Светозар Чернов - Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе

• Название: Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе
• Автор: Светозар Чернов
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2016
• ISBN: 978-9-934-53611-3

В августе 1888 года тайные агенты Степан Фаберовский и Артемий Владимиров (он же Гурин) прибывают в Лондон. Глава департамента Заграничной агентуры Рачковский поручил им провернуть политическую интригу с целью нейтрализовать русскую революционную эмиграцию. В результате их действий дело останется в истории как «Дело Джека-потрошителя».

Предыстория романа С. Чернова «Три короба правды, или Дочь уксусника».

---

– Ладно, – покровительственно положил на плечо Дымшица руку Владимиров.

– Так вы никому ничего не скажете?

– Не скажу, – Артемий Иванович снял руку с плеча Дымшица и, вытерев ладонь о полу своего сюртука, спрятал в карман жилета.

– Особенно этому Захарову. И с Семой Фридманом поосторожнее, он сплетник. И тому, что он будет про меня и мою жену говорить, так вы ему не верьте, а пойдите лучше, чтобы послушать лекцию, – сказал Дымшиц.

– Да я уж там был, только меня какой-то из ваших вывел и на кухню отправил. Где тут у вас держат распутных и невоздержанных личностей?

– У моей жены сифилис, – по привычке соврал Дымшиц, указав на дверь, за которой Артемий Иванович начал знакомство с обитателями клуба.

– Меня к вам направили, товарищи безобразники, – громко сказал Артемий Иванович, чтобы заглушить визгливые звуки гармошки. – Это вам бомбов надо?

– Выпить нам надо, – сказал Захаров, растягивая меха гармошки и понуждая тем своего соседа, маленького рыжего еврея с лопухами ушей на большой голове, отодвинуться в сторону. – А то здесь кроме жидовской пейсаховки мадам Дымшиц и выпить-то нечего. А ну-ка, брат Курашкин, споем нашу любимую, про Стеньку. Он ихнюю иерусалимскую породу страсть как не любил.

Державший в руках балалайку малоросс с запорожскими усами ударил по струнам и на пару с Захаровым затянул «Есть на Волге утес…».

– А был ли ты, товарищ, на Волге? – спросил Захаров, вдруг перестав играть.

– Не был, – признался Артемий Иванович. – Но однажды дворянина одного астраханского поймал.

– Так ты, товарищ, против помещиков-мироедов боролся?

– Боролся немножко, – засмущался Артемий Иванович. – Так вам бомбов-то не надо?

– О! Сам делаешь?

– Сам. Из этого… из трепла.

– Так ты умелец-бомбоделец! А не знал ли ты часом героя Кибальчича?

Артемий Иванович жутко перепугался. Как-то по первости в Женеве он пытался выдать себя за брата Кибальчича, но вышло все как-то нехорошо, и от этого ему пришлось отказаться. Если им и про это известно, то не дошли ли сюда сведения об истории с лягушками?

– Нет-нет, – торопливо сказал он. – А бомбы изготовляем, и отменного качества. Оптом брать будете?

Захаров встал, положил на стул гармошку и, подойдя к Артемию Ивановичу, хлопнул тяжелой рукой Владимирова по плечу. Он был рад встретить родственную душу, даже его засаленная борода распушилась веером.

– Вот это да, вот это я понимаю! Это по нашему, по-русски! Рвануть ихний Парламент динамитом к чертовой матери! А кого вы, товарищ, уже привлекли к нашему делу?

Вопрос поставил Артемия Ивановича в тупик. Он чувствовал какую-то некачественность в том, что единственным сагитированным человеком был Дымшиц. И эта некачественность проявила себя сразу, как только Владимиров сообщил о Дымшице Захарову.

– Нет, товарищ, увольняйте меня, – объявил тот. – Я с этой жидкостной натурой дела иметь не буду. В этом клубе кроме брата-славянина, Тараса Курашкина, ни одного стоящего человека нету!

Захаров формально не принадлежал к социалистическому клубу, более того, он на всех углах провозглашал себя анархистом, однако в клубе он пришелся к месту, так как его неприкрытое юдофобство было хорошим средством от тоски по покинутой родине.

– Чи давно вы приихали до Лондону? – с интересом спросил Артемия Ивановича Курашкин, когда его посадили между хохлом и лопоухим евреем.

– Порядочно, – ответил Артемий Иванович, вспомнив о конспирации.

– Чего, Тарас, к человеку пристал? – воскликнул Захаров.

– Вас як кличут?

– Артемием.

– Так просто Артемием? – настойчиво продолжал выспрашивать хохол.

Почувствовав такой пристальный интерес к своей особе, Артемий Иванович насторожился. Уж больно чем-то родным, охранным, повеяло от Курашкина.

– Да-с, в честь Артемия великомученика назвали, камнем его придавивши.

– А вы Морыса Адлера с клубу знаете? – спросил Курашкин. – Он тут у них председателем сегодня.

– Это который меня из залы выставил? И знать его не желаю.

– А Бейраха? А Степняка? А Пынкуса? А Шлоймаха Хоментовского? А князя Кропоткына? А Лейбу Драпкина? А Добу Гольдштейн? А Фрактовныкова? А Сруля Эвенчика знаете?

