Василий Великанов - Разбойник и Мишка (рассказы)

• Название: Разбойник и Мишка (рассказы)
• Автор: Василий Великанов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Каково же было моё удивление и возмущение, когда я при подходе к блиндажу командира полка увидел Альфу. Приседая на все ноги, она кралась к блиндажу с обратной стороны. Вот она уже на крыше блиндажа, покрытого зелёным дёрном. Смотрит на меня насторожённо, воровато и пугливо: а что, мол, ты на это скажешь?

В первый момент я хотел накричать на неё, но, подумав о том, что Альфа обхитрила меня - пока я шёл по прямой тропинке, она обежала по кустам, кругом, - я почувствовал себя обезоруженным. Развёл руками и улыбнулся:

- Ах ты, плутовка!..

Заметив мою улыбку и услышав добродушный голос, Альфа спрыгнула с блиндажа и бросилась лапами ко мне на грудь. Радостно взлаивая, она пыталась лизнуть меня в губы. Но я уже овладел собой и, оттолкнув её, нарочито громко крикнул:

- Пошла прочь!

Но Альфа не испугалась - она чувствовала, что этот окрик неискренний. Альфа отскочила от меня и, подбежав к двери блиндажа, толкнула её передними лапами и ворвалась в блиндаж. Я пошёл вслед за ней и услышал голос полковника Смирнова:

- Ваня! Гостья пришла. Угощай.

Это полковник говорил своему ординарцу Ване Горохову. Оказывается, когда я вместе с Альфой был в этом же блиндаже неделю тому назад и выходил из него на некоторое время, Ваня Горохов угостил Альфу тем, что она особенно любила, - колбасой и сахаром. И вот теперь, когда мы снова очутились в этих местах, Альфа настойчиво стремилась попасть в гостеприимный дом.

- Товарищ Горохов, вы дисциплину подрываете у моих пациентов, упрекнул я его. - Нельзя угощать! - А на собаку прикрикнул: - Марш к коню! Ну!

Альфа виновато опустила голову и вяло, нехотя вышла из блиндажа. Когда я вернулся к своему коню, собака лежала у его ног и боязливо посматривала на меня. Она опасалась наказания за свой проступок, но я не тронул её. Сам больше виноват... Бывая с ней в частях, я иногда допускал, что её кормили из чужих рук.

Постепенно мы приучили Альфу к выстрелам, стреляя поблизости от неё из пистолета и винтовки. Но особенно она боялась взрывов. Когда мы попадали под артиллерийский обстрел и снаряды рвались недалеко от нас, Альфа бросалась под ноги к коню и взвизгивала. Во время артиллерийского налёта приходилось ложиться на землю. Сокола я тоже приучил ложиться. Альфа прижималась ко мне, вздрагивала и закрывала от страха глаза. Я отгонял её от себя и подбадривал.

- Вперёд, Альфа, вперёд!

Она вскакивала и немного отбегала от меня, но тут же возвращалась обратно. Чтобы снова приучить Альфу к связной службе, мы обозначили два "поста" и заставляли её бегать между ними. Первый "пост" - наша землянка, и здесь находился я, а второй "пост" - в километре от землянки, в овраге, и там находился Миша. Я посылал её к Владимирову, а он - ко мне. По пути Квитко взрывал недалеко от неё "пакеты". Так мы приучали собаку к связной службе в боевой обстановке. Альфа постепенно привыкала, смелела, и мы тешили себя надеждой, что вскоре вернём её в строй.

Но надежда наша не сбылась.

Летом сорок третьего года наши войска разбили противника на Курской дуге и погнали его на запад. Противник отходил с боями и по пути отхода минировал дороги, берега рек, лесные опушки. Мне надо было поехать в дивизионный ветлазарет. Раненых лошадей в это время поступало много. Путь мой лежал по большаку - километров пятнадцать. "Зачем я поеду по этому длинному пути, когда можно поехать напрямик, через лес? Тут гораздо ближе..." - подумал я и поехал к лесу. Как обычно, Альфа бежала впереди меня. На опушке она остановилась, обернулась и пролаяла: "Ам".

Я крикнул:

- Стой, Альфа!

Подъехав к опушке, я внимательно посмотрел на землю. Поверхность ровная, никаких следов не видно. Взглянул на деревья - и на них не увидел каких-либо знаков. Иногда наши сапёры не успевали обезвреживать минные участки, и в этом случае они прибивали на столбах или деревьях дощечки с крупной надписью: "Заминировано". "Да зачем здесь пойдут немцы?.. подумал я. - Нет здесь ни дорог, ни троп. Они ведь по дорогам удирают..."

Альфа стояла около меня и смотрела, ожидая приказания. Я крикнул:

- Вперёд, Альфа! Прямо! - и указал рукой.

Альфа взмахнула хвостом и побежала в лес.

Ехал я шагом, не правя конём - он сам осторожно лавировал между деревьями. Впереди мелькало серое тело Альфы. В лес я углубился не более чем на пятьдесят метров, как услышал впереди себя взрыв. Сокол вздрогнул и остановился. Альфа мгновенно исчезла из моих глаз.

На том месте, где только что находилась собака, образовалось облачко дыма и пыли. Вскоре облачко рассеялось, и я увидел Альфу. Альфа нарвалась на мину. Мне хотелось подъехать к ней, подойти, но этого нельзя было делать: значит, лес заминирован, можно подорваться. Да и помощь моя ей уже не требовалась...

Я поехал обратно. Правил так, чтобы Сокол шёл по своему следу. Благополучно выехав на лесную опушку, я направился в ветлазарет по дальней дороге. Ехал и думал: "Кто знает, может быть, Альфа своей смертью спасла меня и моего Сокола..."

КАЗАЧОНОК

Цирк озарился белым светом. Открылся красный занавес, и на арену стремительно выскочили кубанские казаки на золотисто-рыжих дончаках. Впереди - усатый казак Митрофан Сердюк, за ним пять молодых всадников. С пронзительным гиканьем казаки мчались по арене, соскакивали с сёдел то на одну, то на другую сторону и так же молниеносно вспрыгивали в седло. Полы бурок у них развевались широкими крыльями. Сбросив бурки, они рубили шашками лозу и метко стреляли в бумажные мишени.

Оркестр заиграл "Русскую". Всадники скрылись за кулисы. На арене остался один казачонок Петя. На полном скаку он встал в седло и заплясал. Петя так быстро и уверенно перебирал ногами, словно плясал не на скачущей лошади, а на земле. Золотистая Ласточка быстро несла его по арене, и казалось, будто конь летит по воздуху, не касаясь земли. Казачонок вдруг скользнул в седло, тонко вскрикнул и упал с седла навзничь. Какая-то женщина в публике испуганно вскрикнула: "Ах!" Ей показалось, что мальчик сорвался с седла и потерял сознание. Ноги его были в стременах, голова висела у задних ног коня, а бессильные руки пылили опилками. Нет, это, конечно, не случайность. Это, вероятно, цирковой номер, но что-то уж очень долго... Как бы лошадь не ударила его копытами по голове... Кто-то в публике не выдержал и крикнул: "Довольно!"

Казачонок пружинисто подтянулся, вскочил в седло и умчался за кулисы. Цирк взорвался аплодисментами.

Петя выехал на арену и, сделав над седлом сальто, снова умчался за кулисы.

Митрофан Николаевич подошёл к сыну и обнял его:

- Молодец, Петро! Здорово у тебя "обрыв" получился.

- Прощальный номер, батько, - проговорил раскрасневшийся Петя, отстраняясь от отцовских усов, щекотавших его лицо.

- Наш-то прощальный - это верно, а тебе придётся ещё выступать.

- Нет, батько, я с вами поеду.

- Петро, я уже говорил. Нельзя тебе ехать. Это ж тебе не цирк... Мне-то не привыкать, а ты ещё малый.

- С собой не возьмёшь - всё равно убегу.

- Хватит тебе, дурень. Тебе жить надо. Убить могут.

- Поеду, - упрямо твердил Петя, - всё равно поеду. Мне уже скоро паспорт дадут. А ты думаешь, что я всё маленький.

Митрофан Николаевич смотрел на сына и думал: "Упрямый, весь в меня".

...Всю ночь по улицам Москвы двигались колонны войск, машины с пушками на прицепах, громыхали танки. Чуть брезжил рассвет, когда из ворот цирка выехала группа всадников-казаков. Впереди ехал Митрофан Николаевич, за ним - попарно молодые казаки, группу замыкал Петя. На лицах казаков было суровое выражение. А Петя радовался. Он едет на фронт! Ему хотелось улыбаться, говорить с товарищами и даже запеть песню, но он молчал. А то ещё подумают - мальчишка. Чтобы казаться побольше, Петя приподнялся над седлом и ехал на вытянутых ногах.

Отец оглянулся на сына и подумал: "Радуется, дурачок, и не знает, что в пекло едет... Пропадёт дытына, и роду Сердюков не останется. И зачем только я его взял?.."

Вся группа цирковых наездников попала в кавалерийский полк, которым командовал подполковник Мирошников. Циркачей (как их прозвали в полку) посылали в разведку в тылы врага, и они часто привозили в седле "языка".

Но в эти опасные выезды разведчики не брали Петю. Он ездил с поручением в подразделения или в тыл полка. Петя обижался. Он жаждал подвигов, а его не пускали в настоящее дело. Петя пытался уговорить командира полка, но тот, как и отец, был непреклонен:

- Рано тебе, Петя, в бой идти, приучайся пока, присматривайся, а там видно будет... Война не на один день. Придёт и твоё время.

- Да, придёт... Гайдар вон в пятнадцать лет в разведку ходил, а мне скоро шестнадцать будет.

Но и ссылка на Гайдара не помогла Пете. Казачонок уходил от командира полка рассерженный. "Наверно, с батьком договорились не пускать меня..." думал он.

Стоял дождливый, слякотный октябрь сорок первого года. Враг наступал. А отступать нашим некуда - ведь позади Москва.

Однажды командир полка вызвал к себе Петю: