Роман Суржиков - Фэнтези-2016: Стрела, монета, искра

• Название: Фэнтези-2016: Стрела, монета, искра
• Автор: Роман Суржиков
• Жанр: Фэнтези

Полари - мир фантастического средневековья. Суровые и жестокие нравы здесь соседствуют с диковинными ростками будущего, мечи и арбалеты - с первыми электростанциями и железными дорогами. Император Адриан ведет государство нелегким путем реформ и прогресса. Могущественные феодалы плетут изощренные интриги, поднимают мятежи в борьбе за власть. Церковь пользуется огромным влиянием, ведь в мире Полари никто не сомневается в существовании богов. Боги не стоят в стороне: они шлют людям дары - непостижимые Священные Предметы. Писание гласит: в Предметах таится великая сила, способная исцелять болезни, управлять стихиями, разрушать преграды. Секрет этой силы утерян много веков назад...

---

После схватки Джоакин наспех обтер его травой от крови, а на ближайшем привале принялся основательно чистить. Увидев оружие, Хармон присел рядом, попросил поглядеть. Отличная, изящная работа: узкое сверкающее лезвие, витиеватая посеребренная гарда, но главное -- два полукруглых выреза в основании рукояти, этак под черничную ягоду размером.

- Где ты взял его? - спросил Хармон.

- Боевой трофей.

- Ты же понимаешь, приятель, что это за штука?

Джоакин кивнул. Но Хармон все же уточнил:

- Это искровый кинжал. Одним касанием лезвия можно уложить тяжелого латника.

- В нем нет очей, - печально буркнул Джоакин.

- Верно, - согласился Хармон, поглаживая пальцем пустые выемки. - С очами он стоил бы дороже, чем вся твоя экипировка вкупе с лошаденкой. Но и без них ты мог бы выручить за него несколько елен, а то и целый золотой эфес. Хочешь, помогу продать?

- Нет, - покачал головой Джоакин.

Хармон повертел кинжал еще, разглядел вензель на навершии рукояти.

- Это парадное оружие, не боевое, - сказал Хармон. - Для сражения он слишком короток и изящен. Такой штуке место в дворцовой зале, на боку у какого-нибудь лощеного графенка.

- И что?

- Ты не мог взять его трофеем в бою. Мог украсть -- но вряд ли, если я хорошо рассмотрел тебя. А мог добыть в поединке -- это более похоже. В любом случае, за то или другое легко можешь вляпаться на позорный столб с плетьми. А если попадешься на глаза тому, кто украшает грудь таким же вензелем, - Хармон показал навершие кинжала, - то, глядишь, и пеньковым ожерельем на шею разживешься.

- Не продам, - хмуро покачал головой Джоакин и отобрал кинжал.

По мнению Хармона Паулы, это было глупое решение. Таскать на поясе обвинение против самого себя, вместо того, чтобы носить золотой в кармане -- явная дурость. Однако, когда Хармон вернулся в фургон, глаза его поблескивали. Загадка. Хорошо, когда в человеке -- загадка! Для него самого, может, и не особо, но вот наблюдать его со стороны, пытаться разгадать -- отличная, редкая забава!

Хорошо бы девицу ему, - подумал Хармон о парне. Такие, как он, особо забавны, когда влюблены... или когда в них самих влюбляются. Хармон Паула не ожидал, как скоро он окажется прав, и даже дважды.

Стрела

Апрель 1774 года от Сошествия

Кристальные горы (герцогство Ориджин)

- ...по этой самой тропе! Наши Праотцы - сотня здоровых мужиков, все как на подбор суровые, крепкие, бородатые; им все ни по чем, как дикому вепрю. А среди них - шестнадцать нежных цветочков, розовых таких жемчужинок - святые Праматери. Они ступают по тропе своими тонкими ножками, со всех сторон окруженные надежной мужской защитой. Янмэй Милосердная, и Светлая Агата, и Мириам Темноокая, и...

Ты всех шестнадцать Праматерей перечислишь, или кого забудешь? Или устанешь, наконец? - подумал с надеждой Эрвин. Говоривший, однако, не знал усталости. Он звался бароном Филиппом Лоуфертом и являлся имперским наблюдателем при экспедиционном отряде. Для всякого похода за известные границы Империи необходимо включать в число участников человека, напрямую служащего Короне, - закон Константина, издан в 13 веке... Филиппу Лоуферту было изрядно за сорок, он носил козлиную бородку и считал себя гением красноречия.

- ...женщина - это жемчужинка, и ей подобает лежать на мягком ложе в безопасном укрытии раковины, в объятиях железного панциря. Вот каков должен быть мужчина - несокрушимый, жесткий, а внутри его - нежная душа, раскрывающаяся только...

Одежда Филиппа пестрела золочеными вензелями повсюду, куда только можно было их влепить. С этакой слащавой улыбочкой он изрекал банальные пошлости непрерывным, неудержимым потоком.

- ...только тогда женщина будет счастлива с вами, если вы сможете ограничить ее непробиваемой стеной и заслонить от жестокого мира. Вот так, молодой человек.

Ах, да. Еще он упорно называл Эрвина Софию Джессику, наследного герцога древней земли Ориджин, "молодым человеком".

