Альберт Каганович - Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917

• Название: Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917
• Автор: Альберт Каганович
• Жанр: История
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4448-0442-1

Исследование посвящено различным аспектам истории бухарских евреев в 1800–1917 годах. Жившие в Туркестане во время его завоевания Россией (1860—1880-е годы) бухарские евреи получили почти равные права с проживавшими там мусульманами, заняв уникально льготное место в дискриминировавшем евреев российском законодательстве. Такая ситуация стала, с одной стороны, результатом либерализации политики по еврейскому вопросу в последнее десятилетие правления Александра II, с другой – признанием «полезности» бухарских евреев в недавно завоеванной колонии. В последние десятилетия существования империи на статусе бухарских евреев отразилась борьба старого имперского и нового националистического подходов к еврейскому вопросу и туркестанской политике. Эта борьба показала, что, несмотря на торжество новых идеологических стереотипов во взглядах царской семьи, России того времени не чужда была некоторая гибкость, если дело касалось ее экономического развития. А. Каганович – исследователь Программы изучения иудаики (Judaic Studies Program) при Манитобском университете (Виннипег, Канада).

---

Но другие очевидцы этих событий, русские офицеры Василий Верещагин, Михаил Терентьев и Константин Черкасов, не заметили этого участия, а иронически описали, как бухарские евреи, укрывшись во время осады во дворце Тимура, плакали и стонали от страха. Черкасов, сообщая об инженерных работах в крепости при ее осаде, отметил, что к ним из-за отсутствия рабочих были привлечены джигиты и арестанты, а евреев вообще не упомянул[249]. Однако не исключено, что он посчитал их тоже джигитами.

Большинство бухарских евреев не успели укрыться в крепости и за проявленную лояльность к русским оказались жертвами погрома, который сопровождался человеческими жертвами. Среди погибших был шойхет (буквально «резник», т. е. ритуальный забойщик скота) и раввин Барух (по прозвищу Гулям) сын Фузайла, а среди раненых – калантар (буквально «наибольший», т. е. староста) бухарских евреев Моше Калантаров, спасший свою жизнь ценой перехода в ислам[250].

После возвращения главных русских сил в Самарканд и подавления восстания Кауфман наказал жителей города, разрешив солдатам расстреливать пленных, мародерствовать и поджечь базар[251]. Столь неординарные меры были предприняты в отместку не только за само восстание, но и за отсечение противником в ходе этой военной кампании голов убитым, что особенно ожесточило русских солдат. При этом им было отдано распоряжение не трогать евреев. Согласно рассказам бухарских евреев начала второго десятилетия XX века, чтобы отличить их от мусульман, им было указано: мужчинам перекинуть конец веревки через плечо, а женщинам на одном из рукавов верхнего халата прикрепить кусок пряжи. Скорее всего, бухарских евреев отличали и по длинным пейсам, которые те тогда носили. Вероятно, эти меры помогли им избежать погрома.

Памятник Баруху (Гуляму) сыну Фузайла, 1920-е годы (фото А. Кагановича).

Магомет Суфи, принимавший участие в восстании, утверждал, что после его подавления евреи показывали русским солдатам лидеров повстанцев и места, где мусульмане зарыли в землю свои деньги и ценности[252]. Однако, проживавшие изолированно в своем квартале, самаркандские евреи вряд ли могли располагать такой информацией, тем более что до полного перехода города под контроль русских они старались не попадаться мусульманам на глаза.

В. Верещагин. После неудачи (Самарканд), 1869 год. © Русский музей, Санкт-Петербург, 2016

Среди воспоминаний об этих событиях сохранилось одно свидетельство о том, что русские солдаты во время грабежа расстреляли двоих пойманных бухарско-еврейских детей десяти – двенадцати лет и лишь чудо спасло от смерти еще одну девочку такого же возраста[253]. В результате поджога базара бухарские евреи понесли большие материальные убытки[254]. Впрочем, потери евреев несравнимы с потерями другой симпатизировавшей русским части самаркандского населения – иранцев. Причинами их симпатии были религиозное презрение к ним со стороны суннитского большинства и надежда на отмену рабства, ведь многие из них были рабами. Во время осады иранцы ухитрялись приносить русским солдатам воду, в которой, как мы уже знаем, осажденные испытывали недостаток. Некоторые из иранцев тоже скрывались в крепости. По поручению ее коменданта один из иранцев доставил записку Кауфману[255]. Мартин Лыко пишет, что во время мародерства солдаты нескольких частей по ошибке напали на иранские деревни (вероятно, имеются в виду шиитские кварталы на окраинах). Их жители в отличие от прочих мусульман не прятались, так как, будучи лояльными, не ожидали появления погромщиков. Когда о нападении узнало начальство, отмечает Лыко, «тотчас были приняты меры: имущество отобрано и возвращено по принадлежности, но кто попался на штык, того, конечно, нельзя было возвратить с того света»[256].

На третий день грабеж был прекращен, и русский лагерь превратился в базар, куда приходили некоторые мусульмане выкупать свои вещи[257]. При этом несколько бухарских евреев, завязавших отношения с русскими солдатами, стали, по информации Радлова, основными маркитантами лагеря[258]. Но его сведения не подтверждаются другими источниками. Напротив, встречается больше свидетельств о том, что в основном торговали тогда татары[259].

Бухарские евреи были рады, что русские вновь взяли город. Сотрудничество во время мусульманского восстания с русской армией имело для них огромное психологическое значение: они гордились своим участием в защите крепости[260]. Многие путешественники, посетившие Самарканд после подавления восстания, отмечали теплое отношение бухарских евреев к русским[261]. Один из первых русских исследователей Средней Азии, Лев Костенко, через полгода после описанных событий писал, что бухарские евреи, которые во время восстания были заперты в своем квартале, после снятия блокады плакали от радости, бросались на шею к своим избавителям и целовали стремена верховых[262]. Другой русский путешественник написал в 1872 году о своем посещении бухарско-еврейского квартала:

Для русских жидовская слободка, как ее прозвали они, представляет уже далеко не тот колорит, какой встречается в остальных частях города, хотя улицы и постройки совершенно одинаковы. Тут резко бросается в глаза отсутствие того недоверия, той закупоренности, которыми дышат магометанские улицы. Почти везде отпертые ворота, снует народ. Всюду встречаешь женщин без покрывала; везде слышится ласковый привет, радушное предложение услуг, доверчивая улыбка и прямой открытый взгляд… Живой, смышленый по природе народ этот зажил привольно в городе и с самым искренним доверием стал относиться к русским, подавая, таким образом, благотворный пример остальным самаркандцам[263].

Отдельные бухарские евреи приняли участие и в более активных военных действиях. Так, Барух Юшваев в 1868 году участвовал в качестве джигита в походе русской армии на Самарканд и позже, в 1875–1876 годах, – в завоевании Кокандского ханства[264]. Сергей Небренчин пишет, что в ходе Кокандской кампании штабс-капитан Церицкий (очевидно, имеется в виду Константин Церпицкий) привлек 800 татар и евреев, которые активно помогали русской армии[265]. В 1875 году, во время похода Михаилa Скобелева на Коканд, Авез Бадальбаев в течение двух с половиной месяцев служил в отряде джигитов, сопровождавшем артиллерийский дивизион. Согласно мнению командира, он отличался усердием и исполнительностью[266]. Несмотря на посильное участие бухарских евреев в русском завоевании Средней Азии, некоторые администраторы с конца XIX века стали относиться к ним пренебрежительно. Об этом свидетельствует одно из многочисленных прошений Юшваева о назначении ему пенсии:

Когда генерал Куропаткин… был окружен киргизами и при одном из нападений ранен в руку, тогда он вызвал охотников доставить записку в г. Ош с просьбой о помощи. Из всех джигитов на этот опасный подвиг вызвался только я. Хотя за мной гнались враги киргизы, но благодаря доброму коню, мне удалось исполнить взятое на себя поручение, отделавшись раною, нанесенною мне пикой в бедро. И помощь из г. Оша в Лянгар была выслана своевременно. За этот… подвиг, не будь я евреем, наверное, был бы награжден георгиевским крестом, я же получил только в награду сто рублей, и то не тогда, а уже в то время, когда генерал Куропаткин был военным министром. Были мне высланы из Главного штаба…Не было ни одного сражения во время Кокандского похода, в котором участвовал генерал Скобелев, в котором я не принимал бы участия… Все оставшиеся в живых джигиты, участники Кокандского похода, уже давно получают пенсии, я же один только не получаю ничего…Я решаюсь покорнейше просить… невзирая на мою национальность исходатайствовать мне пенсию, дабы не было мне обидно против товарищей моих джигитов из мусульман. При этом присовокупляю, что за покорение Кокандского ханства имею бронзовую медаль на Георгиевской ленте, за походы в Средней Азии 1853–1895 гг. медали Николая I, Александра II, Александра III и Николая II за усердие на Аннинской ленте[267].

Участие отдельных бухарских евреев в завоевании Кокандского ханства не предотвратило убийства их собратьев русскими солдатами при взятии Андижана. Данное событие подтверждается различными источниками. Так, в прошении андижанских евреев в 1879 году о прекращении прокладывания улицы по еврейскому кладбищу упоминается без каких-либо подробностей убийство русскими солдатами в 1875 году тридцати семи евреев, и в том числе раввина. Из Журнала Ферганского областного правления от 14 июля 1908 года следует, что в январе 1876 года русскими войсками при штурме Андижана были убиты (как защитники города) сорок четыре еврея, похороненные затем в братской могиле[268]. Свою версию произошедшего представил в 1911 году чиновник по особым поручениям при генерал-губернаторе Антон Радзиевский:

Евреи эти во время штурма находились в одном из помещений на Искиад-Базар. Когда город был взят и наши войска вступили, то из этого помещения был сделан выстрел. Тогда несколькими залпами наших солдат были перебиты все находившиеся в этом помещении. Уцелели только три еврея, один с простреленной щекой, но семейства некоторых из них остались невредимы, так как находились отдельно[269].