Ежи Жулавский - Победитель. Лунная трилогия

• Название: Победитель. Лунная трилогия
• Автор: Ежи Жулавский
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-86067-007-9, 5-7293-0003-4

В однотомник основоположника польской фантастики Ежи Жулавского (1874–1915) вошла его знаменитая «лунная трилогия»: «На серебряном шаре», «Победитель» и «Старая Земля».

Масштабная философско-социологическая эпопея, пронизанная библейскими мотивами, трагическая история ее героев, разворачивающаяся на фоне грозного великолепия таинственных лунных пейзажей, принадлежит к немногим произведениям жанра фантастики, выдержавшим испытание временем.

---

Меня охватила тихая радость, я улыбнулся Петру, поглощенному этим удивительным явлением, потом повернулся к Марте.

— Смотри, — воскликнул я, — твой ребенок появится на свет там, где можно будет дышать, как на Земле!

Она подняла голову и посмотрела на восток, который окрашивался золотым светом, разливающимся на горизонте, как по нашим сердцам разливалась надежда на новую жизнь.

Солнце медленно поднималось, еще медленнее, чем в предыдущие дни, потому что не шло сразу вверх, а двигалось по дуге, низко склонившейся над горизонтом. Наконец оно вышло целиком и остановилось на небе, окруженное беловатым ореолом, переходящим в голубизну, исчезающую на фоне черного неба вокруг. Поблизости от Солнца звезды были уже не видны. Они еще сверкают в отдаленных частях небосклона, но уже исчезает их разноцветие, и теперь они гораздо более похожи на те мигающие звезды, которые украшают ночной небосклон на Земле.

Еще одни, самое большее двое лунных суток, и мы сможем выйти из автомобиля и вздохнуть полной грудью, в первый раз вдохнуть в себя лунный воздух.

За последнюю ночь мы проехали огромный отрезок пути.

Ночной мороз здесь, поблизости от полюса, значительно слабее, так как Солнце не уходит здесь глубоко за горизонт, поэтому мы ни на минуту не останавливались в дороге. На заходе Солнца мы выехали на Море Фригорис, а теперь эта равнина уже позади.

На западе уже начинается гористая местность. Тимэус, мимо которого мы проезжаем, это только ее пограничный столб.

Перед нами, к северу, простирается равнина, широкой затокой углубляющаяся в гористую местность и достигающая, если судить по картам, 68 параллели. Она не такая ровная, как Море Морозов, на ней вздыбливаются невысокие возвышенности, которые, однако, вряд ли затруднят нам путь, так как имеют достаточно пологие склоны. Это пространство мы должны преодолеть до наступления ночи, поэтому она застанет нас уже в горах. И тогда нас будет отделять от полюса еще около шестисот километров…

Но что значат шестьсот километров, если мы уже столько их прошли? Мы полны воодушевления и надежды, все недоразумения между нами исчезли, исчезли страшные наваждения, которые мучили нас в ночи, как туман, рассеялись в свете восходящего Солнца. Нас поддерживает мысль, что к желанной цели нашего тяжелого путешествия мы везем зародыш новой жизни — и нам становится так хорошо, так спокойно, что иногда кажется, будто мы не жалеем о том, что покинули Землю.

Почему с нами нет Томаша? Он делил с нами наши горести, чего бы я не дал за то, чтобы он смог разделить и нашу радость!

Четвертые лунные сутки,

78 часов после восхода Солнца, 0°2′ в. д. 65° с. м.

Странная тоска меня томит. Не знаю, откуда она взялась и чего хочет от меня? Путешествие продолжается, небо над нами постепенно становится темно-голубого цвета, звезды начинают мигать, все говорит о том, что приближается «Земля Обетованная», где, наконец, мы сможем отдохнуть после нечеловеческих трудов, продолжающихся уже четвертый месяц, а я вместо того, чтобы радоваться, становлюсь все печальнее и грустнее.

Что этому виной? Может быть, Земля, склоняющаяся к горизонту, которую через несколько сот часов мы окончательно потеряем из виду, а может быть, эти могилы, обозначившие наш путь через жуткую безвоздушную лунную пустыню, и, возможно, те душевные терзания, от которых я еще не успел остыть, а может быть, мысль о ребенке умершего друга, который должен будет появиться на свет в этом неизведанном краю.

Сам я совершенно спокоен, только эта несносная тоска и эти мучения! Глаза у меня почти ослепли от яркого света Солнца, мне наскучили виды диких, обрывистых гор, бесцветных пустынь… О, хоть бы маленькое озерцо воды, клочок зелени!..

Окрестности выглядят здесь как огромное кладбище. Мы движемся по дну высохшего моря. Что стало с этим морем, которое некогда шумело здесь, протягивая волны к Земле, виднеющейся тогда, как золотой диск между облаками, плывущими над водой? Только берег остался возвышаться над сухой котловиной, обрывистый, огромный, источенный ударами волн, уже не существующих ныне… Ветер развеял в пыль его обломки; а теперь и ветров здесь уже нет. Пустота и смерть…

Так хочется наконец добраться до мест, где мы сможем увидеть жизнь! Хоть бы это скорее произошло, а то силы уже на исходе.

Из нас троих самой терпеливой является Марта, что ж, ее мир теперь находится в ней самой! И кажется, она о нем думает больше, чем об умершем любовнике. Я часто вижу, как сидя над работой, она вдруг опускает руки и смотрит куда-то в будущее, улыбаясь своим мыслям. Я уверен, что внутренним взглядом она уже видит маленького, розового младенца, протягивающего к ней руки. Только иногда глубокий вздох прогоняет с ее лица эту блаженную улыбку и глаза у нее наполняются слезами. Она вспоминает о Томаше, который не увидит своего ребенка, но потом улыбается снова, зная, что если бы он не умер, его душа не смогла бы вернуться к ней в облике ребенка.

Марта, постоянно углубленная в свои мысли, мало разговаривает с нами, но однажды сказала мне: «Хорошо, что я отправилась сюда за Томашем, потому что теперь я дам ему новую жизнь…»

Как же ей не быть счастливой, если она может так о себе сказать?

Четвертые сутки, 17 часов после полудня,

на возвышении перед Голдшмидтом, 1° З' в. д. 69°3′ с. ш.

Равнина закончилась, мы уже находимся в горах, тянущихся до самого полюса. Наш путь лежит через возвышенность, усеянную многочисленными холмами, среди которых торчат и высокие горные кольца, как, например, огромный Голдшмидт перед нами и смыкающийся с ним с востока еще более высокий Барроу. Мне сейчас пришло в голову, как странно, что мы встречаем здесь горы и моря, куда еще не ступала человеческая нога, но уже имеющие наименования, данные им людьми… Смешная мысль!

Полдень застал нас сегодня на вершине вала, окружающего эту возвышенность. Оглянувшись назад, мы увидели низко над горизонтом пустыни Землю, окутанную легким облаком. Светлый ореол ее атмосферы выглядел через эту дымку еще более кровавым, нежели в предыдущие дни. Там же, над ней, почти прикасаясь к ее огромному черному диску, стояло Солнце, окруженное радужным пламенем.

У меня такое впечатление, что в течение этих четырех месяцев Земля упала с небосклона от зенита почти к горизонту, а это всего лишь мы убегаем от нее, приближаясь к полюсу. Климат здесь уже совершенно иной. Полуденное Солнце, незначительно поднявшееся над горизонтом, не разит нас огнем, не ослепляет лучами. Каким-то грустным и усталым выглядит это Солнце, совсем как мы… Вокруг нас на возвышенности масса длинных теней. Небо на севере значительно поголубело, звезд уже в той стороне не видно, хотя с юга они еще светят своим туманным, светлым блеском, широким кругом разбросанные вокруг Земли и Солнца.

От всего этого я устал невозможно. Несмотря на легкость наших тел на Луне, мне иногда кажется, что моя голова, руки и ноги налиты свинцом. Боюсь, как бы не расхвораться. Таким бесконечно долгим кажется мне наше путешествие, что, несмотря на признаки приближающегося конца пути, я начинаю сомневаться, что мы когда-нибудь достигнем цели… Впрочем — какой цели? Где она? Все грустно и утомительно.

Марта необычайно добра. Мне кажется, что если бы не она, я не пошевелил бы рукой, чтобы повернуть руль в сторону полюса, к которому мы стремимся с таким упорством… Но она видит мою страшную усталость и умеет каким-либо теплым, добрым словом прибавить мне надежды, поддержать мои убывающие силы. Чем я заслужил столько доброты с ее стороны? Неужели тем злом, которое хотел ей причинить? Сейчас я так устал, что мне все полностью безразлично за исключением счастья этой женщины. Я хотел бы остаться жить, чтобы пригодиться ей на что-нибудь… А кто знает, останусь ли я жить…

Перед нами горы, огромные, обрывистые горы. Нужно пройти через них. Через эти, потом через другие, и снова через другие, потому что до полюса еще далеко… Но у меня уже нет сил. Даже писать больше не могу. Фразы не клеятся, я все время забываю, о чем хотел написать. Мне хотелось бы вытянуться в гамаке и из-под полуопущенных век смотреть на Марту, улыбающуюся при мысли о своем ребенке.

Счастливая она!

На перевале между Голдшмидтом и Барроу,

161 час после полудня четвертых лунных суток.

Остатками сил я борюсь против обуревающей меня усталости. Чувствую, что я болен, и боюсь этого. Как они вдвоем справятся без меня? Дорога очень трудная, а ночь, долгая ночь приближается. Дождусь ли я ее конца? Может быть, после О’Тамора и Вудбелла наступила моя очередь? Ведь они же предсказывали…

Мне было бы жалко умирать. Я хотел бы еще увидеть ребенка, который родится, хотел бы, хоть раз, вздохнуть полной грудью.

Когда же наконец окончится эта дорога. Судя по карте, эти горы, которые мы сейчас преодолеваем, последнее серьезное препятствие на нашем пути к полюсу. Спустившись с перевала, на котором сейчас находимся, мы повернем по широкому ущелью к западу вдоль южных склонов Голдшмидта, потом, снова повернув на север, минуем горные кольца Халиис и Мейн, обойдем с востока кратер Джой, преодолеем его невысокое ответвление, простирающееся вдоль параллели, и попадем на равнину, отделяемую от полюса только одной узкой цепью гор.