Александр Птахин - Суровая готика

• Название: Суровая готика
• Автор: Александр Птахин
• Жанр: Ужасы и Мистика

На дворе 1939 год. Небольшой, в прошлом губернский город. В местном Управлении госбезопасности НКВД создана специальная группа, которая должна противостоять немецкому «Наследию предков». Но работа группы сталкивает сотрудников с непонятными и необъяснимыми явлениями, а далее заводит в совсем уже дремучую мистику таинственного масонского ордена, который, на поверку, оказывается совсем не масонским. И как это связано с экспедициями в Среднюю Азию, смертью и предшествовавшей этому тяжёлой болезнью красного комдива и его приёмным сыном, ныне — майором госбезопасности, которого считают наследником эмира бухарского, или с альбигойскими тайнами катаров, книгами и газетами, изданными в недалёком будущем, и путешествиями во времени? Какой секрет ищут или скрывают живущие до сих пор участники давних событий и давно умершие, которые, как оказывается, вовсе и не умирали? Разобраться во всех этих тайнах и предстоит молодому сотруднику УГБ НКВД Николаю Прошкину и его начальнику Владимиру Корневу. А на пороге война…

---

Вот это новость. Прошкин, уже начавший приходить в себя после первого шока, снова чуть-чуть не съехал по дверному косяку на пол — на это раз от удивления. Товарищ Деев — заслуженный комдив РККА, легендарный борец за торжество коммунистического равенства всех людей, без чинов и званий — дворянин? В голове у Прошкина тихо щелкнула какая-то потайная пружинка, и свет нового знания озарил могильный камень с надписью «Кавалер Ордена». И то правда — чтобы стать кавалером ТАКОГО Ордена, нужно быть дворянином как минимум в третьем колене… Вот значит, какой бумаги недосчитался Саша в обнаруженной Прошкиным связке документов — дворянской грамоты отчима…

— С глубокой признательностью, — недобро улыбнулся Баев, первостатейной чистоты аристократическая кровь прилила к его бледным щекам, окрасив их нездоровым румянцем, — я давно не фехтовал! Тем более Дмитрий Алексеевич в собственном смысле не был комиссаром — то есть политическим работником или агитатором. Он был командующим дивизии — то есть, выражаясь вашим языком, армейским офицером!

— Офицеры носят погоны и командуют войсками, а не сбродом! Офицеры служат Родине и Государю, а не собственным амбициям! Офицеры понимают, что такое иерархия и дисциплина! — торжественно продекламировал ротмистр.

— Офицеры, сознающие силу приказа, не летят со своим эскадроном ударным маршем много километров без всякой стратегической надобности, просто чтобы свести давнишние личные счеты с другим вздорным юнцом! — снова присоединился к разговору Борменталь. Бровь ротмистра от такого комментария опять стала подергиваться — вряд ли упомянутое доктором недавнее лечение ему помогло…

— Борменталь, вы мещанин! Где уж вам понять, что такое честь дворянина и честь офицера! — при этих словах Прошкин вздохнул с облегчением — он всерьез начал опасаться, что хорошо осведомленный о юношеских проказах корнета де Лурье доктор еще один фон — барон, убежденный адепт князя Дракулы или тайный отпрыск герцога Альбы.

Корнев, который так и продолжал измерять шагами периметр комнаты, остановился у кровати — как раз между ротмистром и Баевым, оттащил Сашу от окна, отобрал у него сигареты и едва не силком засунул под одеяло:

— Вам, Александр Дмитриевич, не то что фехтовать или курить, а даже с кровати подниматься, по мнению врачей, еще не время! Для пользы вашего же здоровья! — и продолжил, обращаясь уже к Борменталю: — Правильно я говорю, Георгий Владимирович?

Доктор кивнул, а Корнев продолжал:

— А каково ваше мнение, Георгий Владимирович, о состоянии товарища Мазура — раз уж вы его лечили… Я имею в виду его патологический интерес к личности некоего де Лурье. Евгения Аверьянович на государственной службе состоит! Может ли он отвечать за свои действия? Следует ли воспринимать его как человека вменяемого и адекватного?

Нотариус из мертвенно-бледного превратился в совершенно алого за считанные секунды, его кулаки сжались, а корпус непроизвольно развернулся в сторону Корнева. Теперь уже доктор, покрыв чело личиной миролюбия и взяв в руки стакан с водой, двинулся к давнишнему пациенту:

— Евгений Аверьянович! Уж коли вы выбрали путь, так имейте мужество с него не сворачивать! Выпейте и успокойтесь! — он сунул стакан в руки Мазура с такой силой, что часть содержимого выплеснулась, и продолжал, обращаясь к уже к Корневу: — Он адекватен более, чем вы можете предположить! Просто, как человек интеллигентный, Евгений Аверьянович длительное время испытывал внутренний конфликт из-за частных документов, НЕВОЛЬНО оказавшихся в его распоряжении и принадлежавших, предположительно, ротмистру де Лурье. Причиной конфликта явилось его ложное понимание «благородства», в силу которого он до сих пор не передал эти документы представителям государства, с одной стороны и гипертрофированной ответственности в отношении к служебным обязанностям, которые исполняет товарищ Мазур на должности государственного нотариуса, с другой. Смею вас уверить как психиатр, что товарищ Мазур вполне здоров — он просто переутомился.

