Мэри Рено - Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря (сборник)

• Название: Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря (сборник)
• Автор: Мэри Рено
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-389-11385-5

XIII век до н. э. Средиземноморье. Пески времени скрыли многое из того, что происходило в ту эпоху. Но легенда о гигантском критском Лабиринте жива до сих пор. Жива и легенда о Тесее, одном из величайших героев Античности, ведущем свой род от бессмертного бога Посейдона. Ему было предначертано совершить множество подвигов. Одним из этих подвигов стала схватка с чудовищем Минотавром в недрах Лабиринта. После этого ему было суждено отправиться в поход за золотым руном и сражаться с кентаврами. Велики его деяния, и так же велика вся его жизнь, полная обретений и потерь.

Повествование о Тесее – полумиф-полуистория. Раскопки археологов в Средиземноморье доказывают, что многое из рассказов о герое – правда.

---

Она приподняла брови, тонкие и густые, как перышки пустельги, и лишь слегка распушенные у переносицы.

– Что? Почему ты решил, что он мертв?

Я умолк, поскольку неосознанно надеялся именно на это. Гнев мой шевельнулся диким зверем, запертым в клетку.

– Хорошо, – сказал я. – Мне достался от него подарок, первый за семнадцать лет, однако для этого мне пришлось изрядно попотеть.

– На это была причина, – отвечала она, взяла гребень, перебросив вперед волосы. – Он сказал мне тогда: «Если у нашего сына не хватит силы, ему потребуется ум. Ну а если не будет ни того ни другого, пусть будет тебе хорошим сыном в Трезене. Пусть живет с тобой. Незачем посылать его в Афины на верную смерть».

– В Афины? – удивленно переспросил я: для меня это было всего лишь слово.

Она отвечала с легким нетерпением, словно я должен был и сам это знать:

– У деда твоего отца слишком много сыновей, а у него самого их нет. Ни одного года не мог он провести на своем троне в покое, как и его отец. – Она поглядела мне в лицо, перевела взгляд на волосы, которые расчесывала. – Ну же, Тесей. Или ты думаешь, что вожди и простая знать носят такие мечи?

В голосе ее слышалась девичья резкость, словно бы она пыталась скрыть собственную застенчивость. И я подумал: «Возможно, и так. Ей сейчас тридцать три года, мужчина прикасался к ее телу восемнадцать лет назад». И, рассердившись на нее еще больше, чем на себя, спросил:

– Как его зовут? Должно быть, я слышал это имя, но позабыл его.

– Эгей, – отвечала она, словно вслушиваясь в себя. – Эгей, сын Пандиона,[37] сына Кекропа.[38] Все они – семья Гефеста,[39] владыки земного огня, сочетавшегося с Матерью Део.

– С каких это пор семя Гефеста сделалось выше Зевсова? – сказал я и подумал при этом о всех трудах, которые совершил ради этого человека, считая, что стараюсь для бога. – Для него более чем довольно, что ты родила ему. Почему он оставил тебя здесь?

– Этому была причина, – вновь отвечала она. – Мы должны отыскать корабль, чтобы отослать тебя в Афины.

– В Афины? О нет, мать, это чересчур далеко. Прошло семнадцать лет после его ночных развлечений, и он ни разу не заехал сюда, чтобы посмотреть, чем они закончились.

– Довольно! – вскричала она, царевна и жрица, с прежней пылкостью.

Я устыдился себя самого и, подойдя к креслу, поцеловал ее в голову.

– Прости меня, мать. Не сердись. Я знаю, как это бывает. Мне самому случилось повалить пару девиц, которые вовсе не собирались этого делать. И если кто и думал о них плохо, так только не я. Но если царю Эгею нужен еще один копейщик, пусть ищет у себя дома. Пусть он и оставил тебя, но с хорошим подарком – наделив сыном, который не сделает этого.

Она глубоко вздохнула, издав полусмешок:

– Бедный мальчик, ты не виноват в том, что ничего не знаешь. Поговори с дедом. Пусть лучше он все расскажет тебе.

Я запустил руку в ее расчесанные волосы и, отделив одну прядь, обмотал ее конец вокруг пальца. Мне хотелось сказать, что я мог бы простить человека, которого она выбрала для своего удовольствия, но не того, кто взял ее и отправился восвояси. Я задержался, но только для того, чтобы переодеться. Гнев требовал, чтобы я подчеркнул свое достоинство. Моя лучшая одежда была скроена из темно-красной оленьей кожи: короткая куртка, расшитая золотыми бляшками, и короткие штаны с бахромой из лайки под стать невысоким сапогам. Пристегивая к поясу меч, я вспомнил, что никто не смеет являться к царю с оружием.

Когда я оказался наверху узкой лестницы, голос его разрешил мне войти. Дед недавно простудился и еще не выходил из своей комнаты. Плечи его прикрывала накидка, а возле кресла стояла чаша со смесью вина, молока и ароматных трав, которую пили подогретой, на дне ее еще кое-что оставалось. Дед выглядел осунувшимся, на нем уже начинал сказываться возраст. Но я не мог забыть свой гнев и потому молча стоял перед ним. Поблекшие старческие глаза обратились ко мне, и я понял: дед все знает. Потом он коротко кивнул мне и указал на скамеечку возле себя.

– Можешь сесть, мой мальчик.

По привычке я подвинул скамеечку и сел. Дед долго был царем, и казалось, даже его пальцы умеют повелевать – так в кифаре прячется музыка. И только обнаружив себя на привычном с детства месте, поставив ноги на вытертую медвежью шкуру, обхватив колени руками, я понял, как он одурачил меня. Чаша с питьем стояла возле моего лица, от нее пахло ячменем и медом, желтком и вином, а еще – старостью и детством. Я ощутил, как мой мужской гнев сделался детским. Надо мной моргнули водянистые глаза деда с налетом раздражения, с которым старики, утратив свою силу, относятся к молодым.

– Ну, Тесей, рассказала ли тебе мать о твоем происхождении?

Скрючившись у ног его, с сердцем, полным горечи, я отвечал:

– Да.

– И ты хочешь расспросить об этом меня? – Я молчал. – Или же предпочитаешь узнать у своего отца? – Я не доверял своему языку, ведь передо мной был царь. – Теперь, когда ты покажешь этот меч, он признает тебя своим наследником.

Удивление заставило меня говорить.

– Зачем это ему, повелитель? У него наверняка найдутся сыновья в собственном доме!

– Из них никто не рожден в браке. Что касается остального, учти: пусть он эрехтид,[40] что само по себе неплохо, мы принадлежим к дому Пелопа, и нас породил Зевс Олимпиец.

Я было хотел спросить: «Как и меня Посейдон?» Но смолчал; сказать по правде, не потому, что он был моим дедом, – просто не посмел.

Он поглядел мне в лицо, потом поплотнее закутался в накидку и молвил испытующим тоном:

– А ты всегда не закрываешь дверь за собой? Тут стало как в сарае. – Я поднялся и исправил оплошность. – Прежде чем ты выкажешь неуважение к собственному отцу, позволь объяснить тебе, что, если бы не он, ты мог бы оказаться сыном рыбака или землепашца, даже раба, если хочешь.

Я был рад тому, что сижу. И только сказал:

– Отец моей матери может без опаски говорить мне такие слова.

– Твои уста не щадят твои уши, – проговорил он. – Успокойся, мальчик, и выслушай меня.

Тесей, в год, предшествовавший твоему рождению, когда матери твоей исполнилось пятнадцать, за все лето не случилось дождя. Зерно в колосьях родилось мелким, виноградины в гроздьях были не крупнее лесной ягоды, пыль лежала густым слоем, так что в ней утопали ноги людей; хорошо было одним только мухам. Вместе с засухой явилось поветрие, что, щадя стариков, забрало детей, дев и юношей; сперва им отказывали руки или же они начинали хромать, а потом наши дети ложились, и сила оставляла их – они не могли вдохнуть животворящий воздух. Те, кто выжил, стали калеками, словно Фиест-перегонщик с его короткой ногой, но в основном они умирали.

Я обратился к богам, желая узнать, кого из них мы оскорбили; в первую очередь к лучнику Аполлону. Через внутренности жертвы бог поведал, что не метал в нас свои стрелы, но более не сказал ничего. Безмолвствовал и Зевс; Посейдон тоже не слал знамений. Это было примерно в ту пору года, когда люди приносят искупительную жертву. Они выбрали косоглазого – за дурной глаз – и побили его с такой яростью, что, когда пришли его жечь, он уже расстался с жизнью. Но дождь все не приходил, и дети по-прежнему умирали.

Я потерял тогда троих сыновей во дворце: двух от жены и одного, что был мне еще дороже. Он умирал, застыв недвижно, как мертвый, и только одни живые глаза молили меня помочь ему хотя бы вздохнуть. И когда он лег в могилу, я сказал себе: «Теперь приблизилось время моей мойры, и бог скоро пошлет мне знак». Я привел в порядок все дела, вечерами за ужином разглядывал своих сыновей, собравшихся за столом, и взвешивал их достоинства, чтобы назвать наследника. Но знака все не было.

На следующий день в Трезен явился твой отец, шедший из Дельф, он намеревался добраться кораблем до Афин. Чтобы не идти Истмийским перешейком, он предпочел дважды переплывать через море. И хотя мне было не до людей, я показал ему все, что мог, ведь гость всей земли – особа священная. И вскоре я порадовался этому. Отец твой был моложе меня, однако бедствия укротили его и научили понимать людей. За ужином мы начали делиться горестями: я потерял то, чего он никогда не имел. Первая жена его была бесплодной, другая же умерла, родив мертвую девочку. Он отправился к оракулу, но ответ был столь непонятен и загадочен, что даже жрица не смогла истолковать его. И теперь он возвращался в смятенное царство, не имея наследника, способного стать рядом. Так мы сидели, два мужа, понимающие печали друг друга. Я отослал кифареда, велел принести кресло своему гостю, и вот здесь, возле этого самого очага, мы сидели и толковали о наших печалях.

Гость рассказал мне, как братья, в жадности своей стремящиеся лишить его царства, пали настолько низко, что не постыдились даже очернить свою почтенную мать и объявили его незаконнорожденным. Его беды, я это видел, были равны моим. Но пока мы беседовали, внизу, в чертоге, поднялось смятение, послышались крики и вопли. Я вышел взглянуть, в чем дело.