Василий Цаголов - За Дунаем

• Название: За Дунаем
• Автор: Василий Цаголов
• Издательство: Ир
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1968

Роман русскоязычного осетинского писателя Василия Македоновича Цаголова (1921–2004) «За Дунаем» переносит читателя в 70-е годы XIX века. Осетия, Россия, Болгария... Русско-турецкая война. Широкие картины жизни горцев, колоритные обычаи и нравы.

Герои романа — люди смелые, они не умеют лицемерить и не прощают обмана. Для них свобода и честь превыше всего, ради них они идут на смерть.

---

— Смотрите! — прошептал Фацбай.— Турок!

Из леса, перед которым вчера проходила вражеская позиция, вышел турок и посмотрел в сторону балки, в которой укрылся дивизион. Потом он оглянулся назад и, сильно пригнувшись, быстро пересек поляну. Сделав шагов двадцать, остановился, повел головой по сторонам и опять двинулся вперед. Прибежал хорунжий Хоранов, зашептал:

— Смотрите, не вспугните его... Зембатов сказал, что он не похож на лазутчика. А там кто его знает?

Бабу подался вперед, но его удержал хорунжий.

— Христо?! — Бабу оттолкнул все еще удерживавшего его Хоранова и выскочил на поляну.

— Бабу!

Христо в два прыжка оказался среди осетин и попал в крепкие объятия Бабу.

— Дорогой мой... Бабу!

— Брат! Христо!

Бабу вытер набежавшую слезу, чем немало удивил Бекмурзу, который, устыдившись за него, отвернулся и неодобрительно присвистнул.

— В Сербии воевали... Побратимы мы с ним! — проговорил взволнованно Бабу.

Христо откинул полу кафтана, и все увидели кинжал в серебряных ножнах. Тогда осетины теснее обступили болгарина, а Бекмурза заглянул ему в лицо.

— Побратим, говоришь? — Бекмурза обнял Христо.— Так это ты о нем все вспоминал.

— Ну, рассказывай,— попросил Бабу.— Где ты был после того, как мы расстались?

— О, сколько мне надо поведать тебе... Я же немного пробыл у Гурко. Какой генерал! Лев! И солдаты похожи на него... Попал я со своими гайдуками в роту пластунов, как раз перед атакой турок. Перед нами с войском стоял сам Сулейман-Паша. Это был не бой, а ад, Бабу. Э, в Сербии мы не воевали! Ты бы посмотрел, Бабу, как унтер-офицер подхватил знамя и ринулся вперед! Пуля попала ему в живот, но он не сразу выпустил знамя. Потом знамя подхватил подполковник Калитин и крикнул: «Ребята, наше знамя с нами, вперед!» И тут же упал с коня: его тоже убили. Герой был! Эх, Бабу, жаль тебя не было с нами в том бою... Ну ладно, пойду к вашему командиру. Я еще приду к тебе, Бабу,— друзья обнялись.— А ты знаешь, что сказал болгарам Гурко? Я на всю жизнь запомнил его слова: «Вы показали себя такими героями, какими вся русская армия может гордиться». Бабу, как ты думаешь, пришел туркам конец?

— О, конечно, Христо!

— Спасибо, Бабу! Ну, я пойду.

Хорунжий указал Христо, куда идти. За ними двинулись Бабу и Бекмурза. Болгарин часто оглядывался на них и кивал головой. С его лица не сходила улыбка. Когда они проходили мимо убитого осетина, Христо остановился и неожиданно снял шапку.

— Проклятые турки,— проговорил болгарин вполголоса.

Бабу схватил Христо за плечи, прерывающимся от волнения голосом спросил:

— Ты знал его?

Опечаленный болгарин кивнул головой и присел рядом с убитым.

— Когда турки узнали о вашем дивизионе, они привезли из-под Кареа двух осетин, думали подослать их к вам...

Бабу с ненавистью посмотрел на убитого.

— Но ваш брат отказался, и тогда турки долго мучили его. Потом, он согласился, — болгарин нагнулся и поправил раскинутые полы черкески убитого.

— Собака! — воскликнул Бекмурза.

Вздрогнул Христо, посмотрел на него снизу вверх.

— Почему ты ругаешь его? — в голосе болгарина послышалась угроза.

— Он изменник,— вмешался в разговор хорунжий.

— Пусть в моем народе будет побольше таких изменников, как он,— мягко сказал Христо.— Турки обрадовались, когда осетин решил проникнуть к вам и склонить на предательство. Вывели вашего брата в лесок двое сопровождающих. Один тут же погиб от его руки, а другой успел выхватить саблю... Турки думали, что он погиб... Как он приполз сюда? Слышал я о нем от самих турок... Ну, пойдем к командиру...

Переглянулись Бекмурза и Бабу, опустили низко головы. Уже стихли шаги Хоранова и Христо, а они все еще стояли над убитым.

— Принеси мою бурку,— произнес, наконец, урядник.

Бекмурза ушел и вскоре вернулся с двумя бурками. Расстелили бурку Бабу и бережно перенесли на нее тело земляка, а буркой Бекмурзы укрыли.

... Блеснула сталь в руках друзей. Они вонзили клинки в холодную землю. К ним присоединился и Фацбай. Затем их сменили. Сотня молча копала могилу.

... Под ветвистым каштаном вырос безымянный курганчик. Убитый унес с собой тайну: имя своего отца.

После боя у Дели-Сулы Тутолмин получил первый рапорт Левиса. Полковник очень подробно писал ему: «Осетины дрались со свойственной им отвагой, и меткие выстрелы их заставили неприятеля отступить через глубокий овраг и занять позицию по другую сторону оврага... Несмотря на отчаянное сопротивление,

276

в третий раз были сбиты турки и бежали. Позиция у Дели-Сулы занята с бою. Считаю своим долгом доложить об отличной распорядительности командира осетинского дивизиона ротмистра Есиева, об отличиях, оказанных сотенными командирами Дударовым и Зембатовым и прочими офицерами, а также о храбрости и мужестве нижних чинов. Покорнейше прошу ходатайства Вашего о воздаянии по заслугам как офицеров, так и нижних чинов, более отличившихся в этом деле».

Начальник бригады в свою очередь послал в штаб передового отряда полевую записку: «Вчера разъезд открыл неприятеля (конных более 200, пеших до 200), желавшего удержать выход из глубокого ущелья перед плато у деревни Дели-Сулы. Полковник Левис был во главе колонны. Следовательно, все вышло хорошо, в порядке и с божьей помощью позиция взята с бою. Осетины были высланы на джигитовку, две сотни владикавказцев поддержали их центр. Из остальных двух сотен вызваны были на фланги лучшие стрелки, и неприятель бежал, выбитый из трех сильных позиций. Прошу ходатайства вашего превосходительства о воздаянии по заслугам храбрых владикавказцев и осетин. Убитые и раненые все из осетин».

А на следующий день в бригаде стало известно, что русские войска прошли через Балканские горы и заняли долину реки Тунджи. Разбив турецкие войска у Оресаты, Уфлани и Казанлыка, войска отрезали путь отступления туркам, и последние вынуждены были уйти на вершину Шипки, где их и окружили.

Через несколько дней пришла новая весть, ободрившая войска: русские взяли Шипку!

8

С тех пор, как Знаура осудили на двадцать лет и сослали в Сибирь, Фарда ни разу не выходила на улицу, а с невесткой почти не разговаривала. Она спала, не раздеваясь, на глиняном полу, подложив под голову руку.

Вставала задолго до рассвета, устраивалась у очага и, обхватив руками колени, сидела не шелохнувшись, пока Ханифа не давала ей поесть. Или забивалась в угол мазанки и, уткнувшись лицом в колени, причитала без слез.

К ней приходили родственники, говорили, что этим теперь сыну не поможешь, но старуха оставалась безучастной ко всему. С наступлением темноты Фарда уходила в конюшню и что-то шептала коню глухим голосом. Боясь за нее, Ханифа тоже не спала, а потом целый день занималась хозяйством. Правда, под покровом ночи, чтобы не видели соседки, приходила к ней Борхан. Надо же было помочь дочери: Ханифа ждала ребенка.

Жили тем, чем помогут родственники и соседки. Сыновья Бза привезли сено на зиму для коня, заготовили дров. Однажды сам Бза рано утром прикатил на арбе и, ни к кому не обращаясь, сгрузил под навес мешок кукурузной муки. Ханифа старалась расходовать ее как можно экономнее.

Набрав чашку муки, чтобы сварить халтамата, Ханифа, однако, подумала и высыпала муку обратно: «Пойду лучше в огород, может, в земле осталась картошка». Она перешагнула через низкий плетень, но в это время залаяла собака. «Кого это принесло? Неужели опять черная весть?» — Ханифа вернулась во двор.

— О, Знаур, где ты? Выгляни на улицу!

«Кудаберд?! Что ему надо?» — встревожилась Ханифа и, оглядев себя, пошла открывать калитку. Хромой улыбнулся ей и, откинув перекосившееся тело назад, сказал:

— Если Фарда дома, то пригласи меня!

Ханифа молча отошла в сторону, и Кудаберд ступил во двор. Сложив руки на ремне, он, как показалось женщине, старался обратить ее внимание на свою новую черкеску. И хотя длинные полы обновки- касались пяток сафьяновых чувяк, ему было не скрыть дугообразной ноги.

Окинув с нескрываемым любопытством двор, Кудаберд хотел было плюнуть по привычке, да вовремя удержался: из мазанки вышла старуха.

— Добрый день, Фарда!

Впервые за долгое лето старуха, встретившись с чужим человеком, не ушла. Ханифе показалось, что свекровь как будто даже обрадовалась Кудаберду.

— Фарда, ты извини меня, но я хотел спросить тебя, не продашь ли коня? Стоит он в конюшне и только сено ест...

Вздрогнули плечи старухи, переступила с ноги на ногу, и было видно, как сжались ее губы.

— Да, да... Зачем он вам? В доме нет мужчины.

Женщина подошла к хромому.

— Хорошо заплачу за него. Вижу, как вам трудно...

— Несчастный хромой! — неожиданно крикнула женщина.

Опешил Кудаберд, отступил на шаг, но поздно: Фарда, подбоченясь, шагнула к нему вплотную и плюнула в лицо. Ужаснулась невестка, закрыла лицо руками и попросила умоляюще: