Мирослав Попович - Кровавый век

• Название: Кровавый век
• Автор: Мирослав Попович
• Жанр: Культурология
• Год: 2015
• ISBN: 978-966-03-7263-4

Книга «Кровавый век» посвящена ключевым событиям XX столетия, начиная с Первой мировой войны и заканчивая концом так называемой «холодной войны». Автор, более известный своими публикациями по логике и методологии науки, теории и истории культуры, стремился использовать результаты исследовательской работы историков и культурологов для того, чтобы понять смысл исторических событий, трагизм судеб мировой цивилизации, взглянуть на ход истории и ее интерпретации с философской позиции. Оценка смысла или понимание истории, по глубокому убеждению автора, может быть не только вкусовой, субъективной и потому неубедительной, но также обоснованной и доказательной, как и в естествознании. Обращение к беспристрастному рациональному исследованию не обязательно означает релятивизм, потерю гуманистических исходных позиций и понимание человеческой жизнедеятельности как «вещи среди вещей». Более того, последовательно объективный подход к историческому процессу позволяет увидеть трагизм эпохи и оценить героизм человека, способного защитить высокие ценности.

---

Ленин, как и все социал-демократы того времени, считал, что социалистическая революция победит сначала в цивилизованных странах Запада, может, и в США.

Вот и вся тайна «закона неравномерности развития капитализма». Ни о какой победе социализма в отсталых странах типа России здесь нет и речи.

В ходу у социалистов была также и формула «россиянин начнет, немец закончит». Все это ужасно напоминает рассуждение Энгельса о близости победы социалистов в Германии, в частности в случае войны. Энгельс, стоит напомнить, считал, что для социал-демократов наилучшим способом осуществить социалистическую революцию будет взятие власти для победного завершения войны против России и ее союзников. Так, как это импульсивно делала Парижская коммуна. Поздней осенью 1916 г., за несколько месяцев до Февральской революции, никаких других прогнозов и проектов относительно социалистического переворота у Ленина не было. Самым вероятным кандидатом на социалистическую революцию оставались Германия и Австрия, самыми реакционными странами – страны Антанты. А вообще, левые социал-демократы большевистского типа должны были бороться за поражение собственных стран аж до тех пор, пока не возьмут власть.

И вот пришел семнадцатый год, а с ним развал российской армии и государственности, – и стратегия Ленина круто изменилась. Суть этих изменений Ленин просуммировал позже, за год до смерти, в заметках по поводу записок Н. Суханова (Гиммера), русского левого меньшевика. Заметки под названием «О нашей революции» были напечатаны в мае 1923 г. и принадлежат к последним документам, которые продиктовал смертельно больной вождь.

Грубо ругая «пугливых реформистов», которые «боятся отступить от буржуазии», заявляя публично, что «тех, кто думает так, своевременно было бы объявить просто дураками»,[152] Ленин постоянно полемизирует с бывшими коллегами по Интернационалу: «Для создания социализма, говорите вы, – требуется цивилизованность. Ну а почему мы не могли сначала создать такие предпосылки цивилизованности у себя, как изгнание помещиков и изгнание российских капиталистов, а затем уже начать движение к социализму?.. Помнится, Наполеон писал: “On s’engage et puis… on voit”. В свободном русском переводе это значит: «Сначала нужно ввязаться в серьезный бой, а там уже видно будет». Вот мы и ввязались сначала в октябре 1917 г. в серьезный бой, а там уже увидели такие детали развития (с точки зрения мировой истории это, конечно, детали), как Брестский мир, или НЭП и тому подобное. И в настоящее время уже нет сомнений, что в основном мы одержали победу… Нашим европейским мещанам и не снится, что последующие революции в неизмеримо более богатых населением и неизмеримо больших по разнообразию социальных условий странах Востока будут подносить им, несомненно, больше своеобразия, чем русская революция».[153]

Несомненно, что и в 1916 г., и позже Ленин считал неслыханно кровавую планетарную Великую войну «совсем маленьким кризисом мировой буржуазии» по сравнению с ожидаемой грандиозной общечеловеческой катастрофой – «революционным переходом человечества к социализму». Лозунги демократии и национального освобождения целиком и полностью принадлежали к эпохе, которая предшествовала этой апокалиптической катастрофе, и в период «мировой пролетарской революции» могли быть использованы лишь для привлечения «стран Востока» и им подобных союзников к борьбе против Запада.

Союзником, подобным «странам Востока», «европейской колонией Антанты» в представлении Ленина стала также и побежденная Германия.

Российские большевики возлагали надежды в первую очередь на революцию в Германии. Революционные события в России, безусловно, оказали влияние на Германию, как и на всю Европу.

Правительство послереволюционной Германии имело название «Совет Народных Уполномоченных» – почти «Совет Народных Комиссаров»; это правительство в составе трех представителей социал-демократов «большинства» и трех социал-демократов «независимых» было утверждено в цирке Буша общим собранием Советов рабочих и солдат Берлина. В рабочих городах, на флоте и в армии были образованы Советы депутатов, органы «прямой демократии», подобные российским Советам. В декабре 1918 г. собрался Всегерманский съезд Советов, – но, к большому разочарованию российских большевиков, огромным большинством голосов съезд отказался признать Советы основой будущей конституции.

