Лев Златкин - Охота на мух. Вновь распятый

• Название: Охота на мух. Вновь распятый
• Автор: Лев Златкин
• Издательство: Терра
• Жанр: Политический детектив
• Год: 1997
• ISBN: 5-300-01282-3

В сборник включены произведения известного современного российского писателя Льва Златкина.

Роман «Охота на мух» и повесть «Вновь распятый» на примере нашего недавнего мрачного прошлого показывают несостоятельность любого диктаторского режима.

---

Как только Никита вошел в кабинет, оперативник встал и занял привычное место, мешающее внезапному побегу. И не потому, что он боялся, что Никита убежит, такие не бегают. Просто в силу привычки.

— Черняков? — спросил он тепло, не как у врага.

Его тон обнадеживал. Никита согласно закивал: да, мол, Черняков, весь я тут невиновный, покорный.

— Я за тобой, поехали! — сообщил оперативник.

— Ранец собрать? — зачем-то спросил Никита, хотя и понимал, что ранец ему больше не понадобится.

— Не надо! — оперативник пристально посмотрел на Никиту. — Мы ненадолго. Хотя… Нет, не бери. Через час-два ты будешь в школе. Я в тебя верю. Смотри, оправдай, — добавил он шутливо, однако угроза прозвучала нешуточно.

Они вышли из школы плечо к плечу. Вроде и доверяли Никите, что не сбежит, а вроде и нет. А куда бежать-то? Дальше границы не убежишь. Без документов не спрячешься. Может, специально паспортную систему и ввели. Заранее готовились. Режим прописки кого хочешь выявит. За одним шпионом и то сколько мороки гоняться, а за миллионами разве уследишь без системы? Да ни в жизнь!

Так что, скорее опять по привычке, которая вторая натура.

У дверей школы их поджидала «эмка» черного цвета, с занавесками на окнах. Сколько раз мечтал Никита, глядя на мчащиеся по улицам эти автомобили, прокатиться вот на такой машине, с завистью провожая их взглядом, а пришлось, и никакого удовольствия, одни беспокойство и волнение. И не помогает ласковый взгляд. Ужас парализовал и волю, и мысли.

Никита боялся, что машина завернет к тюрьме, но шофер повернул к бульвару и вдоль бульвара поехал к площади Ленина. За квартал до площади свернул к новому комплексу зданий, занимаемых НКВД.

Никита облегченно вздохнул: «Не в тюрьму, значит, его арестовывать никто не собирается». Но, когда он вспомнил, сколь глубоки подвалы под этими зданиями, а об этом все шушукались в городе, пугливо озираясь, то ужас вновь охватил его и уже не выпускал из своих холодных лап.

Провожатый предъявил часовому пропуск на вход и, коротко бросив: «этот со мной!» — повел Никиту на второй этаж. У свежевыкрашенной двери, несколько отличавшейся от остальных, он знаком велел Никите обождать и, постучавшись три раза, скрылся в кабинете.

Никита стоял, не зная, куда бы себя приткнуть. Мимо него текла своя размеренная жизнь: из кабинета в кабинет сновали люди в форме темно-зеленого и черного цветов, торкались люди в штатском с застывшим ужасом на лицах. Эти, держа полученные по почте повестки в руке, тыкались, словно слепые котята, не в те кабинеты, что были указаны в повестках, это было странно, так как на каждой двери был четко указан номер кабинета. Но каждый свидетель, как заведенный, все равно попадал в нужный ему кабинет в лучшем случае только со второй попытки. И повестки в их руках дрожали осиновыми листочками.

Ждать пришлось недолго, всего минут двадцать, но это были двадцать минут, в которых каждая секунда была весомее обычных секунд, по меньшей мере, втрое.

Дверь открылась в ту минуту, когда Никита уже перестал чего-либо ждать и тупо уставился в маленькое, почти незаметное пятно на стене, ржавое и выгоревшее на солнце. Провожатый, высунув голову в приоткрытую дверь, окинул подопечного быстрым взглядом, цепким и профессиональным, остался доволен состоянием юноши и коротко пригласил:

— Заходи!

Никита машинально, чтобы снять оцепенение, ковырнул ногтем пятнышко, и оно все поместилось у него под ногтем.

«Неужели кровь?» — страшная мысль ошеломила, ноги стали ватными. В таком состоянии, «подготовленным», Никита и вошел в кабинет следователя. И первым, кого он увидел, был его отец. Постаревший сразу лет на десять, с воспаленными покрасневшими глазами, он сидел на крепко привинченном к полу табурете, уронив большие руки на колени, и монотонно повторял: «Не верю, не верю, не верю, не верю!»

Следователь, бросив довольный взгляд на вошедшего Никиту, откинулся на стуле и дружелюбно сказал:

— Напрасно, Черняков, вы нам не доверяете, не хотите разоружиться перед партией и народом, обвинение предъявлено вам очень серьезное…

— Никакого обвинения вы мне не предъявляли, — упрямо перебил его старший Черняков, — это оговор, и неизвестно еще, как вы получили показания Матевосяна…

— Мы привезли вашего сына, — указал следователь на вошедшего Никиту, — вернее, бывшего сына, он отказался от вас.

И следователь протянул газету через стол. Отец Никиты приподнялся, взял газету и лишь мельком взглянул на сына, когда садился обратно на табурет. Развернув газету, он внимательно прочел заявление сына, затем удивительно спокойно сложил газету и, не вставая, швырнул ее на стол следователю.

И так же спокойно спросил:

— Заставили?

Следователь обиженно развел руками:

— Обижаете, Черняков! Нам-то зачем нужно? Сам прибежал, да еще заявление в газету подписал числом на день раньше. Провидец! Если хотите, мы и это его заявление можем приобщить к вашему делу, представить на обозрение.

Отец смотрел на сына столь удивленно, словно на диковинку какую-то, в первый раз будто бы увидел. Долго молчал, но все же спросил:

— Это правда?

Спросил, заранее зная ответ. И он его услышал.

— Все верно, отец! — прохрипел Никита, в горле пересохло, а попросить стакан воды из красиво поблескивающего хрустального графина, стоявшего на столе перед следователем, не решился. Столь страшно было.

— Я уже не отец тебе! — медленно, все еще не веря, проговорил отец и внезапно закричал в отчаянии: — Пусть будет проклят тот день, когда я зачал тебя!

— Ну зачем же так! — стал его успокаивать следователь. — Сын у вас — патриот своей отчизны. Вам бы взять с него пример и рассказать о том, что вы знаете о группе Матевосяна. Ведь он вас выдал, не пожалел!

— Эти показания вы из него выбили! — не уступал старший Черняков. — Я по его стопам не пойду. Это молодых, таких, как мой сын, вы успешно ломаете. Моя вина, мало времени ему уделял, мало им занимался.

— Я считаю по-другому: прекрасного вы сына воспитали, — усмехнулся следователь, — и это вам зачтется на суде, если, конечно, вы дадите показания.

— Никаких показаний я давать не буду! — отрезал отец.

Следователь нажал на кнопку звонка. Тут же открылась вторая дверь, ведущая из кабинета в сторону, противоположную той, откуда явился Никита, и отца увели. Он вышел с гордо поднятой головой и даже в дверях не захотел оглянуться на предателя-сына.

У Никиты защипало в глазах, и он разрыдался, слезы потекли ручьями, отдавая вкусом соли на губах. Так обиженно плачут только в самом нежном возрасте, в раннем детстве.

Следователь поспешно налил в стакан воды из хрустального графина и заставил Никиту выпить, приговаривая укоризненно, как с маленьким ребенком:

— Ай-ай-ай! Такой большой, а плачешь, как маленький. Перестань, перестань! Мужчина ты или баба? Смотри, как ты мужественно расплевался с родителями. Не каждый так сможет. По идее должен, а не сможет.

Никита залпом выпил воду и, как ни странно, сразу успокоился. Только что-то оборвалось в груди и улетело куда-то безвозвратно, что-то очень важное, потому что появилось ощущение пустоты и холода там, где раньше располагалась душа.

«Ты бывал в семье Матевосяна?» — услышал он вкрадчивый голос следователя.

— Бывал и часто! — ответил он машинально, но голос его звучал чисто и звонко. — Я был обручен с его дочерью!

— Это замечательно! — обрадовался следователь. — Садись за мой стол. Вот тебе бумага, ручка и чернила. Память у тебя еще не поражена склерозом, на который так часто любят ссылаться старые борцы за так называемое «народное дело». Вспомни, мой хороший мальчик, всех людей, которых ты видел в доме Матевосяна, все разговоры, которые ты слышал…

— Я не знаю многих по фамилии! — перебил следователя Никита.

— Достаточно, если ты вспомнишь их имена и дашь словесный портрет, — успокоил следователь. — Главное, разговоры, разговоры… Работай!

Следователь внезапно пересадил Никиту из-за стола за стол, стоявший у стены, а сам достал из сейфа несколько папок с делами и стал их просматривать, время от времени бросая пытливый взгляд на пишущего Никиту.

А тот увлекся. Память у него была на самом деле замечательная, он вспоминал эпизод за эпизодом: лица, виденные им у Матевосяна, проплывали одно за другим, а разговоры настолько ясно слышались, как будто бы только вчера говорили. На миг, правда, мелькнуло и лицо Стеллы, дочери Матевосяна, мелькнуло и пропало, не вызвав ни тени малейшего сожаления у Никиты.

«Что было, то прошло!» — подумал он и тихо спел: «Многое вспомнишь, давно позабытое»… — и змеиная усмешка чуть-чуть тронула его губы, исказив лицо гримасой отвращения к самому себе.

Следователь как раз в эту секунду посмотрел на Никиту и, заметив его гримасу, сразу вспомнил о важном деле, открыл ящик стола и достал какую-то бумагу, положив ее перед собой, чтобы не забыть.