Леонид Жуховицкий - О любви

• Название: О любви
• Автор: Леонид Жуховицкий
• Издательство: «Художественная литература»
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1989
• ISBN: 5-280-01322-6

Книга «О любви» — плод творческого сотрудничества двух писателей, советского — Леонида Жуховицкого и шведского — Ларса Хесслинда. В книгу включены рассказы писателей и диалог в письмах, где они обсуждают наиболее острые проблемы современной жизни.

---

Рядом с этим мужчиной шагала женщина в белых нейлоновых шортах, с голубой строчкой по краям, в белой блузке с рукавами "фонариком". На ее белых ляжках виднелись аппетитные ямочки. Оба — и мужчина, и женщина — были в белых шапочках с синими козырьками, отогнутыми вверх, так что ничто не мешало идущим смотреть в летнее небо. Для Эдвина было загадкой, зачем они вывернули козырьки, но убедительного ответа на этот вопрос он так и не нашел. В руках они несли пластиковые мешки, украшенные лежачими восьмерками.

Нахлынуло странное чувство: а не завладел ли кооператив всем Омутсфорсом, втиснув жизнь городка в свою синюю серию? Эдвин знал: стоит только отворить стеклянную дверь магазина, и он увидит полки, уставленнгле килограммовыми пакетами из водонепроницаемой коричневой бумаги, на которых синими буквами выведено слово: ЖИЗНЬ. Само собой, коричневыми мешками стали пользоваться по совету правления кооператива, находящегося в Стокгольме — надо же как-то считаться с требованием общественности о защите окружающей среды, особенно накануне выборов. А то ведь производство белых мешков — бумагу в таком случае нужно отбеливать — влечет за собой повышенные выбросы хлора…

— Господин и госпожа Свенссоны, потребители-обыватели! — презрительно буркнул мальчик, провожая взглядом сине-белую пару, уносящую свои мешки к автоприцепу.

"Такими мы с Соней не будем никогда! Мы нипочем не станем разъезжать в автоприцепе — с пеларгониями в окнах. Мы с ней махнем на Ривьеру, во Франции, или на залив Санта-Моника в Калифорнии, и будем ходить там под парусом", — подумал Эдвин.

Он улыбнулся своим мечтам. Он еще не знал, что неотступным спутником его жизни будет страх.

До последней точки его нынешнего почтового маршрута оставалось проделать несколько километров. Бледно-зеленый почтовый ящик, к которому он держал путь, стоял на отшибе, окруженный деревьями. От него тянулись, теряясь за елями, два следа автомобильных колес — только по этому можно было догадаться, что у ящика есть хозяева.

Таге Ольссон отнюдь не принадлежал к числу солидных клиентов Королевского почтового ведомства. Помимо газеты "Свенска дагбладет", зеленому ящику у лесной дороги изредка адресовалось какое-нибудь деловое письмо с обратным адресом. "Шведское общество пчеловодов" или "Европейская рабочая партия".

Хуторянин Ольссон был вообще человек неприметный. Он служил церковноприходским сторожем, и работа эта весьма его устраивала, особенно когда случались похороны. Был он вдобавок великий молчальник. Вроде бы живет на свете человек, а его не видно и не слышно. Только когда он орудовал в лесу электропилой, мог он устроить шум, но даже и тут шума не было, оттого что вырубка Ольссона тоже располагалась на отшибе от поселка.

Алиса, жена его, с вечной улыбкой на лице, считалась самой прилежной рукодельницей во всем Омутсфорсе. На ежегодных рождественских базарах, проводимых Церковным швейным союзом, никто не мог выставить столько работ, сколько она. Словом, Ольссоны были трудяги, которые пеклись только о своих делах и не совали нос в дела ближних, вдобавок, говаривали люди, у Алисы такое доброе сердце…

Проделать добрых два километра в гору, чтобы доставить адресату одну-единственную газету — такое любому почтальону, подрядившемуся заменить на лето штатного письмоносца, покажется тяжкой обузой, но Эдвин Ветру Наперекор всей душой влекся к конечной точке своего пути.

Выведя велосипед на шоссе, он перекинул ногу через раму, беглая гримаса исказила его лицо. Он стоя крутил педалями, держа путь к ближайшему взгорку.

Осенью он пойдет уже в девятый класс. А Соня — та на один класс его младше. Когда он думал о ней, у него щемило в груди; вот так же отчаянно сжалось у него сердце, когда весной нашел он на дороге свою мертвую кошку — ее задавила машина.

Образ Сони мгновенно вставал перед ним — стоило лишь этого захотеть. Мрачная тень, казалось, заслоняла ее глаза, в которых застыл какой-то немой вопрос. Глаза эти не хотели встречаться с его глазами, они бежали от них. Золотистые волосы Сони свисали ей на грудь длинными прямыми прядями. В неизменно влажных губах быстро размокали сигареты. Сплошь и рядом Соня сидела молча, погруженная в свои мысли. А Эдвина начинало трясти от волнения — он не понимал, за что она его наказывает, отчего молчит, когда он заговаривает с ней. Остро ощущал он свою ущербность. И тщетно пытался найти ответ на вопрос: ну почему она такая? Все, что он когда-либо ей говорил, как и все, что она прежде говорила ему, неустанно, раз за разом, проносилось у него в голове. Со всех сторон пытался он обмозговать эти слова, в поисках ключа к ее тайне. Неужто ей не понятно, что молчание больно ранит его? Как-то раз он не выдержал — прикрикнул на нее.

Она тут же бросилась бежать.

А уж как скверно сделалось у него на душе…

Он все копался в себе и не знал покоя. И ее он винил и себя самого.

А ведь у него не было на нее никаких прав. Он не мог назвать ее своей девушкой. И ни разу ее не поцеловал. Однажды он пытался ее обнять, но стоило ему прислонить голову к ее плечу, как она разрыдалась и убежала от него.

Эдвин стоя крутил педали, и всякий раз, когда он переносил тяжесть с одной ноги на другую, душераздирающе скрежетала велосипедная цепь.

Восемь месяцев минуло с тех пор, как он впервые повстречал Соню. Как всегда на перемене, он отсиживался за оградой дома Строительной компании — только здесь и можно было уединиться. Шел дождь.

Она подошла к нему — прямые длинные волосы закрывали ее лицо — и попросила у него прикурить.

Вдвоем они выкурили сигарету, затягиваясь поочередно, но почти не говорили друг с другом. Когда прозвенел звонок, они вместе побрели в школу.

Мальчик изо всех сил нажимал на педали. В канаве густо цвели придорожные розы. Цветки шиповника благоухали, как синтетический очиститель воздуха в приемной бумажной фабрики.

Они продолжали встречаться позади склада, где Строительная компания держала цемент и лесоматериалы. Запах креозота, каким пропитывали дерево, оседал в их одежде, покуда они молча сидели рядом и ждали, когда прозвонит школьный звонок. Всякий раз они приходили сюда, не обращая внимания на дождь. Два-три дня в феврале Соня не появлялась — слишком сильна была стужа.

— Эх ты, Эдвин Ветру Наперекор! Что нос повесил? Девушка-то не твоя! Ее право — делать на переменке что ей в голову взбредет! — говорил он себе в таких случаях.

Они с Соней были совсем разные — роднило их лишь одиночество.

— Я, знаешь, неразговорчива, — говорила она. — Одноклассники не любят меня за то, что я редко смеюсь.

Эдвин не возражал ей, но он же сам видел, что она не смотрит людям в глаза, да и вообще понимал: она из тех, кто обречен вечно служить козлом отпущения. Оба они — и он, и она — неудачники.

— Тихо, Эдвин Ветру Наперекор! Терпи, глотай обиду! — внушал он себе, когда мальчишки набрасывались сзади на Соню и тискали ее грудь, тогда как другие девчонки из ее класса стояли тут же и хихикали.

Уж слишком хорошо знал он правила игры — попытайся он прийти ей на помощь, ей бы только во много раз хуже стало от этого.

У него каменели мышцы, все тело ныло, когда он отворачивался, чтобы не видеть, как мучают и унижают ее. Когда вот так нападали на Соню, он страдал много больше, чем когда его одноклассники, как фашисты, издевались над ним самим. Почему же ее унижение терзает его больше собственного?

Как-то раз он спросил отца, зачем бог допустил, чтобы сын его единородный окончил свои дни в муках на кресте.

— В страдании всегда есть смысл, — отвечал отец.

Может, он прав? Необходимость постоянно покоряться другим наделила Эдвина важным и ценным даром, способным помочь ему достойно пройти жизненный путь, — яростной ненавистью к любым угнетателям, к любой власти.

Как-то раз он проводил ее до зеленого почтового ящика у лесной опушки и в тени деревьев взял за руку. Она не отняла руки. С тех пор они всегда встречались после уроков за складом Строительной компании. Тут они принимались ждать, и когда поблизости уже не оставалось ни одного школьника, вдвоем отправлялись к взгорку за кооперативной лавкой.

Внешне они казались полной противоположностью друг другу. Соня была рослая девочка и горбилась, силясь спрятать рано развившуюся грудь. Носила она по преимуществу джинсы, с дырками на коленках, и просторные кофты, связанные ее матерью. Ходила она всегда потупив взгляд.

— Какая чудесная погода нынче! — скажет он ей. Вот так прямо и скажет, без обиняков. Как хорошо, что нынче чудесный день, — ведь он такое намерен Соне сказать, что больше сродни синему небу и солнцу, чем серой хмари. Хорошая погода душу радует, — подумал он.

— Я люблю тебя, — скажет он ей, когда они присядут рядом для перекура.