По российскому сценарию в канун выборов в Учредительное собрание Германии, 5–12 января 1919 г., группой ультралевых была сделана попытка коммунистического переворота – 6 января Карл Либкнехт подписал документ об отстранении правительства Эберта – Шейдемана и передаче власти Революционному комитету. Но путч «спартаковцев» был легко задушен, и 19 января состоялись выборы в Учредительное собрание. Участие в них приняло 35 млн человек – 83 % всех избирателей. Социал-демократическая партия Эберта – Шейдемана получила 38 % голосов, левая Независимая СДПГ Гаазе – Каутского – 8 %; «спартаковцы» (коммунисты) не имели шансов пройти 5 %-ный барьер и бойкотировали выборы.

Правые партии набрали приблизительно 16,6 млн голосов,[154] то есть 47,5 % – больше, чем обе социал-демократических партии вместе.

Эти данные вынуждают задуматься, особенно при сравнении с результатами выборов в российское Учредительное собрание.

В России подавляющее большинство населения голосовало за народническую партию социалистов-революционеров, не очень разбирая, о каких эсерах идет речь – прокоммунистических левых или антикоммунистических правых. Можно сказать, что это был протестный электорат, но с четко выработанными установками на национализацию земли с последующим «справедливым» уравнительным переделом в пользование, то есть электорат в основном крестьянский и бедный. Надежды большевиков (которые получили меньше, чем рассчитывали, – не треть, а четверть голосов, преимущественно в промышленных районах вокруг Москвы и в Петрограде) были на то, что именно большевистское правительство провозгласило подготовленный эсерами Декрет о земле и потому будет поддержано крестьянами. Правые и центристские партии получили жалкое меньшинство голосов. Социал-демократы-«меньшевики» потерпели полную катастрофу.

В Германии правые и право-центристские партии получили почти половину голосов, немногим больше, чем левый центр. Они полностью могли бы претендовать на участие в правительстве или и на власть. Но правые не хотели власти. С момента, когда армия начала разваливаться, генералы и консервативные политики категорически отказывались возглавлять властные структуры – они знали, что массовой поддержки в армии и народе не будут иметь, и ответственность за унизительный мир хотели перевести на плечи новой, левой и демократической, власти.

Но дело не только в правых. Немецкие социал-демократы большинства, – так сказать, немецкие «меньшевики», те же, кто голосовал за военные кредиты, – сохранили и усилили свое влияние на рабочий класс и те прослойки населения, которые теперь принято называть «средним классом».

Левые социал-демократы, к которым принадлежала и группа марксистских интеллектуалов во главе с Каутским, где-то через год оправились от моральной катастрофы, которую принесла социал-демократии массовая поддержка населением войны и решения партийного руководства. Каутский, Гаазе, Ледебур и их группа заняли последовательно пацифистскую позицию и вошли в Циммервальдское, потом в Кинтальское интернациональные объединения. В отличие от Ленина, Каутский и его сторонники защищали идею немедленного мира, а не иррациональный лозунг поражения собственных государств. После революции «независимые» социал-демократы готовы были сохранить Советы, но только как один из элементов парламентского конституционного строя. О диктатуре, которая не опирается на закон, для «независимых» не могло быть и речи. В СДПГ их поддержала треть организаций; в 1917 г. эти организации были исключены из партии и образовали независимую СДПГ. Однако, как видим, в массах влияние партии Гаазе – Каутского оказалось намного слабее.

Немецкие рабочие и средний класс не мыслили себя в государстве «прямой демократии», они были сторонниками законности, порядка и парламентской демократии нормального европейского типа. А наиболее интересно то, что и левые центристы, и даже ультралевые, не считая крайних радикалов, не представляли себе политическую будущность Германии без Учредительного собрания и общего избирательного права.

Что же касается ультралевых, то такие признанные вожди, как Роза Люксембург и неистовый Карл Либкнехт, даже революционный переворот в канун выборов рассматривали как средство сведения к минимуму давления буржуазно-юнкерских и генеральских кругов, чтобы передать власть демократически избранному Учредительному собранию. Роза Люксембург, которая много лет находилась на крайнем левом фланге международной социал-демократии, не признавала право наций на «буржуазное» самоопределение, – благородная революционерка Роза Люксембург никогда не поддерживала Ленина в его централизаторских партийных тенденциях, была стойкой «меньшевичкой» в организационных вопросах и искренне и наивно верила, что разгон большевиками Учредительного собрания и отказ от общего избирательного права – «ошибка» Ленина и Троцкого.[155] Сидя в тюрьме после неудачной попытки январского красного переворота, Роза Люксембург писала не предназначенный для публикации труд «Рукописи о русской революции». В ней, в частности, говорилось: «Основная ошибка теории Ленина – Троцкого заключается именно в том, что они, как и Каутский, противопоставляют диктатуру демократии… Последний решает для себя вопрос, естественно, в интересах демократии, а именно буржуазной демократии, потому что именно ее он противопоставляет как альтернативу социалистической революции. Ленин – Троцкий, напротив, разрешают вопрос в пользу диктатуры в противовес демократии и тем самым диктатуры горсточки людей, то есть буржуазной диктатуры. Таковы два противоположных полюса, равноудаленных от истинной социалистической политики».[156]