– Я вам скажу, дорогой товарищ, за Сруля, – сказал вдруг лопоухий, – что наш Израиль Эвенчик такая сволочь! Всем известно, что он агент Охранки, а то, что он называет следом от приклада казачьей лошади, так он совсем другой формы! Просто лишай, вот что я вам скажу за Эвенчика. Будете с ним здороваться, так руку ему не подавайте. А еще у нас есть жена нашего держиморды Дымшица, Гитля, которая такая гадина, что всем известно, что у ней ничего, кроме гороха, не дождешься. А мужа своего котлетками кормит!

– И сифилис у ней, – внес свою лепту Артемий Иванович.

– Что вы говорите! – загорелись глаза у лопоухого. – А я и не знал.

– Врет он все! Нету у мадам Дымшиц этой болезни. А вам, товарищ Артемий, я не советовал бы слушать то, что говорит Сема Фридман, потому что он работает в шляпном производстве и у него от ртути с головой не в порядке.

– Я бы попросил не выражаться, товарищ Гельман! – вскочил Фридман, и большие уши его побагровели. – Я человек нервный, могу и наделать что-нибудь.

– Да-да, – со всем сочувствием отнесся Артемий Иванович. – Я слышал, что шляпники еще собачье дерьмо собирают.

– Держите меня, – заверещал Фридман. – Я сегодня все-таки наделаю!

Однако держать его никто не пожелал и Сема, повизжав еще для порядка, сел на свое место.

– А еще я вам скажу за товарища Гельмана, – вновь обратился он к Артемию Ивановичу. – Он нанят здесь чистить ватерклозеты и мыть полы, за что ему положена гороховая похлебка, но он этого не делает, а с мадам Дымшиц спит.

– Товарищи! – дверь распахнулась и в столовую вошла Гитля Дымшиц. – Всех просят наверх, там сейчас будут опознавать провокатора!

Все повскакивали с мест и, возбужденно гомоня, повалили наверх. Скамейки в зале уже были сдвинуты к стенам, и в освободившемся месте скучились все присутствующие на собрании. Господин Энгельс, почтительно поддерживаемый под локоть председателем Адлером, надевал очки.

– Проходите, товарищ Гурин, – крикнул Артемию Ивановичу Дымшиц. – Вы ведь из Парижа, вы можете знать его в лицо.

– Я боюсь трупов, – сказал Артемий Иванович.

– Здесь только фотография. Товарищ Шабсельс доставил ее с посланием от наших женевских товарищей, только он не знает, кто из этих тридцати восьми человек – провокатор Гурин.

И тут Артемий Иванович узнал в человеке с забинтованной головой, стоявшем у самой сцены, своего попутчика-еврея.

«Так это меня они тут собрались опознавать! Ну что ж, дорого же я продам свою жизнь!» – подумал он и оглянулся в поисках путей к отступлению. Однако единственный путь закрывали Захаров с Курашкиным и лопоухий Фридман.

Артемий Иванович гордо задрал подбородок и двинулся навстречу своей смерти. Тем временем Энгельс, старчески кряхтя, опустился на колени над разложенной на сцене фотографией.

– Уберите свою лупу: не вижу, – сказал он.

Лупа – собственность типографии – была тотчас убрана.

– Вот он! – закричал Энгельс и уставил на фотографию свой палец. И все, сколько ни было, склонились над фотографией.

В том месте, куда указывал палец основоположника, был изображен некто, державший перед собой грабли так, что они закрывали его лицо, а свободную руку положив на плечо Лаврову.

– Товарищи! – раздался вдруг от дверей яростный голос. – Я вас последний раз говорю, чтоб не мочились под окнами редакции.

– А теперь пару слов имеет наш редактор товарищ Филипп Кранц, – поспешно сказал Адлер, увидев у пришедшего в клуб мрачного редактора в руках толстую суковатую палку, и исчез со сцены.

– Я уже все сказал. А вот этого старикашку на сцене еще раз увижу тут – отделаю палкой.

Переписка с товарищем Даниельсоном и обучение русскому языку у некоего Эраста Пиндара, жены и родственники которого до сих пор считали, что Энгельс должен теперь их за это содержать, не пропали даром: основоположник понял, что пора ретироваться.

– Что вы натворили, товарищ Кранц! – набросилась на редактора спутница Энгельса, когда сам Энгельс вышел уже из зала на лестницу. – Что о нас подумают другие социалисты!

– Вот именно! Как вы смеете! – энергично вмешался Артемий Иванович, поняв, что опасность миновала. – Сортиры надо чистить, тогда и под окна к вам никто ходить не будет.

– В самом деле! – поддержал его Дымшиц. – Где Гельман? Посмотрите на него, товарищи! Вот виновник нашего позора. Мы не можем больше мириться с его распущенностью!

– Фридман сказал, что он спит с вашей женой, – между делом бросил Артемий Иванович.

– Помолчите! Мы обсуждаем важный вопрос. Кого мы можем избрать на место товарища Гельмана?

– Да кому нужна ваша жена! – обиделся Артемий Иванович.

– Вон этого, Шабсельса, выберите, – подала голос мадам Дымшиц. – Третий день задарма у нас живет и съезжать, похоже, не собирается. Вы согласны, товарищ Шабсельс, или будете съезжать?