Александр Птахин - Суровая готика

• Название: Суровая готика
• Автор: Александр Птахин
• Жанр: Ужасы и Мистика

На дворе 1939 год. Небольшой, в прошлом губернский город. В местном Управлении госбезопасности НКВД создана специальная группа, которая должна противостоять немецкому «Наследию предков». Но работа группы сталкивает сотрудников с непонятными и необъяснимыми явлениями, а далее заводит в совсем уже дремучую мистику таинственного масонского ордена, который, на поверку, оказывается совсем не масонским. И как это связано с экспедициями в Среднюю Азию, смертью и предшествовавшей этому тяжёлой болезнью красного комдива и его приёмным сыном, ныне — майором госбезопасности, которого считают наследником эмира бухарского, или с альбигойскими тайнами катаров, книгами и газетами, изданными в недалёком будущем, и путешествиями во времени? Какой секрет ищут или скрывают живущие до сих пор участники давних событий и давно умершие, которые, как оказывается, вовсе и не умирали? Разобраться во всех этих тайнах и предстоит молодому сотруднику УГБ НКВД Николаю Прошкину и его начальнику Владимиру Корневу. А на пороге война…

---

— Я… с медицинской помощью… — неуверенно продолжал бормотать Саша, — надеюсь прожить еще некоторое время… Это скорее дарст… дарственная… должно называться, — он отдышался после длинного предложения и хотел продолжать.

— Не спешите, Александр Дмитриевич, — спокойно попросил все тот же высокий мужчина, — мы вас внимательно слушаем!

Саша, несколько приободрившись и уже чуть погромче, продолжал:

— У меня есть некоторая личная собственность… В которой я совершенно не нуждаюсь… посколь… — он шумно сглотнул, — мне предоставлена государственная квартира. Я хотел бы, чтобы согласно последней воли моего дедушки… профессора фон Штерна, его дом, который я унаследовал, был передан для организации музея атеизма… Со всем имеющимся там имуществом… А также чтобы мое пожелание приобрело официальную, нотариально заверенную форму, а Влади… Владимир, — Баев снова принялся страдальчески пить воду, — Владимир Митрофанович предпринял необходимые меры к обеспечению сохранности находящегося там имущества до момента передачи сооружения…

Саша обессилено откинулся на подушки, обескураженный Корнев пообещал в кратчайшие сроки подготовить нужные документы и доставить Саше вместе с государственным нотариусом на подпись. И присовокупил:

— Я уверен, что Александр Дмитриевич скоро поправится, и для окончательного восстановления здоровья ему потребуется… смена обстановки… Как вы полагаете, Георгий Владимирович?

— Возможно, — с сомнением пожал плечами Борменталь и добавил: — Александр Дмитриевич утомился… Ему необходимо отдохнуть, чтобы… избежать дальнейшего ухудшения состояния и выяснить причину этого явления…

— Ухудшение состояния? — строго спросил Корнев у Борменталя. Станислав Трофимович при этих словах побледнел так, что стал выглядеть даже хуже Баева.

— Безусловное ухудшение, — Борменталь скорбно кивнул. Корнев снова вспотел и полез за платком.

— Вы, Станислав Трофимович, — доносился до Прошкина голос выходившего Круглова, уже из коридора, — тоже будете ответственность за случившееся нести… Да видел уже их работу, и вашу тоже видел! Пусть хотя бы этот проклятущий дом оцепят… По камню перебирают… и знать даже не хочу… не мне, не мне будите докладывать — руководству, лично…

Многочисленные именитые гости направились к выходу, а высокий и решительный мужчина задержался, пользуясь всеобщей суетой, подошел к Саше, наклонился над ним, пожал руку и даже успел обменяться с больным парой фраз, только потом присоединился к остальным посетителям, покидавшим палату. Корнев вышел вместе со всеми.

Дверь, скрипнув, закрылась. Шаги стихли в коридоре.

Баев вылез из-под одеяла, потянулся, сел, попрыгал на пружинистом матрасе, взял с тумбочки яблоко, откусил, сунул ноги в тапочки, встал и подошел к окну. Хомичев захихикал почти истерично, а Борменталь тихо присел на пустовавшую соседнюю кровать и стал пить остаток «Боржоми» прямо из бутылки… Действительно, состояние Сашиного здоровья совершенно не поддавалось ни медицинскому контролю, ни логическому анализу!

— Сука! Мерзкая лицемерная тварь! — глухо сказал Баев и швырнул огрызок в открытое окно. Прошкин собственными глазами увидал, как он звонко стукнулся об переполненный нулями номер отъезжающей машины с высокими руководством. Да, действительно, товарищ Баев никогда не промахивался. Никогда.

21

Субботский и Прошкин ужинали — если это слово можно применить к процессу заглатывания вареной в мундирах картошки и такого же лихорадочного всасывания томатного сока. Времени на полноценный прием пищи у них не было совершенно: оба заскочили домой буквально на минуту: Прошкин — по пути из больницы на совещание к Корневу — тот должен был вот — вот возвратится, а Субботский — хотел переодеться и поесть в перерыве между научными изысканиями.

Ерзая за столом под бременем тяжелых мыслей, Прошкин напряженно прислушивался к шуршанию, исходившему, казалось, от него самого… Нервная система совершенно расшатана! Его, а не Баева, в пору на курорт отправлять! Но все же — для профилактики шизофрении — похлопал себя по карманам и обнаружил вполне рациональный источник звука — Сашин рисунок, который он поспешно снял с двери палаты, да так и не успел выбросить. Разгладил смятый листок…

Крупные черты лица, выступающие скулы, длинный нос с горбинкой, глубоко посаженные глаза, залысины на лбу и при этом довольно длинные волосы сзади, неприятно раздвоенный подбородок… Нет, этого человека, или хотя бы просто похожего на него, среди сегодняшних посетителей Александра Дмитриевича не было. Да и вообще, не знаком он Прошину. Отчаявшись идентифицировать личность на портрете, он стал разглядывать надпись… Ну вот… Скверно все-таки не иметь серьезного систематического образования. Прав товарищ Корнев, когда Прошкина журит и заставляет в университет поступить хотя бы заочно! Но, с другой стороны, в стране полным — полно узких специалистов, и один из них как раз сидит напротив, набив рот горячей картошкой!

— Леша, ты латынь в университете учил?

— Угу… — промычал полным ртом Субботский.

— Ну и что эта надпись значит? — Прошкин продемонстрировал Алексею рисунок.

Алексей быстренько запил картошку и протер салфеткой руки, взял портрет и поднес к самым стеклышкам своих очков:

— Нет… Это не латынь… Это напоминает мне французский…

— Напоминает? Ты что же, пять лет проучился и до сих пор французского толком не знаешь? — возмутился Прошкин, не получив мгновенного ответа.

— Да начало фразы мне как раз понятно — написано имя «Жак де Моле»… А дальше… Какой-то странный текст для французского… Сейчас в справочнике посмотрю… — он отложил листок и извлек с полки толстенькую книжицу с надписанным не по-русски корешком, потом взял блокнот и что то прикинул в нем, вытащил французско — русский словарь и снова взглянул на рисунок, а потом удивленно — на Прошкина.

А что на Прошкина смотреть — можно подумать, это он написал! Хотя буквосочетание «Жак де Моле» где-то он слышал, и совсем недавно… Точно слышал — от Феофана, когда про тайные ордена говорили… Был, если верить почтенному старцу, в этих орденах такой деятель. Правда, давненько.

— Странно… — Алексей погрузился в задумчивость.

Прошкин решил блеснуть эрудицией:

— Был ведь такой Жак де Моле — исторический персонаж, в Ордене состоял!

— Конечно, был! Кто же сомневается? И в Ордене не просто состоял, а являлся магистром ордена тамплиеров — последним магистром этого легендарного ордена, зафиксированным в его официальной истории. Был сожжен инквизицией в 1314 году — по обвинению в ереси, — быстро, как на экзамене, отчеканил Алексей.

— Может, это он нарисован? — предположил Прошкин.

— Да не важно, что тут нарисовано, важно, что написано! Вот слушай, — Субботский пафосно, как диктор радиовещания продекламировал: — «Жак де Моле подохнет как собака!» Хотя конечно, учитывая, что эта надпись очень похожа на старофранцузский, то можно и так перевести: «Жак де Моле должен подохнуть как собака!» Точнее, как порченный или паршивый пес… В любом случае предложение имеет ярко выраженную негативную коннотацию — можно рассматривать его как ругательное, но отнесено оно к будущему времени, с модальностью долженствования…

Прошкин совершенно запутался:

— Если этот Жак де Моле уже умер, зачем будущее время понадобилось? Может, это цитата? Из манускрипта или романа?

Начитанный Субботский тут же ответил:

— С именем де Моле связан один общеизвестный исторический анекдот. В день казни Людовика XVI — во время Великой Французской революции, ну ты помнишь… — некто выбежал на эшафот. Окунул руку в свежую кровь казненного монарха и закричал: «Жак де Моле, ты отомщен!» Но чтобы кто-то кричал: «Жак де Моле должен подохнуть», да еще и как поганый пес… я не припомню… Скорее всего, это банальная грамматическая ошибка… Имелось ввиду, что де Моле уже умер, и умер бессмысленно или случайно — как собака, просто употреблена неуместная временная форма…

Прошкин наморщил лоб размышляя. Что бы Баев, знавший дюжину языков, допустил грамматическую ошибку? Очень сомнительно… В тексте должен быть смысл — актуальный именно сейчас и именно для ситуации, в которую попал Александр Дмитриевич…

— Знать бы, кто тут нарисован!

— Типчик неприятный — по френологии лживый и лицемерный: раздвоенный подбородок указывает именно на эти качества. Неужели действительно это Жак де Моле? Я всегда думал, что он благородный рыцарь… Хотя он ведь был не настоящий магистр!

— Как не настоящий? — Прошкин подавился горячей картофелиной и закашлялся.

— У тамплиеров исстари так повелось: один магистр был формальным, второй — фактическим… Сохранилась легенда, что Орден имел два Устава: один Папа Римский утвердил на капитуле, а откуда второй взялся — непонятно, но именно он и был основным!