бегу стала фартук сдирать: видать, не хотела, чтоб ее — если там еще кто-то есть — застали в фартуке. Так рванула, что аж хрустальные подвески в гостиной зазвенели — сколько я ее знаю, не упомню за ней такого. На пороге не остановилась, выскочила на веранду, глянула туда-сюда и слетела с крыльца. Выбежала во двор, за дерево рукой ухватилась и смотрела на поля за городом, но я по одному повороту головы поняла, что она никого не видит.

Когда я вышла на крыльцо, я не сразу пошла за ней, выждала время — на улице никого не было, кроме С Полей: он приближался к нам, загодя сняв шляпу.

— С Полей, ты видел, как джентльмен заходил на мою веранду? — слышу, Сноуди кому-то говорит, гляжу — а это С Полей семенит себе мимо, шляпой машет, будто он только-только подошел, ну да и мы ведь тоже так думали. Ну а С Полей, понятное дело, говорит:

— Нет, хозяйка, я из самого города иду, а такого не помню, чтобы кто мимо меня прошел.

Ребятишки жались ко мне, дергали за юбку. Дочка моя спала себе в доме, а не успела проснуться — пуговицу проглотила.

На улице листья шуршали; когда я к Сноуди шла, они не так, совсем по-иному шуршали. Собирался дождь. День выдался ни то ни се: как одна пора другой сменяется, такие дни часто выдаются — небо темными тучами затянуто, а воздух золотится и деревья стоят светлые-пресветлые. Ветер дубовые листья метет, бросает их в С Полей, швыряет ими в старика.