Эшли Дьюал - У истоков Броукри (СИ)

• Название: У истоков Броукри (СИ)
• Автор: Эшли Дьюал
• Жанр: Остросюжетные любовные романы

Нижний и Верхний Эдем — стороны одного городка, разделенного гигантской стеной на два района: аристократия и пролетариат, считающие непозволительным общение друг с другом. Все меняется, едва судьба сталкивает двух абсолютно разных людей, нашедших друг в друге не только себя, но и спасение.

---

На самом деле, спустя месяц существование Эриха и вовсе кажется мне выдумкой. Я забываю, как дрожали мои руки, когда я зашивала его раны; забываю, как прибегала в дом Марии, лишь бы поговорить с ним; забываю детали и подробности наших разговоров, но я никак не могу выкинуть из головы его голос и его кривую ухмылку. Это сводит с ума. Не знаю, как такое возможно, но все больше мне чудится, будто я общалась с призраком, ведь никак иначе не назовешь смутный образ, плавающий в сознании.

Замираю в коридоре, увидев приоткрытую дверь своей комнаты. Я точно помню, что закрывала ее. Может, Мария? Хм, нет. Она знает, как я отношусь к подобным вещам. Мне очень важно, чтобы никто не врывался на мою территорию без моего согласия. Почему же тогда дверь открыта? Сглотнув, я иду к спальне, сжав в кулаки пальцы. Если это Мэлот, я впервые брошусь в бой, наплевав на исход и на полученные раны. Моя комната — бункер и укрытие, как будто бы повсюду радиация, и только там я могу дышать. Поэтому придется драться, если брат наплевал и на это условие.

Распахиваю дверь и, готовая кричать, набираю в легкие ледяного воздуха. Правда, в ту же секунду злость меня покидает, а на ее место приползает недоумение, вспыхнувшее горячим пожаром в груди. Я искренне улыбаюсь.

— Лиз?

На моей кровати сидит миниатюрная, рыжеволосая девушка. Ее ноги скрещены, а на лице томится легкая ухмылка, которая обычно путешествует там, когда девушка довольна собой. Я захлопываю дверь и восклицаю:

— Мои мольбы услышаны.

— Соскучилась по мне?

— Не то слово, Лиз. Когда ты приехала? — Подруга вскакивает с кровати, и мы крепко обнимаем друг друга, словно не виделись целую вечность. От девушки как всегда пахнет сладкими, конфетными духами. — Почему не написала?

— Я только приехала.

— И как там? Как за городом?

— Все точно такое же и стены такие же, если ты об этом.

Мы усаживаемся на пол, облокотившись спинами о книжный шкаф, и одновременно протяжно выдыхает. Когда-то я не переносила Лиз. Родители, недолго думая, решили, что общение с промышленным магнатом — хорошая идея, и тогда почти ежедневно, во время переговоров или бранча, нас с Лизой запирали в комнате, чтобы мы не мельтешили перед глазами и не подслушивали. Лиз — или Елизавета, так как ее предки жили в России — была невыносимым, самовлюбленным ребенком, который постоянно что-то ломал и крушил, не заботясь о важности предметов. Она рвала мои книги, откусывала головы моим куклам, и мне ничего не оставалось, кроме как терпеть это и рыдать, забившись в угол. Интересная у меня была реакция для девятилетнего ребенка, но совладать с ураганом Лиз было трудно и невозможно. Пожаловаться мне было некому. Однажды я сказала об этом брату, и тогда они решили громить мою комнату совместными усилиями. Так что после этого я держала рот на замке, тихо ненавидя Лиз и даже боясь того, что как только это чудовище оторвет головы всем моим куклам, она перекинется и на меня.

Но однажды все изменилось. Нас опять заперли в комнате, но на этот раз Лиза тихо уселась на полу, а не кинулась к книжному шкафу, чтобы лишить меня очередной истории или очередного мостика в иной мир. Она молчала, молчала, а затем внезапно едва слышно заплакала. Оказалось, родители Лиз разводятся. Мы говорили целый день, а после она ни разу не рвала мои книги.

— Я виделась с мамой. — Шепчет девушка. — Она потолстела. А знаешь, какого цвета у нее теперь волосы? До сих пор прийти в себя не могу.

— Какого?

— Жду вариантов.

— Рыжие?

— Нет.

— Черные?

— Тогда я бы не обратила внимания.

— Мне даже подумать страшно, — я устало хмыкаю. Мамаша Лиз бросила семью ради молодого дизайнера, одевающегося в обтягивающие легинсы.

— Они фиолетовые, Дор. Почти розовые.

— Что?

— Да. Она толстая и сумасшедшая, а еще у нее проколот живот и татуировка на шее.

— Не может быть! Ты серьезно?

— Конечно, я серьезно. Зачем мне придумывать? Я хотела сбежать, но ее охрана меня окружила со всех сторон. И у меня есть подозрения, что они не ее оберегают от людей, а людей от нее. Ее пример заразителен. У муженька точь-в-точь такие же волосы, только на подбородке. Представляешь? Модные тенденции — сжечь бы их к черту.

— Ну, возможно, — протягиваю я, — твоя мама просто ищет себя.

— В сорок шесть?

— Никогда не поздно, Лиз. К тому же, я читала, что фиолетовый цвет — цвет таинств и самопожертвований.

— А еще этот цвет — цвет депрессии. В следующий раз придется ехать на похороны ее совести и вкуса. Я пробыла с ней почти все лето, а мы толком и не поговорили. Постоянно был рядом этот умалишенный дизайнер. Ты бы видела, какую одежду он шьет.

Я усмехаюсь, а потом вдруг почему-то вспоминаю Эриха. Вспоминаю, как зашивала его рану, как укрывала теплым одеялом… Встряхиваю головой и сцепляю в замок пальцы, ощутив себя вновь грустной и потерянной. Когда этот человек испарится из моих мыслей?

— Ты чего? — спрашивает Лиз.

— Я?

— Нет, я. Ты мнешь ладони, значит, тебя что-то волнует.

— Просто…, - запинаюсь и поджимаю губы, — многое произошло, пока тебя не было.

— Да уж. Я слышала о стипендиях. Мой отец в ярости! Он перевернул сегодня стол в кабинете, представляешь? Я его таким давно не видела.

— Людям не по нраву, что Нижний и Верхний Эдем сталкивают.

— Не просто сталкивают. Нас заставляют контактировать, принимать друг друга. Это ведь чушь, согласись. Кому нужны-то проблемы? Трудно представить, во что превратится университет, когда приедут эти дикари.

— Они не дикари.

— Откуда знаешь? Будто бы общалась хотя бы с одним из них.

— Общалась, — вдруг горячо восклицаю я и вижу, как лицо подруги вытягивается. Тут же я жалею, что не прикусила язык. Черт. — То есть…, я…

— Подожди. Что? Ты серьезно? — Лиз округляет глаза. — Не шути так, подруга.

— Это вышло случайно!

— О, нет. Не может быть…

— Его ранили. На площади, и он почему-то оказался здесь. Я помогла ему.

— Святая Мария и Иосиф, — задыхается девушка, — ты спасла жизнь одному из них? О, твой отец сдерет с тебя шкуру! О чем ты только думала?

— Никто об этом не знает. И не узнает.

— Адора, иногда мне кажется, что у тебя не все в порядке с головой. У меня даже есть своя теория на этот счет.

— Какая еще теория?

— Теория о том, что тебе жить надоело, и ты пытаешься накликать неприятности. Как ты думаешь, спас бы он тебя, если бы ты в этом нуждалась? Нет. Дикари только и думают о том, как бы сжить нас со свету. Вспомни, что они сделали с Джорданом? Или же ты уже забыла, как весь городок стоял на ушах?

— Джордан был идиотом.

— Если бы всем идиотам ломали ноги, Верхний Эдем славился бы инвалидами.

— Он сам напросился, как и каждый, кто ходит на площадь, махать кулаками.

— И, тем не менее, это не помешало тебе спасти дикаря. — Хмыкает Лиз. — Сама себе противоречишь, Дор. И где он сейчас?

— Не знаю.

— Как это не знаешь?

— Мы не виделись почти месяц. Думаю, он вернулся к своей семье.

— И какой он? Неотесанный, верно? Папа говорит, что они варятся в своей злости, и им нельзя доверять. Нечастные люди.

— Он был вполне нормальным, — осторожно шепчу я.

— Нормальным? Это как вообще?

— Он не кидался на меня и не орал, и он воспитанный, пусть немного грубый. У таких людей много достоинств, Лиз. Я уверена, он никогда бы не сделал мне больно.

— О, ты его защищаешь.

— Нет! Он просто…, - глубоко выдыхаю, — он заставлял меня смеяться.

— Это не так-то сложно, когда хорошо тебя знаешь.

— Выходит, случайный незнакомец знал меня лучше остальных.

Подруга недоуменно отворачивается и начинает кусать губы. Она всегда так делает, когда волнуется. Во время итоговых тестов ее губы в мелких красноватых трещинках.

— Тебя всегда тянуло к ним, ты сумасшедшая, Дор.

— Все в прошлом.

— Но ты думаешь об этом до сих пор.

— Не думаю, — вру я и громко выдыхаю. — Давай мы сделаем вид, что я тебе ничего не говорила. Лучше пойдем на улицу, погода — замечательная, а уже через пару дней времени на прогулки не будет.

— Это у тебя его не будет, — отмахивается Лиз, смеясь. — Я не так помешана на учебе.

Это потому, что ты не пытаешься сбежать от своей семьи, а я лучше погрязну лицом в книгах, чем выплыву наружу и столкнусь взглядом с родителями и братом. Каждый раз это предотвращает конфликты и ненужные встречи, и я отчаянно поглощаю знания, ведь у меня нет иного выхода. Только так я оказываюсь вдалеке от своей семьи, и только так мне не приходится ощущать себя брошенной и покинутой.

Я не произношу мыслей вслух.

***

Утром понедельника я надеваю белую юбку-карандаш и черный пиджак, под стать университетской форме. На груди у меня герб Андреа Висконти, маркиза Миланского, на котором изображены два льва, держащих корону. Волосы я сплетаю в косу. Она выходит пышной и блестящей от солнца, будто я вплела золотистые нити.