- Я чрезвычайно благодарен вам за науку, барон. Вы раскрыли мне глаза, - сообщил Эрвин. Филипп не уловил сарказма.

- Да, молодой человек, быть мужчиной - это искусство. Когда я впервые оказался в этих горах...

Скалы - эти взметнувшиеся к небу величавые громады - выглядят хрупкими. Много веков назад неведомая сила ударила в них и расколола, раскрошила, как стекло. Сквозь горный хребет, прорезая его, легло ущелье - зияющая рана, заваленная обломками породы. Мельчайшие были размером с мизинец, крупнейшие - размером со сторожевую башню, поваленную и замершую на дне ущелья в нелепом угловатом равновесии. Среди обломков находила себе путь река, шипела и журчала, вспенивалась, порою подхватывала несколько камней и волокла их, сбивая в нестройные груды. И тут же река принималась злиться, становилась на дыбы, преодолевая собою же созданные заторы. От потока восходили склоны ущелья - сперва плавно, затем круче, а затем превращались в отвесные темные стены, испещренные прожилками блестящих пород. Вдоль подножья скал, в сотне ярдов над рекой, лепилась к склону тропа, по ней, неторопливо извиваясь, ползла цепочка путешественников.

Отряд состоял из сорока человек. Его ядро составляли одиннадцать кайров - северных рыцарей, прошедших Посвящение. Каждого кайра сопровождали двое греев - пеших воинов, состоящих в услужении у рыцарей. Воины делились на две группы - ведущую и замыкающую, защищая отряд с фронта и тыла.

В авангарде ехал также механик Луис Мария. То и дело механик останавливал коня, чтобы зарисовать некую деталь рельефа, и весь отряд принужден был останавливаться вместе с ним. Герцог Десмонд Ориджин питал наивные надежды на то, что через Кристальные горы можно проложить рельсовую дорогу. Он отдельно оговорил это, когда давал распоряжения Эрвину и Луису. Следуя приказу, механик старательно наносил на карту маршрут и помечал преграды, которые придется устранить при строительстве.

В безопасной середке отряда ехали Эрвин с имперским наблюдателем. В спину им дышали вьючные ослы, ведомые греями. Животные издавали весьма характерный запах, отлично ощутимый благодаря ветру, что дул в спину. Процессия двигалась со скоростью самого медленного ослика, то есть -- еле ползла.

Ширины тропы хватало лишь на одного всадника, Филипп Лоуферт ехал на корпус позади Эрвина и без устали разглагольствовал. Его слова смешивались с колоритным благоуханием вьючных ослов.

- Когда я впервые оказался в Кристальных горах, со мною была девушка по имени Вильгельмина. У нее были золотые кудри и глаза -- как спелые оливки, и фигура... Да, на фигуру стоило посмотреть. Мы поднялись с нею на скалу, вот туда, на самую верхушку, встали на краю. На ветру ее волосы растрепались, прямо как грива у льва. Я обнял ее сзади, повернул лицом к ветру и спрашиваю: "Чувствуешь?"

Тьма, до чего же болят ноги! Шестые сутки пути, часов по десять в седле каждый день. Эрвин всерьез подозревал, что его бедра стерлись уже до костей, и удивлялся, как еще не тянется за ним по земле кровавый след. Спина каменела от постоянного напряжения, Эрвин позабыл о том, что когда-то обладал чудесной способностью наклоняться без боли. Вчера он попробовал пойти пешком, и, как назло, весь день тропа шла то вверх, то вниз, переваливая через многочисленные уступы. К вечеру Эрвин взмок от пота и хватал воздух ртом, как загнанная лошадь. Одежда отвратительно прилипала к телу, ступни горели, кожа покрылась пунцовыми пятнами. Он поражался нечеловеческой выносливости пехотинцев, умудрявшихся тащить на себе амуницию. Сам-то Эрвин шел налегке, предоставив свой немалый багаж заботам одного из осликов. Он оставил при себе только меч и получил от него тринадцать ударов по щиколотке, шесть -- по колену, и вдобавок две весьма ловких подсечки (Эрвин вел счет). Сегодня Эрвин не стал повторять вчерашний подвиг и поехал верхом. Бедра, стертые о конские бока, -- все же меньшее из зол.

- ...и я спрашиваю Вильгельмину: "Чувствуешь?" А она мне: "Что чувствую?" Я прижимаю ее к себе покрепче и говорю: "Священную силу". И она в ответ: "Это просто ветер дует", а я говорю: "Нет, это сила любви. Разве ты не знала? Святые Праматери сошли в мир из этих самых скал и принесли с собою любовь! С тех пор Кристальные горы наполнены силой любви!"

Отец говорил: благородный человек должен воспитывать в себе терпение ко всему -- к боли, морозу и жаре, к усталости и голоду. А как на счет терпения к скабрезностям? Как бы вам понравилось такое, милорд: шесть дней пути бок о бок с... вот с этим?

- А знаете, молодой человек, как называют вон те две округлых вершины?

Где уж мне знать! Я всего лишь родился и вырос в этих горах.

- Это Перси Святой Катрины, - провозгласил Филипп. - А вон та узкая темная пещера -- слыхали ее прозвище?

Эрвина ужаснулся при мысли о том, что, возможно, сейчас услышит, и поспешил перехватить инициативу: