Эмма Выгодская - Опасный беглец. Пламя гнева

• Название: Опасный беглец. Пламя гнева
• Автор: Эмма Выгодская
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1956

«Опасный беглец». — Эта книга рассказывает о народной освободительной войне в Индии. В середине прошлого века угнетенные народы Индостана поднялись на борьбу против своих вековых поработителей — англичан. Колонизаторы душили всякое проявление свободной мысли, горожан и крестьян облагали невыносимыми поборами; жестокий голод из года в год уносил миллионы жителей Британской Индии.

Свидетелем страшной расправы голландских колонизаторов над восставшими индонезийцами был герой книги «Пламя гнева» — молодой голландец Эдвард Деккер, будущий известный писатель Мультатули. Этот день явился решающим в его жизни. Деккер встал на сторону порабощённого народа Индонезии и вместе с ними боролся против колонизаторов.

---

— Вы — низкий человек! — повторил Эдвард. — Вы загнали насмерть ребёнка. Вас надо судить.

— Извольте просить прощения! Кто вы такой? — вскипел лейтенант.

— Меня зовут Эдвард Деккер. Я буду драться с вами. Вы негодяй! — ответил Эдвард.

Он слышал, как ахнула Лина Ферштег в своём окне.

Ван дер Фрош смерил его взглядом, потом отошёл и медленно начал натягивать перчатку на руку.

— Будь вы военный, — процедил лейтенант, — я, пожалуй, пригласил бы вас к барьеру… Я стрелял и не таких юнцов, как вы… Но драться со штатским… — лейтенант пожал плечами.

И, не взглянув на растерянную Лину, Ван дер Фрош пошёл через площадь обратно к кофейне.

* * *

Несколько дней спустя начальник Эдварда по Финансовой палате вызвал его к себе и долго продержал за запертой дверью.

— Неприятный случай, — сказал начальник. — Вам придётся, менгер Деккер, уезжать из Батавии.

Тогда он пошёл в Колониальное управление и взял место младшего контролёра на Суматре. Его приняли сразу, других охотников не было.

И вот к чему всё это привело: снова столкновение и тюрьма в Паданге.

«Когда же конец?..» — думал Эдвард, глядя на побелевшее от зноя, точно расплавленное, небо Суматры.

Дело о растрате затягивалось. Падангский суд ничего не решил и направил все бумаги в центр, в Батавию. Ответ из Батавии долго не приходил.

Эдвард писал уже третий акт своей пьесы.

«Если голландцы её не поймут, — думал Эдвард, то поймут малайцы, яванцы. Это будет оружие, которое я сам вложу им в руки».

Прошло четыре месяца; дело в Батавии всё разбиралось. Эдвард иногда уже терял надежду на то, что снова вернётся к людям, к жизни. Только через полгода его освободили из тюрьмы за недостатком улик.

Твёрдая земля клонилась у него под ногами, как шаткий пол его тюрьмы-голубятни.

Он пошёл к резиденту. Едва завидев его, Михельс ушёл в комнаты и велел не принимать. Товарищ по службе, которого встретил Эдвард, отвернулся, увидев его.

— Деккер?.. Тот самый Деккер, который хотел передаться на сторону баттаков?.. Говорят, он едва не поднял восстание по всему Натальскому округу!..

Худую славу пустили о контролёре Деккере по Верхнему Падангу.

Он продал китайцу свою старую суконную куртку, сшитую ещё из отцовского плаща, и купил место на пакетботе.

Эдвард ехал обратно в Батавию на том же пакетботе «Элен», на котором меньше года назад отплывал на Суматру, полный надежд.

Он устроился на верхней палубе. Под ветром было свежо, но он не спускался в общий зал, — там ехали чиновники из Паданга, бывшие его товарищи. Они шептались и отворачивались, увидев его. «Изменник», — Эдвард читал это слово на лицах товарищей.

Эдвард сидел на палубе, похудевший, бледный. Он смотрел на море.

Поднимался ветер и дробил в волны гладкую поверхность разогретого моря. Пьеса «Утрата чести» лежала у него на груди. Эдвард сочинил к ней посвящение в стихах: «К далёкой невесте».

«Я покажу пьесу Каролине», — думал Эдвард.

Вот уже виден издали низкий берег Явы и дальние её вулканы. Крошечный коралловый островок темнел под пеной прибоя у самого входа в бухту.

Пальмы клонились под ветром на островке, и весь он то скрывался под прибоем, то снова показывался, словно с трудом выплывая к жизни.

«Как я сейчас!» — думал Эдвард.

Вот и Танджонк-Приок, и суда на рейде, и люди в крашеных яванских шляпах, огромных, как зонтики, и болота, и заросли, и шоссе в город.

Во втором часу дня Эдвард поднимался по мраморным ступеням нарядного дома Ферштегов на Королевском Лугу. Три первых акта «Утраты чести» он держал в руке.

Его приняли не сразу. Он слышал, как кто-то тихонько ахнул в соседней комнате, за неплотно прикрытой дверью, потом дверь торопливо прихлопнули и в дальних комнатах зазвучали растерянные голоса. К нему вышла горничная-малайка. Она ничего не сказала, только подобрала с полу обронённый кем-то расписной бумажный веер и ушла. «Это веер Лины», — с забившимся сердцем подумал Эдвард.