— Все мы тут — переутомились! — в подтверждение Корнев грузно уселся на хлипкий стульчик, испуганно скрипнувший от такого натиска. — Вы бы нам хоть капель принесли каких-нибудь от нервов!

Борменталь с готовностью вышел из палаты, а Владимир Митрофанович продолжал ровным, усталым голосом:

— Поскольку документы, которыми СЛУЧАЙНО располагает товарищ Мазур, несмотря на их частный характер, могут представлять научную или историческую ценность, наш долг Евгения Аверьяновича избавить от бремени, связанного с их хранением, и дать ему возможность вернуться к полноценному исполнению служебных обязанностей. Товарищ Субботский, как представитель науки съездите за документами вместе с товарищем Мазуром — привезете их сюда. Мне лично в руки сдадите — составим опись… Чтобы Евгения Аверьяновича не беспокоить и не отвлекать от подготовки документов по дарственной на дом. Что там надо подписать в этой связи — пусть Александр Дмитриевич сразу подпишет, пока мы все здесь собрались.

Снова застучала пишущая машинка, скрипнула автоматическая ручка, и на свет появился документ именуемый «Доверенностью». Это, в общем-то, рядовое событие лично Прошкину оптимизма не внушало — потому что именно его, гражданина Прошкина Н.П., имеющего паспорт и проживающего по строго зафиксированному в нем адресу, документ уполномочивал повсеместно представлять интересы Баева А.Д. — тоже гражданина с паспортом и адресом прописки — в связи с переходом прав собственности на отдельно стоящее жилое сооружение, расположенное по адресу: город Н., улица Садового товарищества, дом 7, в том числе направлять запросы, истребовать документы иного содержания… Прошкин пробежал текст, стараясь не вдумываться, зато расписывался медленно и старательно, почти физически ощущая, как за непропечатавшимися уголками машинописных букв и причудливыми загогулинами Сашиной личиной подписи маячат таинственные и неотвратимые отравители, сухопарые интриганы и злобные наемники темных сил — мокро шлепнула печать, и светлое будущее захлопнулось перед Николаем Павловичем, как тюремные ворота после оглашения приговора. Его одолевали скверные предчувствия…

Субботский тут же с энтузиазмом истинного первопроходца, жаждущего поскорее отыскать легендарную Атлантиду, ухватил Мазура за перепачканную штемпельной краской кисть и потащил за двери…

27

Долгожданную тишину полуопустевшей палаты перечеркнул звук шаркнувшей о коробок спички — Корнев прикурил иностранную сигарету из отнятой у Саши желтой пачки, и не столько по делу, а скорее чтобы снять избыточное нервное напряжение, принялся отчитывать присутствующих:

— Николай, скажи-ка мне — что у нас в Управлении приходит с текущей работой? Вы по колхозникам отчитались?

— Угу, — утвердительно кивнул Прошкин.

— А по указникам?

За текущую работу Прошкин был спокоен и с гордостью отрапортовал:

— До пятнадцатого числа всю статистику сдали! Отчитались как положено! За три дня до установленного срока.

— А раз отчитались — так чего вы их до сих пор в Управлении держите? — возмутился Корнев.

Прошкин недоуменно развел руками:

— Так ведь указаний же не было никаких… куда же нам их девать…

— Вот и передал бы их Паникареву в область — пусть у него голова болит, куда их девать, раз тебе указаний нету! — несколько повысил голос Корнев. — А что, замок в двадцать восьмой поменять тоже указания ждете? Моего слова, значит, уже недостаточно стало? Думаете, советское правительство специальное Постановление на эту тему издаст? Ну, хорошо, допустим, сейчас обошлось — а в дальнейшем? Где ты задержанных размещать собрался? На колени к себе сажать? Или, может, в моем рабочем кабинете запирать будем? Как дети маленькие — за всем я лично следить вынужден! Арестовывать мы научились, отчеты писать мастера — а случись что серьезное, цепляемся за указания, как за мамкин подол!

Товарищ Корнев был абсолютно прав, и Прошкин виновато потупился. Отчасти утешало то, что от руководства досталось и Баеву тоже:

— Александр Дмитриевич, вы бы постриглись, ей богу! Мирный человек при виде ваших локонов едва рассудком не повредился — вспомнил, и что было, и чего не было! Разве так можно — вы же сотрудник органов безопасности, а не прима в Пекинской опере!

Баев меланхолически намотал блестящую волнистую прядь на указательный палец:

— У меня, знаете ли, какая-то удивительная скорость роста волос. Мне Георгий Владимирович из научных целей стричься не велит…

— А что он вам велит, наш досточтимый лейб-медик? Орать на нивах? — при упоминании Борменталя Корнев совершенно вышел из себя. — Вот еще сеятель и хранитель на мою голову! То он немцев в Добровольческой Армии по пальцам пересчитал, то на дуэльном поединке ассистировал, хорошо хоть в Крестовых походах не участвовал да Аскалон лично не штурмовал!