Александр Сладков - Швабра, Ленин, АКМ. Правдивые истории из жизни военного училища

• Название: Швабра, Ленин, АКМ. Правдивые истории из жизни военного училища
• Автор: Александр Сладков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-87238-1

Книга известного российского журналиста Александра Сладкова посвящена учебе в Курганском высшем военно-политическом авиационном училище. Основные действия происходят в далеком уральском поселке Увал, а еще в заброшенных богом гарнизонах Псковской области и Туркмении.

Лыжные переходы, стрельбы, упорное изучение философии, истории, психологии. Все прочно и конкретно вроде бы… Но жизнь автора в КВАПУ – сплошная комедия. Он рассказывает, как на самом деле происходила подготовка идеологических бойцов Вооруженных сил СССР. Как жили курсанты, чего опасались, что ценили в первую очередь в друзьях и командирах. Как прочно входили в их быт водка, идеология, женщины, коммунизм. А еще швабра, тряпка и АКМ. Ну и рок-н-ролл с КПСС.

Есть темы серьезные, которых автор касается в самом конце: все то, чему их учили в восьмидесятых, оказалось не сказкой, не мифом, как считал он сам. Уже репортером, ему пришлось видеть, как «западные апологеты», а их так называли в Кургане, воевали на его фронте, идеологическом, в России, Украине, Сирии, по всему миру. И там, где они побеждали, начиналась настоящая война. Впрочем, это тема уже других авторов и для других книг.

---

– Встать!!!!!!

Старшина кричит так, что я пугаюсь. А уж привык вроде бы к таким воплям. Старшина топает сапогами, тужится. Этот малый явно не в себе. Чего он взвился-то? Оказывается, делов-то! Кровати, видите ли, предназначены лишь для отдыха после команды «Отбой». В остальное время их можно ровнять, заправлять, гладить одеяло ладошкой, все, больше никаких общений. А по утрам, оказывается, нужно набивать на одеяле, на боках заправленных коек, уголок, так называемый «кантик». Для этого даже созданы специальные дощечки с ручками. Старшина даже взял их и полязгал друг об друга, как литаврами, для наглядности. Короче, днем на кровать в армии можно смотреть, любоваться, но только не спать. Ночью, все ночью.

Нас делят на бывших военнослужащих и бывших школьников. Первые – в сторону. Им достаются наряды, караулы и так далее. Мы – на КМБ. Курс молодого бойца. Что-то типа ввода в тему. Или просто ввода. Без вазелина. Итак… Военная жизнь началась.

Я стою на тумбочке. В смысле не сверху, а рядом, но в армии так говорят: «стоять на тумбочке». Я дневалю. Ну, то есть нахожусь напротив входной двери. Пялюсь на нее во все глаза. Вдруг войдет кто-то из руководства Вооруженных сил СССР. Старшина, например.

Короче, это первый в нашей ротной истории наряд. И он мой. Старшина Бобкин днем вызвал меня из строя, сообщил, что, мол, я, курсант Сладков, один из избранных. Поздравил. Отправил готовиться.

Я полистал устав. Белиберда какая-то. Покемарил на сваленных в бытовке плащ-палатках и валенках. И наряд начался.

По уставу нас, дневальных, трое. У тумбочки обязательно должен находиться один из них. Пожар, землетрясение, ядерная война – эти мелочи старшину не волнуют. Два шага в сторону, и ты совершаешь воинское преступление под названием «сойти с тумбочки». О наказании за это мы предупреждены.

– Будете очко драить у меня целую неделю!

Так нам пообещал старшина. Стоят обычно по два часа, меняя друг друга. Есть еще и дежурный. Он покрикивает на «свободных» дневальных, заставляя работать. И те пашут сутки напролет, как папа Карло!

Вечереет. Тоска. Тумбочка. У входа в стеллажах строем висят шинели. Без погон и шевронов. Серый цвет. Господи, тоска-то какая. Неужели мне предстоит провести в этих хмурых стенах четыре года?.. Не армия… Тюряга прям. Со мной в наряде земляк, Вовка Омельченко. Омеля. Тоже из Монино. Ходит, вон, ровняет шинели, насвистывает. Настроение у него хорошее. Каждому свое.

Ночью сержант Загоруй и еще один дневальный отправляются спать (по уставу – отдыхать лежа). На страже Родины остаемся я и Вова. И вот проходит пара минут, и Омеле в голову приходит гениальная мысль. Я, говорит, пойду посплю, а ты стой. Потом поменяемся.

Ну стою. Муторно. Время как каучук. Не течет, а тянется. Не сходя с тумбочки, перематываю портянку. Стоя. Скрип двери. На пороге здоровенный полковник. На рукаве кителя повязка: «Дежурный по училищу». Замираю, держась за тумбочку, стоя на одной ноге, и одновременно подаю команду (сержант научил):

– Дежурный по роте на выход!

Полковник одобрительно кивает и, заложив руки за спину, прохаживается вдоль висящих на стене стендов. Там боевые листки, стенгазета и еще всякая дребедень, оставшаяся от прежних обитателей этой казармы. Проходит пять минут, десять… Полковник поглядывает на часы.

– Ну где твой дежурный?!

– Спит.

Полковник открывает рот и ловит воздух, как ловец жемчуга, вынырнувший из воды. Он глотает слюну, морщится, как при ангине, и шипит, словно удав:

– Что???!!! Сюда мне его!!!

Я, недовольно фыркнув, покидаю тумбочку, иду искать.

А где он, этот Омеля? Рота «китайская» – не сто человек, а все двести. Рыскаю в темноте. Фонарик бы… О! Нашел! Земляк-Вольдемар в трусах и майке валяется на своей заправленной койке. Ремень со штык-ножом висит на спинке стула.