Потом в гостиную вошла горничная-голландка в кружевном чепце. Она церемонно присела и просила менгера Деккера «немного обождать».

Эдвард ждал долго, он уже не знал, что думать. Наконец, скрипнула дверь и вошла Лина.

Она была незавитая, в домашнем платье.

Лина не улыбнулась, увидев Эдварда, не протянула ему руки. Она присела церемонно, как перед чужим.

— Лина! — сказал Эдвард. — Я уж думал, что не увижу вас больше. Я был так несчастлив на Суматре, Лина. Меня несправедливо обвинили. Я расскажу вам всё.

Лина вспыхнула.

— Я не стану вас слушать! — сказала Лина. — Нет, нет!..

— Лина, что это значит? — Эдвард взял её за обе руки.

— Нет, нет!. — повторила Каролина, испуганно глядя на него. — Я не знала, что вы такой.

— Какой, Лина?.. Какой?.. — Сердце у Эдварда замерло; предчувствие новой неожиданной беды нависло над ним.

— Ужасный, бесчестный человек! — с усилием выговорила Лина. — Мне нельзя вас слушать! Мне запретили!.. — Она прикрыла лицо рукой и убежала.

Якоб Ферштег, бледный, в ватном сюртуке, весь обвязанный, вышел вслед за нею к Эдварду.

— Правда ли, Эдвард, — мигая от волнения, спросил Якоб Ферштег, — правда ли, Эдвард, что ты оказался недостойным слугою своего отечества, что ты дикарей хотел возмутить против своего законного короля?

— Тысячу раз я готов был сделать это! — сказал Эдвард. — Несчастные туземцы правы, когда бунтуют против столь подлого угнетения!

Якоб Ферштег встал, трясясь не то от лихорадки, не то от испуга.

— Оставь мой дом, Эдвард Деккер! — сказал Якоб Ферштег. — Или ты думаешь, что в честном голландском доме потерпят такого гостя?

Свёрнутая в трубку рукопись дрогнула в руке Эдварда.

— Прощайте, менгер Ферштег, — сказал он.

«Утрату чести» Эдвард унёс с собой на груди.

Глава тринадцатая КОНЕЦ КАРЬЕРЫ

Один только раз после того Эдвард ещё увидел Каролину.

Он бродил без цели по улицам Батавии. Много дней уже он скитался без дела, без работы. Он ночевал в китайской ночлежке и ужинал печёными бананами. Его никуда не принимали на работу.

— Ваши бумаги? — спрашивали у Эдварда. Он смущался и уходил.

Батавская судебная палата сняла с него обвинение в растрате, но оставила в силе обвинение в небрежном ведении дел.

«Ввиду несовершеннолетия контролёра Деккера, — постановил суд, — от наказания его освободить, но недостающую по его небрежности в кассе сумму — две тысячи гульденов — обязать покрыть из собственных средств».

Две тысячи гульденов!.. Эдвард не мог бы в обоих карманах наскрести и гульдена с четвертью.

Много дней бродил он так, без денег, без работы. В Колониальном управлении его не брали даже на должность младшего писца.

Иногда он писал прошение на голландском языке для малайца на Старом базаре или переводил ему на малайский казённую бумагу, полученную из суда. Так он перебивался с полгода.

«Отчего твои дела так плохи? Твой брат Ян уже имеет в Рембанге[45] табачную плантацию», — писала ему из Голландии мать. Эдвард не спрашивал адреса Яна, — ему не хотелось увидеться с братом. Он почти не писал домой. У него не было постоянного жилья.

Бродя без цели, он забрёл как-то раз поздним вечером на широкую главную улицу Батавии. У генерал-губернаторского дома он увидел огни и экипажи в несколько рядов. Генерал-губернатор Ван дер Бош давал торжественный бал.

В свете огней, между колоннами, в грозной духоте тропической ночи, по мраморной генерал-губернаторской террасе проходили гости. Дамы приседали, господа кланялись, шаркали и потели в суконных европейских костюмах. Сияли золотые локоны и золото эполет, играла музыка. На террасе и в зале Ван дер Бош принимал гостей поважнее. Чиновники попроще сидели внизу, в собственных экипажах, рядами выстроившихся вдоль фасада дома; так водилось на приёмах в Индонезии.

В большом зале ужинали; ужинали и в колясках внизу. Коричневые босые лакеи выносили сюда вино и блюда с дичью.

Эдвард увидел здесь Каролину. Она сидела в коляске с матерью во втором ряду. У обеих были счастливые лица, обе радовались тому, что хоть и во второй ряд, но попали всё же на бал к самому генерал-губернатору. Из соседней коляски, перегнув тонкую талию, с Линой разговаривал смеясь молодой офицер. Эдвард вздрогнул: он узнал Ван дер Фроша.

— Лина! — сказал Эдвард. Он стоял близко, шагах в шести.

Лина увидела его; она побледнела и отвернулась к матери. Растерянность и сожаление выразились у ней на лице.

Ван дер Фрош поднял голову. Он стал с беспокойством осматриваться. Сделав усилие над собой, Эдвард отошёл в тень.

Каролина сейчас же успокоилась, лейтенант, пригнувшись, снова весело заговорил с нею. Лина прошептала что-то на ухо матери и больше не обернулась.