Сергей Шведов - Белые волки Перуна

• Название: Белые волки Перуна
• Автор: Сергей Шведов
• Издательство: Крылов
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2006
• ISBN: 5-9717-0283-1

Дружина Белых Волков помогла князю Владимиру захватить Полоцк, а потом и Киев. Но мало взять власть, надо ее еще и удержать. Нет мира между родами и племенами славянскими. Каждое племя силится отстоять свою правду, каждый род кланяется своим идолам. Волхвы считают, что только бог Перун, напитавшийся жертвенной кровью, способен удержать людей в страхе и повиновении. Ладомир, порубежный воевода, усомнился в правоте волхвов, чьей волею он однажды стал мечником бога Перуна — Белым Волком — и оказался в море страстей и кровавых усобиц, захлестнувших Русь...

---

Вроде бы все смотрели на воеводу Добрыню и многие даже с лютой злобой, а мало кто углядел, как вылетела из рядов мечников сулица и ударила под вдох воеводе. Зато все увидели, как он, всплеснув руками, откинулся назад и повалился с седла. Толпа замерла, как громом поражённая, и в той наступившей тишине прорезался звонкий голос:

- Это месть Перуна отступнику.

Никто и ахнуть не успел, как на лобном месте объявился Бакуня и воздел над головой полотно с Перуновым знаком. А вслед за ведуном полезли невесть откуда молодцы в волчьих шкурах, расчищая дорогу в плотно спрессованной толпе. Толпа не сразу поняла, что от неё хотят, но подчинилась, расколовшись на две почти равные части. Средь новгородской старшины возникла паника - одни метнулись вслед за поверженным воеводой в Детинец, увлекая за собой мечников, а другие застыли истуканами на лобном месте, раззявив рты. Хабар с Верещагой оказались среди последних и не по отчаянности даже, а просто потому, что не успели укрыться за тыном до того, как ворота Детинца закрылись наглухо. А по освобождённому проходу двигались одетые в белое старцы, и в переднем по длинной седой бороде опознал Хабар кудесника Вадима. Волхвы шли пешими, а следом два облачённых в звериные шкуры мечника вели под уздцы белого как снег коня. А на том коне, завёрнутая в волчью шкуру, сидела Милава, держа на руках ребёнка лет пяти с полыхающими золотом волосами. У Хабара при виде этой процессии сердце упало вниз и помутилось в голове. А рядом икал от изумления и испуга боярин Верещага и всё тыкал в бок кулаком и без того потерявшего дыхание Хабара.

Поражённое невиданным зрелищем молчало и новгородское вече, и в этой мёртвой тишине на лобное место взошли волхвы, числом девять. Вадим-кудесник выдвинулся вперёд и простёр руки над толпой. В эти простёртые руки и отдала Милава малое чадо. И Вадим торжественно вознёс золотоволосого ребёнка над притихшей площадью.

- Вот он, Владимир, сын Перуна, присланный отцом, чтобы править вами! За него отдайте свой голос, новгородцы!

У боярина Верещаги сил уже не осталось ни для икания, ни для тычка, только что на землю не сел от удивления.

- Здрав будь Владимир, сын Перуна, в Новгороде! - гаркнули первые ряды. - А иным князьям на землях наших не судить и подати не брать.

Крик был громким, но недружным, потому как большинство новгородцев молчало, поражённое таким оборотом событий. Однако и против никто не торопился сказать слово. Разве что дёрнулся вперёд совсем уже потерявший ум боярин Верещага. Хабар придержал было его за полу кафтана:

- Не спеши, боярин, это ещё только самое начало.

Но Верещага стриганул по лицу Хабара безумными глазами и выперся на лобное место, потрясая сухим кулачком:

- Где доказательства, что сей малой сын Перуна? - закричал он, захлёбываясь собственной ненавистью. - Это сын Милавы дочери Хабара, невесть с кем нагулянный. Опомнитесь, новгородцы!

Вид брызжущего слюной Верещаги отрезвил новгородское вече, и в задних рядах глухо заворчали. А Белых Волков, стали теснить к налобью, вроде бы пока без злобы, но со старанием, за которым чувствовалась уже чья-то воля.

И вновь воздел руки к небу Вадим, и голос его перекрыл гул толпы:

- Тебе мало, боярин, слова Перуновых волхвов, так получай ответ Ударяющего бога!

А дальше случилось и вовсе ужасное - вспыхнул вдруг боярин Верещага огненным факелом и пал с воплями на земь прямо под ноги отшатнувшейся толпе. Совсем вроде сух и тощ был старый боярин, а чаду и вони с него хватило на всю площадь.

И вновь, перекрывая гул изумленного веча, гаркнули первые ряды:

- Здрав будь князь Владимир, сын Перуна!

И больше уж не нашлось человека, рискнувшего бы против этого вечевого приговора сказать противное слово. Во всяком случае, многим так показалось. На Бакунином лице явно читалось торжество, а Хабар перевёл глаза на дрогнувшие ворота Детинца.

Заунывный звук рожка прорезал тишину, и из тех ворот повалили одетые в бронь мечники на сытых конях, а среди них Добрыня, сын Мала, которого многие уже сочли мёртвым. Из-за спин конников сыпанули на лобное место стрелы. Кабы не собственное проворство, плавать бы Хабару в крови вместе с кудесником Вадимом, в которого вонзилось не менее десятка стрел. А Добрынины дружинники уже врубились в толпу, крестя мечом и правого и виноватого. Толпа взревела от ужаса и подалась назад, искать спасения по улицам и проулкам от взбесившихся воеводиных мечников. Отпор нападающим дали только Белые Волки. Они метались среди конных, не давая уложить себя стрелой, и разили мечами снизу вверх.

Кровавый клубок из человеческих тел докатился до лобного места, захватив и щербатого ведуна Бакуню, и Милаву, которая, к удивлению отца, тоже обнажила меч и отбивалась сейчас от двух дружинников, прикрывая малого Владимира, которого волхвы успели сунуть ей в руки.

- Волчицу взять живьём, - прогремел над площадью голос Добрыни. - И сосунка тоже.

Ратились недолго. На одного Волка у новгородского воеводы чуть не по два десятка мечников, а безоружные новгородцы ничем Перуновым ближникам помочь не могли. Сколько полегло людей, Хабар не считал, видно было только, что лежат густо, а всё искал глазами свою дочь с малым Владимиром. Но её уже сбили с коня, а живую или мёртвую, про это он думать боялся. Подлетевший было к Хабару Глот был остановлен окриком Добрыни:

- Не трогать Хабара, он свой долг пред Великим князем исполнил с честью.

С честью или нет, но исполнил, родной дочери не пощадив. А винить себя Хабар не винил, потому как и на земле, и выше прав тот, кто сильнее. Сила оказалась за греческим богом, а Перуновы волхвы не захотели этого понять и поднялись против установленного свыше порядка. За это и сами поплатились, и погубили ни за что множество людей. У Хабара-то выбор был невелик: или пасть сглупа за проигранное дело, или встать на сторону сильного. Он и встал по знаку свыше, ну и как велел собственный разум.

Крещение Хабар принял вместе с внуком среди первых, потеснив замешкавшегося Глота. А уж следом за ним в новую веру пошла вся старшина новгородская. От всех переживаний и от долгого стояния на ветру у Хабара вновь прихватило спину. Но не те ныне времена, чтобы спокойно отлёживаться дома. Зван был Хабар среди лучших новгородских мужей на воеводин пир по случаю торжества нового бога на славянских землях. Отклонить лестный зов под предлогом нездоровья, не было никакой возможности. Да и о Милаве хотелось узнать Хабару - жива ли? На Бакуню особенно был зол боярин - втравил щербатый жёнку с ребёнком в кровавое дело. С кудесника Вадима и ближних к нему волхвов спрос невелик, а вернее вовсе нет никакого спроса - полегли все девять на лобном месте. А щербатый ведун ушёл, как сквозь землю провалился. Добрыня по этому поводу особенно сокрушался, и Хабар в том сокрушении был с ним солидарен - много ещё бед способен натворить Бакуня. Не вся Перунова рать полегла на Новгородчине, и Великому князю, и наместникам его, и служителям нового бога от них ещё будет много беспокойства. Новгородцы приняли крещение, поскольку некуда было деваться от Добрынинного меча, но злобу затаили на хитроумного воеводу, и эта злоба прорвётся наружу рано или поздно. Многие уже догадались, что обманул Добрыня своей ложной смертью Перуновых волхвов, в противном случае не пошли бы они на лобное место столь бесстрашно и открыто. И боярина Верещагу жаль, который стал не к месту перечить волхвам.

- Эту хитрость я знаю, - сказал Добрыня, поднимая чарку за помин боярина. – Волхвы берут черную воду на болотах, а та вода горючая. Стоит только бросить искру, как облитый ею человек превращается в факел.

Никто воеводе не возразил, и за ушедшего в страну Вырай боярина Верещагу выпили с горестью. Похоже, последним из новгородской старшины ушёл он туда, потому что, говорят, печальникам нового бога закрыта дорога в посмертную обитель предков. Совсем в другую страну будут попадать те печальники, прямо пред светлы очи нового бога, и тот будет одаривать каждого по его трудам земным. А страны Вырай конечно жаль. Боярин Вышеслав эти слова ляпнул во хмелю. Уж коли принял от нового бога благословение, то что же о старых богах вспоминать. Зря травить сердце, и своё, и чужое. На боярина Вышеслава шикнули со всех сторон, и он примолк, растерянно хлопая куцыми ресницами.

На служек греческого бога смотрели с опаской - и сами жуковаты, и одежда на них черна, и бороды коротковаты. У волхвов-то бороды чёсаны до пояса. И говорят служки непонятно. Даже если говорят славянским языком, то всё равно темно.

Воевода Добрыня хоть и скалит привычно зубы, но глазами на христовых служек косит недоверчиво. И пир вышел скучноватый. Хотя выпили немало, но языки не шевелятся во рту, а если шевелятся, то не в ту сторону, как у того же боярина Глота, чтоб ему подавиться куском мяса.