Дарья Кузнецова - Дым и зеркала

• Название: Дым и зеркала
• Автор: Дарья Кузнецова
• Издательство: СамИздат
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 2015

Сложна и опасна магия Иллюзий. Опасна в первую очередь для своего создателя: слишком велик шанс навсегда потеряться среди плодов собственного воображения и перепутать реальность с вымыслом. На что можно пойти ради сохранения рассудка? Магистр Лейла Шаль-ай-Грас ввязалась в очень опасную интригу одного из самых опасных людей Среднего мира. Что ждёт её в итоге? Смертельная угроза. Предательство. Встреча со своим прошлым, со всеми его призраками и страхами. А в конце… может быть, чудо? Ведь магия Иллюзий опасна, но её могущество ограничено лишь воображением Иллюзиониста.  

---

— А как же твои слова про его попытки руководствоваться чувствами?

— Чувства бывают разными, — терпеливо пояснил Целитель. — В детстве он, хоть и трудно сейчас в это поверить, был очень добрым мальчиком. Именно добрым. Он хорошо знает, что такое «сочувствие», «прощение»; помнит, что нужно сделать, чтобы не обидеть или поддержать. Именно это позволяло ему после излечения оставаться человечным в отношении с окружающими людьми, и именно это я хвалил. Но, конечно, проявление этой реакции было продиктовано исключительно рассудком.

— В каком смысле?

— Логически оценивает, кто достоин сочувствия, а кто — нет, причём полумер не будет. Терпеливо и мягко он будет разговаривать с рыдающей над телом мужа вдовой, потому что память и разум подскажут: слабой женщине тяжело, она потеряла близкого, ей больно. Но к какому-нибудь убийце он будет относиться как к неодушевлённому предмету; то есть, несмотря на то, через что сам прошёл в жизни, спокойно отдаст человека в руки палача или сам выступит палачом. У него не дрогнет рука по одному сломать пальцы воющему от боли человеку, добиваясь от него какого-нибудь ответа, и это будет не «осознанная необходимость жестокости», ему действительно будет плевать на боль этого человека. А ты вызываешь у него именно эмоциональный отклик, то есть он не думает, что должен тебе посочувствовать, и потому проявляет нужную реакцию, а действительно сочувствует.

— А зачем ты всё это рассказал? — окончательно запуталась я. — И какое это отношение имеет к тому, что господин подполковник «умный, но такой дурак»? И почему я это на собственном опыте должна буду увидеть?

— Да потому, что он может нормально с точки зрения обычного человека воспринимать только хорошо знакомые привычные эмоции. То же сочувствие, или что-нибудь ещё, настолько же близкое и понятное. А вот предсказать его реакцию на что-нибудь неожиданное я не возьмусь.

— На что неожиданное? Ты… имеешь в виду, что он может, ну… влюбиться? — я даже приподнялась на локте, разглядывая улыбающуюся физиономию.

— Этот? Этот может, — с какой-то мечтательной интонацией протянул Целитель. — Но имей в виду, это первый и единственный раз, когда я тебе о нём что-то рассказываю.

— Не любишь сплетничать? — вздохнула я, укладываясь обратно.

— Не сказал бы, — хихикнул Тар. — Не-ет, тут у меня другие мотивы. Во-первых, вам обоим, хоть и по разным причинам, нужно разобраться со всем этим самостоятельно. Тебе нужно научиться доверять, ему — чувствовать, причём чем глубже, тем лучше. А, во-вторых… Лейла, мне четыре с половиной сотни лет, знаешь, как сложно встретить в окружающем мире что-нибудь увлекательное и удивительное? А ваши взаимоотношения, и вся эта ситуация, — не с убийствами, а с вашей необычной встречей, — это настолько потрясающе интересно, что я просто не могу отказать себе в маленьком удовольствии понаблюдать со стороны. Да ты не волнуйся, если всё будет совсем плохо, я вмешаюсь. Но рассказывать тебе, уж извини, ничего больше заранее не буду.

— Мне, значит, не будешь, а ему — будешь? — проворчала я, сдерживая желание закатить скандал. В конце концов, надо ценить откровенность; этот человек и так сделал для меня слишком много, чтобы ещё претензии ему предъявлять.

— Он и так всё прекрасно знает, — я почувствовала, как Целитель пожал плечами. — А что не знает… Если ты настаиваешь, можешь сама рассказать ему о своих проблемах, я только поддержу эту полезную инициативу, — ехидно предложил он, и я была вынуждена тут же пойти на попятную.

— Нет уж, ты сам это предложил! И вообще, ты… старый интриган.

— О, да! — радостно расхохотался он. Потом запнулся, как будто что-то вспомнил, и с тревогой проговорил: — Лель, ты только пообещай мне, что не будешь пытаться восстанавливать справедливость самостоятельно и мстить Амар-ай-Шрусу, ладно?

— Что я могу? — судорожно вздохнув, пробормотала я. Разговор помог немного отвлечься, но, как оказалось, чтобы от спокойствия не осталось ни следа, мне хватило одного лёгкого намёка. — Плюнуть в лицо одному из Владык? Ударить? Я даже к сыскарям обратиться не могу, потому что никто мне не поверит. Моё слово против его слова? Ни доказательств, ни… — я вновь замолчала. Дыхание перехватило, и я почувствовала, что на глаза наворачиваются слёзы.

— Я тебе помогу, обещаю. И Дагор тоже. Это нельзя оставлять как есть, но, пожалуйста, положись на нас и ничего не предпринимай сама. Этот человек…

— Это не человек, — всхлипнула я. — Это… это чудовище! Я… не представляю, как! За что? Я ведь была в него почти влюблена, дура! И что мне теперь делать?

— Жить, — Тар обнял меня крепче. — Несмотря ни на что. Понимаю, что сложно, но это пройдёт. Человек имеет свойство забывать боль и беды, если ему есть, чем их заменить. А пока плачь, не стесняйся. Станет легче. Ложь, что слёзы — признак слабости, слёзы — это тоже лекарство, только не для тела, а для души. Главное, не превышать дозировку, — он тихо беззлобно усмехнулся.

А я послушно плакала. Тихо и почти бесшумно, и к собственному удивлению действительно чувствовала, как мне становится легче. Будто сжавшаяся в груди тугая пружина не сорвалась, а начала медленно и аккуратно расправляться.

— Ты странный, — наконец, устав от тишины, вновь заговорила я. — Тебе очень хочется верить, а ещё я почему-то совершенно тебя не стесняюсь.

— Я Целитель с очень, очень большим стажем, — усмехнулся мужчина. — Было бы гораздо сложнее работать, если бы я не умел втираться в доверие.

— А ещё никак не могу взять в толк, зачем тебе со мной возиться. Не верю, что только из любопытства, — продолжила я.

— Нельзя проходить мимо человека, которому нужна твоя помощь. А ты… Я давно не встречал людей, кому настолько требовалась бы именно моя помощь. И я уже говорил, что стараюсь держать в поле зрения людей, способных правильно применять свой дар. Не надо чувствовать себя обязанной, правда. Ты просто не представляешь себе, насколько многое это для меня значит. Возможность общения с необычным человеком — это едва ли не самый большой подарок судьбы в моём случае, так что об иной благодарности даже не смей задумываться. Обижусь.

— Всё-таки, не ошиблась я вчера. Ты ещё и страшный человек! Очень сложно в тебя не влюбиться, — хмыкнула я. С Тахиром было удивительно легко, и то, что я не сказала бы никому больше, ему говорить было просто и как-то естественно.

— А вот этого не надо, — с шутливой ворчливостью возразил Тар. — Если только совсем немного, в терапевтических целях. Лёгкая несерьёзная влюблённость повышает настроение и вообще полезна для здоровья. Главное…

— Не превышать дозировку, — не удержалась я от улыбки. — А если чуть-чуть не получится?

— Это вряд ли, — хмыкнул Целитель.

— Почему? — из чувства противоречия возразила я. — Ты милый, симпатичный, добрый и понимающий. Надёжный, сильный, мудрый…

— Всё, всё, хватит! — весело перебил меня Целитель. — Захвалишь. Всё просто: у тебя, конечно, большое и доброе сердце, но в нём просто недостаточно свободного места, чтобы вместить ещё одно серьёзное чувство. Слишком прочно поселился там один мой угрюмый приятель.

— Ты думаешь? — вот теперь я наконец почувствовала неловкость.

— Знаю. Ты, главное, не думай обо всяких глупостях. Например, о том, что это всё безнадёжно и не имеет смысла. Имеет. Главное, верить; но у Иллюзионистки с этим проблем быть не должно.

Ещё некоторое время мы молча лежали, думая каждый о своём. Чем был занят Целитель, не знаю, а я дивилась странным перипетиям собственной судьбы. Последнее время она словно стала любимой игрушкой Инины, полностью сосредоточив на себе внимание капризной богини. Но сейчас, пригревшись под боком ещё одного великого человека, внезапно столь оригинальным образом ворвавшегося в мою жизнь, я действительно верила, что всё будет хорошо. Что у меня есть шанс справиться, выйти из всего этого живой и невредимой. Рядом с Тахиром вообще легко верилось во что-то светлое и доброе.

А, может быть, виной тому были слова мамы, которую я сейчас сумела вспомнить. Смутно, обрывками; это ведь было двадцать лет назад. Но я запомнила её бледное лицо, нервно поджатые губы и полный отчаянной решимости взгляд. «Верь, малыш; с тобой всё будет хорошо, они не смогут тебя тронуть». И я поверила ей тогда. И потом, когда со слезами бросалась на незнакомого огромного мужчину, и просила не трогать мою маму. И даже когда его товарищ с хохотом, держа меня за руки, рвал на пятилетней девочке одежду.

Единственное, чего я не помнила, так это того, как я сумела спастись. Кажется, тогда пробудился мой дар, и мне удалось удрать. Я проснулась в служебном экипаже на руках незнакомого мужчины в форме патрульного ЦСА. Мне было так страшно, что я не могла шевельнуться и сказать хоть слово. Потом были какие-то ещё лица; Целители, люди из приюта, но все они смазывались.