Юрий Смолич - Мы вместе были в бою

• Название: Мы вместе были в бою
• Автор: Юрий Смолич
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1951

Роман Юрия Смолича (1900–1976) «Мы вместе были в бою» посвящен борьбе советского народа с немецко-фашистскими захватчиками.

---

Потом Мария что-то сказала, кивнув головой на пенистый поток. Но за шумом водопада Стахурский не расслышал.

— Что ты сказала?

Она приблизила губы к его уху и прокричала:

— Электростанции! Я говорю: от горного плато до самой степи тут строят каскад малых гидростанций, и ток их будет передаваться по кольцу.

— Здорово!

— Что?

— Я говорю: здорово!

И они оба засмеялись.

Когда они, перейдя через мостик, вышли в парк, их встретили одуряющие ароматы роз. Они шли по дорожке цветника — белые, розовые и красные розы стояли шпалерами с обеих сторон. Мария спросила:

— А помнишь, как мы перешли вброд Тиссу, такую же бурливую в ущельях Карпат? Это уже была граница нашей земли, рубеж, и мы впервые вступили на чужую землю.

— Помню.

Они запомнили это на всю жизнь: родная земля освобождена до последней пяди — и она лежала позади, залитая кровью, в пепелищах и руинах, а впереди был враг — и надо было доконать его и победить. Любовь к пострадавшей отчизне, ненависть к наглому захватчику, вера в справедливость и победу вели тогда бойцов на героические, вдохновенные, небывалые в мире бои.

— А помнишь, как на каком-то альпийском бурливом потоке был наш последний бой и мы закончили войну?

— Помню.

Потом они одержали победу, и впереди была прекрасная мирная, творческая жизнь.

Стахурский улыбнулся и сказал:

— Но потом, после окончания войны и последнего боя, у меня был еще один бой на «ничьей» земле. Помнишь, я тебе рассказывал?

Он умолк и погрузился в свои думы. Умолкла и Мария. На ее просветленное от ярких воспоминаний лицо набежала тень.

— Вот видишь, — сказал Стахурский, помолчав, — был Клейнмихель, был Мунц, а теперь вот появилась и Берта-Леди… Прости, — прервал он себя, — я не хотел возвращаться к этому, это вышло само собой.

Мария бледно улыбнулась.

— Ничего… Ты прав. К этому надо возвращаться постоянно.

Они снова умолкли и некоторое время шли молча. Боль, только что пережитая, но не изжитая еще совсем, снова нахлынула на них. Мария тряхнула головой, точно хотела отогнать грустные мысли.

— Ну, расскажи же мне о себе. Ты педагог! Вот не представляю тебя педагогом. Ты очень кричишь на студентов? Они очень боятся тебя?

— Боятся. Я сердитый педагог!

Он сказал это шутливо, но сразу же заговорил с искренним увлечением:

— Ты знаешь, Мария, очень интересно быть педагогом! Такое необыкновенное ощущение, словно ты переливаешь себя в других, в десятки, в сотни иных людей. Это чрезвычайно приятное чувство: ты — сам-сто, сам-тысяча. Так сказал мне секретарь райкома, когда уговаривал идти на педагогическую работу. И теперь я его понимаю: я — инженер, а за мною целый коллектив молодых инженеров.

Мария с завистью посмотрела на него.

— Я понимаю… Это — как на фронте, когда прибывает пополнение молодых бойцов и ты готовишь их к бою.

— Приблизительно… если и сам пойдешь с этими бойцами в бой. На лето я поеду с моими студентами на практику в Донбасс. Понимаешь, как это хорошо? Мы будем строить и одновременно продолжать учебу. Ты знаешь, у меня есть мечта: когда я выпущу мой курс, возглавить строительную организацию, в которой на разных стройках будут работать мои нынешние студенты. Ты понимаешь? Я ведь каждого из них сумею использовать наилучшим образом, так как хорошо знаю их. Правда?

— Конечно. Я вижу, ты доволен своей работой.

— Доволен. Это очень важно — чувствовать ответственность своей работы.

Мария сразу же опечалилась:

— Ну, парторгом меня теперь не оставят.

— Да. Но ты исправишь свою ошибку, и с тебя снимут взыскание.

— Все равно. Я сама откажусь от ответственной работы.

— Почему?

— Я не справилась, как видишь…

Стахурский возмутился:

— Ты не имеешь права! Мария, разве ты не понимаешь — мы уже давно потеряли право не быть ответственными. Мы должны уметь быть ответственными. Ты, солдат, не хочешь нести ответственности? Что же ты будешь делать? Сидеть сложа руки?

— Я — географ. Я буду работать, — уклончиво ответила Мария.

Стахурский пожал плечами и сердито умолк. Мария, подавленная, тоже молчала. Им не хотелось возвращаться мыслями к только что пережитому, но эти мысли возвращались сами, — слишком болезненно, слишком важно было оно. Беда так внезапно свалилась на Марию, и она растерялась.

— А потом, — сказала она тихо, — я женщина, я буду матерью, я создам семью. Разве семья — это не большое дело?

— Большое, — строго сказал Стахурский, — но этого еще мало. Создать семью — это только первый шаг в жизни. Разве советский человек убегает в свою семью, как в башню из слоновой кости? — Он горячо заговорил: — Мария! Мы коммунисты. Мы не имеем права отказываться от борьбы!

Мария смотрела в землю.

— Микола, как ты мог такое подумать? Разве я отказываюсь бороться? Женщина всегда мечтает создать семью, ей даже приятно чувствовать в любви власть любимого над собой. Но очень плохо, если только это — цель жизни. Я коммунистка, и я прошла войну. Я не так понимаю цель. Но я… совершила ошибку. Мне нужна рука, чтобы опереться на нее и снова подняться во весь рост. Прости, я, кажется, говорю несколько напыщенно?

— Нет, нет! — Стахурский пожал ее плечо. — Ты права. Прости меня.

Они прервали разговор: цветник кончился, начиналась березовая аллея, и в начале ее они уже увидели голубой киоск. Окно киоска было открыто, из-за бочки виднелось лицо Абдильды. Он еще издали махал им рукой.

Подойдя ближе, они увидели, что днище бочки аккуратно застлано и на нем стоит большая миска, накрытая тарелкой, и четыре стакана.

— А кто же четвертый? — спросила Мария. — Для кого четвертый стакан?

— Четвертый, — ответил Абдильда, — для того, кто случится. А не случится никого — для отсутствующего друга. Таков наш обычай.

Он налил вино во все четыре стакана.

— Я — хозяин, и мне первое слово!

Стахурский и Мария взяли свои стаканы.

Абдильда вытер усы и начал. Глаза его хитро блестели:

— В далекой стране жил человек, и отдельно от него жила девушка. И они не знали друг друга. Потом на эту страну напал лютый враг, и все люди этой страны начали воевать, защищать свою родину. И в бою человек встретился с той девушкой. Оба они были верные солдаты. Они провоевали всю войну и победили лютого врага. После войны, когда все люди вернулись к своим делам, человек остался в своем крае воевать, а девушка поехала в далекий, но тоже родной край. Но враг пошел за той девушкой следом и задумал схватить ее в свои лапы.

Мария нахмурилась. Ее горе не отпускало ее. Вот и здесь, из уст этого милого и доброжелательного человека, оно снова напомнило о себе.

Но Абдильда не смотрел ни на нее, ни на Стахурского, он хитро прищурился и вел свою речь дальше:

— Но тот человек почуял сердцем, что сталось с боевым товарищем, прилетел на самолете и освободил девушку…

— Неверно! — перебил его Стахурский и тоже нахмурился. — Тот человек совсем не освобождал девушку. Ей не дали попасть в лапы врага товарищи, которые поставлены народом и Родиной, чтобы охранять спокойствие отчизны и счастье народа.

— Ладно, — согласился Абдильда, — пусть будет так. Так даже лучше. Выпьем же, товарищи, за то, чтобы тот человек и та девушка стали мужем и женой!

Мария опустила голову. Простодушный Абдильда высказал то, о чем между нею и Стахурским не было еще сказано ни слова.

Она покраснела.

Абдильда захохотал.

— У нас сейчас свадебный той!

Стахурский поднял свой стакан и сказал Марии:

— Мария! Давай выпьем за это.

Мария подняла глаза. Минутное замешательство прошло. Прояснившимся взором она посмотрела в глаза Стахурскому:

— Давай!

Они чокнулись.

— Горько! — закричал Абдильда. — Горько! Я был у вас на Украине на свадьбе и знаю, что там кричат «горько». И после этого надо поцеловаться. Горько!

Мария и Стахурский поцеловались.

Мария сидела взволнованная. Вот и произошло их обручение. Немного необычное обручение. Она оглянулась вокруг, чтобы запомнить все, что было в эту минуту в поле ее зрения. Она увидела необъятный простор неба над собой, могучий, как рубеж мира, горный хребет в сиянии солнца и сверкании вечных снегов и ближе, на горных склонах, буйную пену белого и розового яблоневого цвета. Еще ближе дурманящими ароматами роз благоухал цветник. Неплохая была обстановка для обручения. Прожить бы так всю жизнь!

Мария шумно вздохнула и посмотрела на Стахурского: она обручена. Стахурский глядел на нее серьезно и торжественно: он обручился.

Абдильда тем временем снял с миски тарелку и придвинул ее гостям. Из нее валил пар — кусочки мелко порубленного тушеного мяса были перемешаны с горячими клёцками.

— Ешьте, — пригласил Абдильда, — это бешбармак.