Питер Абрахамс - Тропою грома

• Название: Тропою грома
• Автор: Питер Абрахамс
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1986

Роман хорошо известного у нас южноафриканского писателя Питера Абрахамса «Тропою грома» — история любви «цветного» (так называют южноафриканские расисты людей смешанного происхождения и индийцев) Ленни Сварца и белой Сари Вильер. В условиях господства расистского режима эта любовь не может не кончиться и кончается трагически. Оба главных героя погибают с оружием в руках. Их гибель обретает высокий смысл призыва к активной борьбе с расизмом.

Роман открывает собой типологизированное издание лучших произведений африканской литературы.

---

— Да. С какой он фермы?

— Он не здешний, Ленни. Он англичанин, и он уже уехал к себе в Англию. И он со мной любовь не крутил, Ленни, и ребенка у меня не будет.

— С тобой и правда что-то неладно, Мейбл.

— Я уже не девочка, Ленни. Фиета права. — И шепотом, словно думая вслух, она добавила: — Уж лучше бы он изнасиловал меня.

Ленни повернул голову и пристально поглядел на нее.

— Нет. Так лучше.

— Ты не понимаешь.

— Я все понимаю. Он открыл тебе новый мир. Он показал тебе мир, где люди не проводят всю жизнь в работе, где у них находится время и посмеяться и потанцевать, где едят вкусно и досыта, и где много еще есть такого, о чем тут, в Стиллевельде, можно только мечтать. Я видел кусочек этого мира, конечно, он лучше того, в котором мы живем, однако есть в нем еще и другая сторона, о которой я тоже мог бы тебе порассказать…

— Нет, нет, Ленни. Ты не понимаешь. Сначала, правда, все было так, как ты говоришь, но потом стало совсем по-другому… Я даже сама не понимаю… Я не умею объяснить… Вы с проповедником умеете так говорить, что слушаешь вас и как будто видишь то, о чем вы говорите, а я так не умею. Но я все-таки тебе скажу, ты, может быть, поймешь. Этот белый показал мне, Ленни, что я не хуже других, не хуже, например, Сари Вильер. Словами он мне этого не говорил. А это было в том, как он себя вел, как на меня смотрел, как улыбался. Даже в том, что мы никак не могли столковаться, потому что он говорил по-английски, а я на африкаанс. Вот… Попробуй я это сказать матери или еще кому, они решили бы, что я сумасшедшая. Но я-то теперь знаю, только что толку? Делать я ведь все равно ничего не умею… Ты умеешь, а я нет. Вот ты учишь в школе, а я не могу. Вот я и решила уехать. В другом месте мне будет легче.

— Я понимаю… — нерешительно начал Ленни.

— Да, ты должен понять, — настойчиво сказала она.

— Я понимаю, что с тобой делается, Мейбл, но я не уверен, что это правильный выход, — уехать отсюда. Куда ты поедешь и как ты будешь жить?

Мейбл помолчала, напряженно обдумывая ответ. Она хорошо знала, что хочет сказать, но так трудно было подобрать слова.

— Понимаешь, Ленни, внутри-то я свободная женщина, а снаружи — раба, но и та и эта — я. Мне надо сделать так, чтобы между ними обеими было согласие. Если б он взял меня с собой, это было бы легко, мне помогла бы любовь. А теперь я должна добиваться сама, и потому мне нужно уехать. Пойми меня.

— Куда ты хочешь ехать? — спросил Ленни.

— В Кейптаун.

— Ты твердо решила?

— Да.

Дальше они шли молча, пока впереди не показался Большой дом.

— Хорошо, — сказал наконец Ленни. — Чем я могу тебе помочь?

— Дай мне денег на дорогу.

— А как же мать?

— Я не могу ей сказать, Ленни. Уж ты ей сам объясни, когда я уеду. И не покидай ее, Ленни. Она старенькая.

— Когда ты хочешь ехать?

— Вечером есть поезд. Мать будет в церкви. Соберу вещи и пойду на станцию.

— Я дам тебе адрес одной девушки в Кейптауне, она поможет тебе устроиться.

— Это той, что на карточке?

— Да.

— Не нужно, Ленни, спасибо.

— Почему?

— Так, не хочу, но тебе спасибо. Ты хороший брат.

— Сколько тебе нужно денег?

— Фунт, если можешь.

— Фунт мало. Возьми хотя бы два. Я только что получил деньги из Отдела образования. Они переводят мне шесть фунтов в месяц. Я буду ждать тебя дома. Провожу тебя до станции.

— Нет, Ленни, я лучше пойду одна. И мне не хотелось бы, чтобы ты был дома, когда я стану собираться.

— Но почему?

— Так мне легче будет. И постарайся рассказать маме так, чтобы она поняла… Прощай, Ленни. — Она торопливо обняла его и убежала.

Ленни поглядел ей вслед, потом медленно повернул и зашагал назад. Он думал о Мейбл и ее печалях. Но эта мысль только стороной задевала его. Ибо он в то же время думал о белой девушке, которую звали Сари Вильер. Всю ночь он видел во сне ее лицо. Вот она окликает его. Говорит с ним. Смеется. Молчит и смотрит серьезным, строгим взглядом. Капризно хмурит брови. Ему казалось, что он всю жизнь ее знал. Что он играл с ней ребенком, рос с нею вместе. Что они так хорошо понимают друг друга, как редко кто из людей.

Но все это ни к чему. Она белая, а он цветной. Этого изменить нельзя. Глупо ему и думать о ней. Мысли о ней, встречи с ней — ни к чему это не приведет, разве только к катастрофе. Как это Мако сказал в тот вечер у Финкельберга? Что-то вроде того, что в расовых предрассудках отражен самый низкий уровень человеческого сознания. Возможно. Но расовые предрассудки существуют, и никуда от этого не уйдешь. Жить приходится в обществе, а общество сейчас именно так устроено. Мако говорит — надо бороться до тех пор, пока равноправие рас не будет признано всеми. Говорить-то легко, делать — потруднее… А кроме того, ему хочется жить, смеяться, быть счастливым. Да, конечно, он хочет быть полезным своему народу, но он хочет и личного счастья. И потом, для того чтоб быть настоящим борцом, нужно ненавидеть тех, с кем борешься. А ему чувство ненависти до сих пор было чуждо. У него нет ненависти к белым. Только иногда, когда они чем-нибудь его ущемляли, он на короткое время ожесточался против них. Но потом это проходило, и ему уже не хотелось ни с кем бороться. Во всяком случае, так бороться, как того требовал Мако. Может быть, это потому, что он цветной, а не чистокровный африканец? Как это говорил Мако? Цветные живут между двух миров. Но вчера вечером, сидя рядом с Сари Вильер, он совсем не чувствовал себя посторонним, живущим между двух миров. Она была для него своей.

«Ничего хорошего из этого не выйдет», — вяло сказал он себе. Лучше не встречаться с нею. Лучше совсем позабыть о ней. Знать только свою работу и не думать о девушке по имени Сари Вильер. Помнить только, что на свете есть белая по имени Сари Вильер и что он, Ленни Сварц, — цветной. Никогда не забывать об этом. Белое с цветным не сочетается, не может сочетаться. Старый Шимд говорил, что грамотность высвободит огромные новые силы в народе, говорил, что его долг способствовать этому. Вот для чего он вернулся в родные края. А не для того, чтобы любоваться на Сари Вильер. Отдел образования согласился оказать поддержку школе. Школа — это самое важное. Белые его не трогают. Но если его увидят с Сари Вильер, они за него возьмутся. И тогда школе конец. Нет! Он больше не будет встречаться с Сари Вильер. Он выберет себе другое место для прогулок, будет читать и думать о разных других вещах. А если ему захочется развлечься, ну что ж, в Стиллевельде есть цветные девушки…

Ленни стало легче после того, как он принял это решение. Сердце у него щемило, но он старался к этому не прислушиваться и выбросить из головы всякую мысль о Сари Вильер.

Он подумал о Мейбл. Но это было все равно что решать чью-то чужую задачу. Он подумал о матери… Отъезд Мейбл будет для нее тяжелым ударом. Надо ей объяснить, надо постараться, чтобы она поняла. Сегодня, после отъезда Мейбл, он весь вечер проведет с ней.

Он прислонился к ограде, которой был обнесен колодец в конце Большой улицы, и мысли его потекли свободно и бессвязно, не направляемые волей.

«…Мейбл сегодня уезжает. Дай бог, чтобы жизнь обошлась с ней не слишком сурово. Не забыть приготовить ей два фунта…

…Что-то Фиеты давно не видно. Любопытно, скоро ли тоска погонит ее опять в Кейптаун, откуда она, как всегда, вернется с ребенком. Странная женщина эта Фиета. И что у нее за странная дружба с Сумасшедшим Сэмом…

…Надо как-нибудь на днях опять повидаться с Мако и молодым Финкельбергом. Единственная возможность отвести душу в разговоре. Завтра вечером, пожалуй, схожу к Мако. Посмотрю, как они там живут, в своем краале…

…Что-то сейчас делает вся наша кейптаунская компания. Селия… Даже не верится, что когда-то и я был с ними…»

Так текли его мысли. Но где-то в глубине все время таилась мысль о Сари Вильер. И настойчиво рвалась на поверхность.

Какая-то старуха прошла за водой и почтительно поклонилась ему, как полагалось кланяться учителю, который знал почти столько же, сколько белые. Он помог ей набрать воды, и она ушла, не помня себя от гордости, торопясь рассказать соседям, как он помогал ей тащить ведро из колодца. Не кто-нибудь, а сам учитель, образованный человек! Еще одна легенда прибавится к тем, что любовно сплетали односельчане вокруг Ленни Сварца — Ленни Сварца, который уехал в Кейптаун простым босоногим мальчишкой, а вернулся ученым человеком, до того ученым, что его портрет помещают в кейптаунских газетах и его имя пишут не просто, а еще с разными буквами позади.

Ленни посмотрел на часы. Пора уже идти в школу. Он закурил и не спеша зашагал по улице. Из окон, из дверей выглядывали люди и улыбались ему. Глядя, как он неторопливо проходит мимо, они вспоминали беседу, которую он недавно вел с ними в церкви — насчет свежего воздуха и про то, что надо почаще открывать окна в доме и что мыться надо не только там, где другим видно, но и там, где другим не видно. Некоторые старухи поспешно распахивали окна при его приближении.