– Вставай! Вова, вставай!

– Что там?

– Дежурный по училищу приперся! Тебя спрашивает!

– Скажи, что я сплю…

– Да говорил! Он какой-то ненормальный, тебя требует!

– Ладно, иду.

Без слов возвращаюсь обратно и застываю оловянным солдатиком рядом с тумбочкой. Полковник вышагивает вдоль шинелей. Взгляд на часы. Угрожающее сближение. Багровое лицо в двух сантиметрах от моего. Глаза бешеные. Он выдавливает слова по слогам, сквозь сжатые зубы:

– Где де-жур-ный?

Снова бегу в спальное помещение. Омеля опять спит.

Валяется, гад, поперек койки! Бриджи натянуты до колен. Синие армейские трусы распластаны, как пеньюар. Белесые ляжки светятся в темноте. Затылок на пузе соседа. Я бью земляка сапогом. Со всей силы.

– Блядь, Омеля, подъем! Этот полковник меня задолбал! Бегом на выход!

Если б не Кутергин (я выучил фамилию этого человека), а какой другой офицер… Мандец бы нам! Всему наряду! Лично я на его месте никого бы не пощадил! Поднял бы старшину, вызвал бы офицера, ответственного по батальону… И плевать, что ночь, что это первый в жизни наряд… Это была бы расправа. Да-да, расправа… За годы службы я узнал, что это такое. Успел… На себе ощутить. И, надо сказать, частенько по делу. Хотя… Разные козлы попадались.

Дежурный по училищу Кутергин дождался Омелю и молча ушел. Теперь спать ухожу я. Омеля против. Не волнует. Моя очередь.

* * *

КМБ. Это страшная аббревиатура. «Курс молодого бойца». Тридцать дней. Месяц, который потом до смерти снится каждому, кто начинал воинский путь в качестве рядового. Это месяц, за который тебя превращают в мужчину. Другие мужчины.

Август. Училище опустело. Старшие курсы убыли в летний отпуск. Остались лишь мы, новоявленные «минуса». Откуда такое название? А у нас на шинели и на парадном кителе прилеплена к рукаву желтенькая такая полоска, она и похожа на минус. И статус у нас здесь такой же. Ниже, чем нулевой. Курсантов, поступивших из армии и военно-морского флота, на КМБ не привлекают. Им готовиться к присяге не надо. Они ее давно уже приняли. Некоторые успели повоевать. А некоторые вообще отслужить. Есть такие великовозрастные, что поступали в училище по личному разрешению Министра обороны СССР. Того самого Устинова Дмитрия Федоровича, персонажа казарменной классики. Вот она:

Спи, демоба, сладко-сладко!
Пусть приснится дом родной!
Баба с пышною п…!
Море пива, водки таз! И Устинова приказ!
Об увольнении в запас!

Последнюю строчку при декламации этого окопного шедевра следует произносить нежно-нежно, в истоме, закатывая при этом глаза.

Нам до дембеля далеко. Мы – начинающие, неопытные, изнеженные гражданкой, а поэтому и бесправные. Нас нужно как можно быстрее поставить в строй. Для этого и придуман КМБ. Утром подъем. Кросс. Обычный, три км. А вот по среда́м мы бегаем на Черную речку. Шесть километриков. Это отдельная тема. А в обычный день после бега разминка, спортгородок, водные процедуры. Главная трудность начала дня не в зарядке. Здесь мы поднаторели. Другое. Представьте расположение… Точнее, спальное помещение нашей казармы. Сто пятьдесят коек, сто пятьдесят накрытых простынями тел. И вон он, справа, на первом ярусе ты. Последние минуты сна. Ты еще в неге, но чувствуешь, сейчас у тебя отнимут сон. А впереди кошмар. Надо же, нормальных людей кошмары мучают ночью. Нас днем. Итак, до подъема остаются мгновения… Сержанты, руки за спину, уже прохаживаются вдоль коек своих подчиненных. Прям эсэсовские офицеры в фильмах про концлагеря, лица злые, собак не хватает. Им, эсэсовцам, тфу ты, сержантам нашим, разрешено подниматься раньше общей побудки. Они выветривают сны из своих сержантских голов неторопливо.

Им не орут в ухо. Их будят дневальные, мягко поглаживая сержантское одеяло рукой. Наши командиры потягиваются в своих постельках. Они не прыгают в сапоги, не продевают судорожно свои сержантские руки в рукава гимнастерок. Нет. Балагуря (плевать, что остальные спят), они топают умываться и бриться. Именно топают, не стараются тихо скользить. Успевают даже перекурить. И вот он, момент… Дежурный по роте приближается к выключателю. Мы не можем видеть, но чувствуем шкурой, как он протягивает к рычажку свою руку. Включает в расположении свет. Потом тянет, скотина, секунды три и только тогда истошно орет:

– Рота, подъем!!!!!!!!!!

Команчи, сиу или апачи, да вообще все индейцы – отдыхают! У них не вопли, а жалкий писк. Среднестатистический кваповский дежурный по роте – вне конкуренции! Даже Тарзан в одноименной комедии – сиплый пентюх. После дикой команды дежурного надо за пять минут успеть натянуть брюки, намотать портянки, выбежать на улицу и встать в строй. Но самое главное! – по дороге необходимо заскочить в туалет. Понимаете меня? Жидкость, которую мы пьем, организм берет напрокат. И отдать ее природе старается вовремя. Он желает слить ее!

В длинный белый лоток-писсуар! А посему две сотни «слонов», голых по пояс, ломятся в нужник и тычут своими «громоотводами» в кафельное корыто! Вопли, толкотня, грохот тяжелых сапог.

– Блядь! Подвинься! Куда ты ссышь?!!