Сборник Сборник - Гоголь в русской критике

• Название: Гоголь в русской критике
• Автор: Сборник Сборник
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Критика
• Год: 1953

В сборник статей русской классической критики, посвященных творчеству Н. В. Гоголя, вошли статьи Пушкина, Белинского, Некрасова, Добролюбова, Тургенева и др.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

– Должно быть, вы, окончивши курс, еще несколько лет занимались естественными науками, – спросил прежний гость магистра: – и в них далеко подвинули все новые открытия?

– Конечно, я был посылан на счет университетских сумм за границу и обогатил естественные науки важными открытиями.

«Вот куда я попал, – подумал Павел Иванович: – вот здесь узнаю я многое и многому научусь полезному и даже необходимому». Чичиков с явным предпочтением смотрел на магистра, бывшего на казенный счет за границей.

– Я, право, не припомню, – сказал магистр, обратись к Чичикову: – мне послышалось, что и вы наблюдали что-то, так позвольте узнать, не с собратом ли я имею честь познакомиться? Не вы ли трудились (т. е. вы не трудились ли, – г. Ващенко-Захарченко не выучился и слов располагать сообразно грамматическому смыслу) на поприще естествоиспытания? Вы, вероятно, занимались…

– Отчасти занимался и всем понемногу, – сказал озадаченный Чичиков, – но, к сожалению, не знаю новейших открытий; а вот вы только что приехали из-за границы, вероятно сообщите, нам результаты вашей поездки.

– С удовольствием. Первые три года я наблюдал жизнь и строение мхов в понтийских болотах. Труд мой был напечатан на суммы университета. Другие три года я посвятил зоологии. Сочинение мое «Зоотомия улиток» заслужило первую премию и бросило особенный взгляд на жизнь этих тварей. Теперь я тружусь над зоологией щупальцевых насекомых, думая обратить все внимание на тараканов и тому подобных домашних насекомых. Наука будет обогащена новыми по этой части открытиями. – Магистр важно понюхал табаку и утерся платком.

«Толкует он о мхах, а на кой чорт они мне? Мхи, тараканы, улитки и… много он пользы принесет поездкой за границу! Бил, верно, баклуши! Лучше бы там мне этакую зоотомию пеньки представил или оринтогнозию льну. Мхи, мхи! На кой чорт они нам твои мхи, хоть они и понтийские!» – Павел Иванович, выслушав речи магистра, рассердился не на шутку, купил у хозяина гнедую упряжную лошадь, дал ей имя заседатель, в воспоминание павшего коня, попрощался (т. е. простился) с Распузиным и поехал в город, очень недовольный светом и людьми.

«Где счастье обитает? Где его можно найти? Вот, слава богу, и деньги есть, и, слава богу, я здоров, но все чего-то недостает, а недостает счастья. Буду его искать! Только бы оно не бежало по свойственной ему гадкой привычке. И жениться пора мне не только пришла, но даже проходит. Испытаю, может быть это и есть подлинное счастье: хорошенькая, кругленькая девочка, невинная как ангел, с приличными красотами тела, с приятными глазками и ротиком, манящим поцелуй. Приволокнуться разве при удобном случае? Человек я солидный, довольно сносной наружности, все, что нужно для супружеского спокойствия, у меня есть, отчего же не составить приличной партии? Даю себе слово, при первом случае, не откладывать, а приступить решительно к делу. Мифология говорит о Гименее как о добром божестве, а о злых богах супружества умалчивает. Может быть, тогда на счет спокойствия семейной жизни были совсем другие правила, и эти неприятели общего благополучия были содержаны взаперти, и вот причина тогдашнего кроткого удовольствия, которое заключало супружество. Злые люди, в особенности холостяки, завидуя счастию женатых друзей и приятелей, видя, как жены ухаживают за ними, хлопочут, чтобы им был подан суп с пирожками, соусы, жаркие и малина со сливками, густыми как сметана, – позавидовали. Не питая сами надежд надеть цепи супружества, они хлопотали у богов, и те послушали и выпустили: моду, фасон, волокитство и другие сим подобные бичи семейного благополучия». Павел Иванович, давно достигнув средств содержать себя и семейство прилично, ту минуту женился бы, но Неонила Ивановна сделала его поосторожнее и прохолодила. (Неонила Ивановна – девица, на которой г. Ващенко-Захарченко собирался женить Чичикова и которая хотела его высечь перед самым отправлением под венец. – Эта сцена очень остроумна у г. Ващенко-Захарченко.) «Терпел ты, пузантик, – думал Павел Иванович, – долго плыл ты по бурному океану жизни, видна гавань, как бы не разбиться о подводные камни. Осторожность была матерью всех счастливо оканчивающихся предприятий, она одна полезна во многих отношениях, не исключая и гемороидального».

Не говорим о том, есть ли хотя искра таланта у автора, – конечно, человек хотя с малейшим признаком таланта не подумал бы о пошлой проделке, к которой прибег г. Ващенко-Захарченко; не говорим о том, понимает ли он сколько-нибудь мысль творения, заглавие которого ставит на заглавном листе своей книги, или характер лица, приключения которого хочет досказывать, – разумеется, напрасно и говорить о том: если бы г. Ващенко-Захарченко сколько-нибудь понимал «Мертвые души» и Чичикова, он не решился бы выкинуть штуку, которая в своем роде ее лучше проделок Чичикова и отличается от них только тем, что Чичиков свои проделки вел как человек умный, а г. Ващенко-Захарченко – вовсе не так. Нет, мы хотим спросить не о том, может ли быть какое-нибудь литературное достоинство в книге, состоящей из отрывков, подобных приведенному нами, а только о том, есть ли хотя малейший смысл в нелепых страницах, нами выписанных?

Если имя «Ващенко-Захарченко» не настоящая фамилия автора подделки, от которой мы предостерегли читателя, – если это не истинная фамилия, а псевдоним, мы очень рады тому: автор проделки или раскаивается уже, или скоро будет раскаиваться в своей наглости, – если «Ващенко-Захарченко» псевдоним, автор, быть может, успеет укрыться от посрамления, переселиться куда-нибудь в такой уголок, где не знают подлинной фамилии, скрывшейся под псевдонимом; если же «Ващенко-Захарченко» – не псевдоним, а подлинное имя человека, сделавшего эту недостойную дерзость, мы искренно сожалеем о его судьбе: он своею безрассудной наглостью навек испортил свою репутацию.

Заметки о журналах. [1857] <Отрывок>

<1>*

…В декабрьской книжке «Библиотеки для чтения» также помещена повесть гр. Толстого «Встреча в отряде с московским знакомцем». Но о «Библиотеке для чтения» мы будем говорить в другой раз, а теперь возвращаемся к «Отечественным запискам», последняя книжка которых представляет, кроме рассказа, о котором мы говорили, еще две замечательные статьи, – одна из них – «Последние дни жизни Николая Васильевича Гоголя», из воспоминаний г. А. Т. Т-ва,* чрезвычайно интерсена по своему предмету, а другая и по ученому достоинству – это критический разбор книги г. Чичерина: «Областные учреждения России в XVII веке», написанный г. Кавелиным. Уже давно г. Кавелин ничего не печатал; блистательная роль, которую он играл в исследованиях о русской истории, заставляла сожалеть о том, что он покинул деятельность, столь полезную и для науки и для публики. Ему бесспорно принадлежит одно из первых мест между учеными, занимающимися разработкою русской истории; его статьи, которыми в течение нескольких лет постоянно украшались «Отечественные записки» и «Современник», отличались редкими достоинствами изложения при капитальном значении для науки и пролили свет на многие затруднительнейшие вопросы ее. «Взгляд на юридический быт древней России», критические разборы сочинения г. Соловьева «Об отношениях между князьями Рюрикова дома», книги г. Терещенко «Быт русского народа», «Чтение в Обществе истории и древностей российских» и многие другие его статьи принадлежат к небольшому числу тех изысканий, на которые опираются господствующие ныне понятия о ходе и характере русской истории. Для внутренней истории быта никто из нынешних наших ученых не сделал более, нежели г. Кавелин. Потеря, понесенная наукою от его безмолвия, продолжавшегося уже несколько лет, очень велика. Мы не виним его за это безмолвие, очень хорошо зная, что у «его, как и у многих других, могли быть на то причины очень уважительные. Но мы не можем не радоваться, что наконец он решился возобновить свою литературную деятельность. Статья, помещенная им теперь в «Отечественных записках», очень замечательна по проницательному объяснению причин и смысла учреждений, развившихся в течение московского периода, и отношений этого порядка дел к прежнему быту русской земли.

Статья г. А. Т. Т-ва драгоценна для истории нашей литературы потому, что представляет довольно полное изложение хода загадочной болезни, имевшей своим следствием кончину Гоголя.

Была ли это болезнь чисто физическая или телесное расстройство происходило от душевного расстройства? И, какова бы ни была эта болезнь, действительно ли Гоголь умер от болезни или смерть была приведена самопроизвольною его решимостью не принимать пищи? Г. А. Т-в – доктор, который посещал и по возможности лечил Гоголя в последний период этой таинственной агонии. Все симптомы ее, все действия Гоголя в это время так странны, что автор не отваживается ни одного из этих предположений отрицать решительным образом. Он только рассказывает факты, свидетелем которых был, – это, конечно, лучшее из всего, что можно сказать в настоящее время. Но в примечаниях он склоняется к тому млению, что психические причины более, нежели физические страдания, участвовали в разрушении организма Гоголя и что самою сильнейшею из этих причин было слишком продолжительное воздержание от пищи. Конечно, мы не имеем возможности с достоверностью решать вопрос, которым затрудняется врач и очевидец. Но, сколько можно судить по фактам, которые он представляет, надобно, кажется, считать ближайшим к истине то ужасное предположение, что Гоголь сам уморил себя голодом, – не бессознательно, не вследствие психической болезни, а сознательно и, быть может, даже преднамеренно. Вот, по рассказу г. А. Т. Т-ва, факты, которые, кажется нам, ведут к такому заключению: