Лев Златкин - Охота на мух. Вновь распятый

• Название: Охота на мух. Вновь распятый
• Автор: Лев Златкин
• Издательство: Терра
• Жанр: Политический детектив
• Год: 1997
• ISBN: 5-300-01282-3

В сборник включены произведения известного современного российского писателя Льва Златкина.

Роман «Охота на мух» и повесть «Вновь распятый» на примере нашего недавнего мрачного прошлого показывают несостоятельность любого диктаторского режима.

---

Ночью за ним пришли. Сонного переложили на каталку и повезли по длинным запутанным коридорам. Одно колесико каталки противно повизгивало, начальник инквизиции сквозь дрему тупо слушал это повизгивание, а воображение рисовало ему раскрытые ржавые двери пустых тюрем, заросших травой, лопухами, лебедой, где гулял лишь ветер, скрипя ржавыми воротами и дверями и гоняя пыль.

В огромной операционной, пустой и холодной, было мрачно и темно, как в склепе. Юсуф от холода очнулся от забытья.

— Включите свет, мы не в аду! — приказал начальник инквизиции.

Приказ был исполнен немедленно. Яркий свет разогнал возникшие было вновь страхи у Юсуфа. Начальника инквизиции переложили с каталки на операционный стол, ремнями крепко привязали руки к столу, каждую к своему ложу, так что со стороны начальник инквизиции выглядел распятым. В рот ему вложили загубник шланга от аппарата анестезии.

А рядом, в предоперационной, Атабек и Мир-Джавад тщательно мыли руки. Мир-Джавад следил за Атабеком и повторял все его движения. Одна из жен Атабека, в прошлом хирургическая сестра, ожидала окончания ритуала, держа в руках белоснежное полотенце. Атабек яростно тер щеткой руки, полировал ногти, смывал мыло горячей водой и вновь намыливал их.

Мир-Джавад не понимал такой чистоплотности далеко не чистоплотного человека, но, посмеиваясь про себя, он машинально повторял все движения шефа, или «отца», как все чаще и чаще Мир-Джавад его называл, поощряемый благосклонностью и одобрением.

После мытья они долго терли руки суровыми полотенцами, затем тампонами, пропитанными спиртом. Наконец, жена Атабека натянула им на руки резиновые перчатки, а на лицо повязала марлевые маски. Это был целый ритуал, священнодействие, обряд. Лицо Атабека бледнело и бледнело, что, как знал Мир-Джавад, являлось признаком чьей-то смерти.

Мир-Джавад с любопытством следил за ним. Лицо Атабека, скрытое марлевой повязкой, уже слилось с ней своим цветом. Мир-Джавад, пользуясь тем, что его лицо скрыто под маской, нагло ухмыльнулся, оставив только глаза серьезными.

«У Атабека, клянусь отца, лицо, как у моего наемного тайного убийцы, — подумал он. — Клянусь, э, зашьет в живот начальника инквизиции мину замедленного действия. Вот будет потеха, если взорвется на каком-нибудь митинге. Буду держаться на всякий случай от него подальше».

Атабек подал знак, и двери в операционную открылись, пропуская торжественную процессию. По другому знаку двое подручных Атабека залепили наглухо пластырем рот начальника инквизиции.

«Зачем? — мелькнула у него мысль. — А, что я паникую? Для чего, зачем? Чтобы трубка не вылетела, когда меня усыпят».

Юсуф увидел, как к столу подошли, неестественно держа руки, два хирурга и медсестра.

«Хирурги, как бандиты, прячут лица под масками, у тех и у других руки в крови, у хирургов, правда, смертность повыше», — мрачно подумал начальник инквизиции и вдруг застонал от дикой, пронзившей все тело боли.

— Вы забыли об анестезии, вы забыли об анестезии! — кричал Юсуф, а его крики застревали в плотных слоях пластыря.

И начальник инквизиции понял, что не забыли об анестезии, а просто его варварски убивают. И узнал по очертаниям своих убийц.

«Это — Атабек и Мир-Джавад!.. О, аллах, какой страшный конец ты мне уготовил… Как больно!.. Они бы сами не посмели… Значит, это Гаджу-сан. Прямо убить меня не захотел, струсил. И отдал в руки этим зверям… Зверям? А ты разве лучше? „Ищущий, да обрящет“!.. Скольких ты убил, зарезал, отравил, утопил, сбросил в пропасть. И все по приказу Гаджу-сана. Ты верил в него, как в бога, ты служил ему, как дьяволу. Ты продал ему душу… Боже! Пошли мне смерть! Как милости прошу! Нет больше сил терпеть эту страшную боль… Это боль всех жертв, боль их детей и родных вливается в меня… „Мой добрый великан“! — так звал меня Сосун. Я был предан ему, как собака, все исполнял, что бы он ни приказал… Хотя нет, не все! Я отказался убить его первую жену, не могу убивать женщин и детей. Ее убил Арчил… Вот почему он рядом с Гаджу-саном, а я всю оставшуюся жизнь проходил в подручных у Атабека, который так люто меня ненавидел. Он помнил, как и я, тот день, когда он струсил в бою и бежал. По решению высшей коллегии я должен был зарезать его… Как он тогда умолял меня, валялся в ногах, обделался от страха, и его, смердящего и мокрого, не приняла даже смерть, в последнюю секунду Гаджу-сан выхлопотал у руководства помилования трусу и изменнику. Атабек с огромной радостью потом помог Гаджу-сану убрать то руководство, после смерти единственного, как только Гаджу-сан прорвался к власти… Но почему? Какие есть муки на свете… Слепец! У тебя же вырвалась фраза, которую Арчил сразу понял. Что я тогда ему сказал? „Она пришла в сознание и сказала несколько слов“… Зачем ты ему выдал себя?.. Кого ты решил испугать? Арчил верно догадался, ЧТО она сказала! Его ни одна из жертв никогда в лицо не видела, удар ножом в спину лишал каждого такой возможности, то, что жена Гаджу-сана сразу не умерла, — случайность, даже не случайность, а не до конца зажившая рана Арчила, полученная в боях с войсками Ренка, дала о себе знать. Когда я пришел осматривать труп, она, не открывая глаз, прошептала: „…агент Ренка, он всех нас предаст“! Она умерла, а я похоронил эти страшные слова в глубине сердца и боялся о них даже думать. Зачем я ему сказал? Поэтому мне и подписали приговор. За мной будут другие. Страх зовет на помощь жестокость. Я — первый, но далеко не последний… Будьте вы прокляты! Я скажу в аду, что вы идете следом»…

Мир-Джавад впервые присутствовал на операции. Его мутило, пот обильно заливал лицо, но медсестра привычно вытирала его лицо тампоном. Многих убил в своей жизни Мир-Джавад и всех либо чужими руками, либо на расстоянии пулей или ядом. Не было привычки резать живую плоть содрогающегося от нестерпимой боли тела, и Мир-Джавад поражался, глядя на Атабека, весельчака и жуира, любителя женщин и вина, с какой легкостью он резал и зашивал, промывал и прижигал.

«Золотые руки, хирург — „божьей милостью“!» — мелькнула мысль у Мир-Джавада.

Он был на подхвате и скальпеля в руках не держал, его держали как зрителя скорее, чем как полноправного участника: подержать зажим, убрать тампонами кровь… Но иногда ему начинало казаться, что это режут его самого.

Мир-Джавад зажал себя в кулак, решив умереть, но слабости не проявлять, или мягкотелости какой-нибудь…

Атабек быстро и блестяще провел операцию.

— Теперь ты будешь жить сто лет! — сказал с усмешкой, зашивая последний стежок на ране.

Но начальник инквизиции края, старый гангстер Юсуф вытянулся в последней судороге и умер.

Такая дьявольская радость зажглась на лице Атабека, что Мир-Джавад выронил зажим на пол от испуга…

— Наконец-то он мертв! — довольно произнес Атабек. — Я мечтал о такой смерти для него, и моя мечта сбылась… Вчера Гаджу-сан подписал указ о твоем назначении начальником моей инквизиции, сын мой!

Мир-Джавад почтительно склонился перед Атабеком. Он вошел в башню для избранных, вступил в круг посвященных…

Васо приехал рано утром на дачу Мир-Джавада без предупреждения, с неофициальным визитом.

Из аэропорта позвонил человек Мир-Джавада и сообщил, что Васо приземлился на своем личном самолете. Мир-Джавад велел срочно, на лучшей машине, везти Васо к нему на дачу, и через час, в течение которого из первой попавшейся отары были уведены несколько молодых барашков для шашлыка и плова, а из государственных подвалов привезены бочонки с коньяком и шампанским, с лучшими винами, какие только ни производились в этом благодатном южном крае, старший сын Гаджу-сана был доставлен на берег самого теплого моря.

Пьяница, дебошир и потаскун в свои двадцать пять лет был уже генерал-полковником авиации, и поговаривали, что скоро Васо станет маршалом. С первого дня рождения его зачислили в авиаполк лейтенантом, и теперь Васо шутил, что он в любую минуту может уйти на пенсию.

Мир-Джавад, глядя на своего молодого друга, тоже записал своего сына Иосифа, сына Гюли, в бронетанковый полк лейтенантом, пусть служит, бегая по двору.

Васо о воинской дисциплине имел весьма смутные представления, летал, когда хотел и куда хотел, и был свободен во всех своих желаниях.

— Клянусь отца, смешная штука получилась! — выпив бутылку коньяка и наевшись плова с шашлыком до отвала, стал рассказывать Васо. — Недавно я встретил свадебную процессию. Счастливое лицо красавицы-невесты всколыхнуло в моем сердце нечто похожее на чувство. Недолго думая, я приказываю первому попавшемуся патрулю забрать жениха, арестовать его, затем предлагаю ошеломленной невесте свою помощь, сажаю ее в машину, якобы чтобы ехать к прокурору, и увожу на одну из папиных дач, там девочка прозревает, что прокурор и ее судья — это я, пытается бежать, я ее ловлю, почти горелки, правда, когда догнал, помял и порвал одежды невинности. Но невинной была только одежда. Нет, ты представляешь, что за нравы, какое падение, добрачные связи надо объявить вне закона.