Анатолий Соболев - Ночная радуга

• Название: Ночная радуга
• Автор: Анатолий Соболев
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: О войне
• Год: 1972

Повесть НОЧНАЯ РАДУГА — о разведчиках, которые действовали в тылу врага, о людях в Великой Отечественной войне, об их героизме, любви к Родине, о высоких духовных силах советского народа, выстоявшего и победившего в тяжелейшей схватке с фашистами.

---

Анатолий Соболев Ночная радуга

Призраки прошли бестелесной чередой и сгинули в предрассветном тумане.

Харальд оцепенело смотрел им вслед. Долго и чутко вслушивался в сизую мглу, поглотившую безмолвные тени. Наконец он перевел дух, перекрестился непослушными пальцами и вытер со лба холодную испарину. Немцы или русские?

Осторожно, стараясь не хрустеть песком, зачем-то обошел вокруг дома. Обостренно прислушался к вязкой тишине.

Ни звука.

Будто наваждение было, пригрезилось.

Но еще улавливался запах оружейного масла, крепкого табака и мужского пота, что оставили после себя привидения. Немецкий дозор или русские разведчики?

Постояв в нерешительности, Харальд все же отважился сходить на берег бухты, где была укрыта моторная лодка. Вчера они с Альмой надежно закрепили ее, но к ночи собирался шторм и мог наделать беды. Харальд и вышел-то из дому на рассвете, чтобы проверить, что с лодкой. И тут эти духи.

Его охватил озноб при воспоминании, как расплывчато возникали из белесой мглы тени и без единого звука — след в след — растворялись вновь. Харальд даже не мог точно сказать, сколько их. Пятеро? Шестеро?..

Харальд спускался к бухте. В тумане он не различал тропинки, но шел уверенно, ибо знал здесь каждый уступ, каждый камень. Тропинку эту сам пробил за долгие годы рыбацкой жизни. По ней когда-то пробегала легкая на ногу Ингер, молодая и красивая. Ходила здесь и беременной, осторожно выбирая место, где ступить. Смешно ковылял на толстеньких ножках сын, позднее носился тут сломя голову мальчишкой, а потом легко и стремительно шагал стройным юношей. Теперь по этой тропке ходят лишь Харальд и Альма. Да вот призраки прошли.

Харальд спустился к воде, подошел к лодке, смутно чернеющей в тумане. Лодка поскрипывала цепью, угадывалось, что цепь то натягивается, то опадает. Даже сюда, в эту защищенную со всех сторон высокими скалами бухту, доходила волна. Море разыгралось но на шутку.

Харальд проверил замок на цепи, постоял, слушая отраженный скалами шум прибоя. Снова подумал о призраках. Как они попали сюда? С моря, с берега?

Вдруг он уловил посторонний звук. Прислушался. Нет, показалось. Только глухой шум моря. Но вот снова донесло тот же стук. Теперь Харальд понял: работал мотор. Мотор мощный, незнакомый. Таких нет у рыбаков на побережье. Харальд знал работу всех здешних моторов.

Немецкий сторожевой катер или русский?

Харальд постоял, пока звук мотора не растворился совсем в шуме ветра и волн. Заторопился домой. Скоро утро, надо будить Альму, подогреть ей завтрак.

Проводив дочь на работу, Харальд вышел во двор наколоть чурок для камина.

Было еще рано. Ветер с моря разогнал туман. На сопке, где стоял дом Харальда, очистилось, и стало видно далеко вокруг.

Харальд посмотрел на фиорд, на редкие лодки рыбаков, на слоистые облака и пошел к сараю, где хранился запас дров и лежали старые рыболовные снасти.

Он обходил наёршенные порывами ветра лужи и потемневшие от влаги, в серебристых наплывах лишайника валуны, во множестве разбросанные по двору и по всей сопке. Харальд задел разлапистую ель, и она обрушила ему за шиворот росистые капли. Знобко пробежали по спине мурашки. Харальд встряхнулся, почувствовал прилив бодрости, и на душе стало легче. Он вздохнул глубоко, посмотрел на мир совсем другими глазами и усмехнулся ночным страхам с этими привидениями.

Харальд подкатил коротко отпиленный сосновый чурбак к валуну с плоской макушкой, на котором он всегда колол дрова, и только собрался рубить, как увидел поднимающегося по тропинке Людвигсена.

Каждый раз при виде этой нескладной голенастой фигуры у Харальда теплело и сжималось сердце. Людвигсен, такой же белоголовый, длинный, по-мальчишески худой, как Эдвард, приносил Харальду радость и печаль одновременно. После того как на русском фронте погиб Эдвард, старый рыбак с некоторой неприязнью смотрел на всех поселковых парней, но Людвигсен был закадычным другом сына, и Харальд всегда был рад его видеть.

— Здравствуйте, дядя Харальд!

Людвигсен вскинул руку и прищелкнул каблуками, как это делают немцы; он по-утреннему свежо улыбался и наивно хлопал пепельными ресницами.

— Здравствуй, здравствуй, — улыбнулся и Харальд, хотя ему не очень-то пришлось по душе фашистское приветствие.

— Давайте, я помогу, — предложил Людвигсен.

— Помоги, — согласился Харальд и отдал юноше топор.

Людвигсен рубил ловко и сильно, чурки с веселой охоткой разлетались по сторонам. Старый рыбак любовался юношей. Он знал его с детства. Эдвард и Людвигсен вместе росли, бегали встречать рыбаков, вместе учились в школе, дрались, вместе в армию призывались…

— Есть еще? — услышал Харальд.

— Что? — не понял он сразу.

— Чурбаки есть еще? — повторил Людвигсен, вытирая со лба пот здорового и хорошо поработавшего человека.

— Хватит, — остановил его Харальд.

— Я еще могу, — с хвастливой ноткой сказал Людвигсен, победно поглядывая по сторонам. Он явно выискивал кого-то взглядом.

Возбужденное настроение юноши передалось старому рыбаку, и он снова улыбнулся Людвигсену, благодарный ему за силу, ловкость и молодость. А Людвигсен все поглядывал вокруг и наконец спросил:

— Альма дома?

Спросил и покраснел, отчего веснушки исчезли под румянцем, а тонкий прямой нос еще больше побелел. Нос у Людвигсена всегда резко выделялся на лице какой-то неживой бледностью.

— На работу ушла, — сказал Харальд и внутренне улыбнулся смущению юноши.

Людвигсен стал молча набирать в охапку чурки.

— Еще что-нибудь сделать? — спросил он, когда они стаскали чурки к камину.

— Нет, все. Спасибо.

— Тогда я пошел, мне на дежурство.

Услыхав о дежурстве, Харальд недовольно свел брови, на душе стало нехорошо и тягостно. Но он согласно кивнул:

— Иди.

Долго смотрел в спину долговязому юноше, смотрел хмуро и задумчиво.

По ночам Харальд не спал. Длинные старческие ночи он коротал перед камином, вытянув к огню опухшие ноги в толстых вязаных носках. Ноги лежали на старой волчьей шкуре (когда-то в молодости он убил волка) и ныли тупой непроходящей болью. Ноги — беда Харальда. Сам еще крепок, несмотря на свои шесть десятков, а ноги вот отказывают. Рыбацкая жизнь — вечное море, вечная сырость — не проходит даром.

Выходить на лов в море теперь он не мог, а в фиорде много ли добудешь! Был бы сын, помощник. Бедный Эдвард, бедный мальчик! Ему исполнился бы теперь двадцать один. Проклятые русские! Убили мальчика! Такого молодого, такого красивого!

Дрова в камине громко треснули, Харальд вздрогнул. На волчью шкуру выпали искры. Харальд, кряхтя от боли в пояснице, подобрал угольки, взглянул на дочь. Блики огня играли на ее лице. Спит крепким сном. Устает. Приходит домой с красными от кипятка руками, с натруженными ногами: до городка, где работает она в немецком госпитале судомойкой, не близкий путь — четыре мили.

Она с первого своего дня — сирота. Ингер умерла от родов.

Вспомнил Альму маленькой, как стояла она с Эдвардом на берегу и ждала его возвращения с рыбной ловли. Ей было четыре года, Эдварду — восемь. Когда Харальд уходил на путину, они хозяйничали дома одни. После смерти Ингер он больше не женился и детей никуда не отдавал. Сам вырастил….

Вдруг до сознания Харальда дошли какие-то посторонние звуки. Он насторожился: вроде стреляют? Напряг слух. Да, стреляют. Опять расстрел? Немцы облюбовали неподалеку от дома Харальда место и уничтожают там узников концлагеря. В последнее время расстрелы участились. Альма говорит, что в городе идут облавы и аресты. Немцы что-то нервничают. Или партизан боятся, или русские собираются ударить на фронте — ходят такие слухи.

Выстрелы то четко доносились, то звук их размазывался, глох. Нет, не похоже на расстрел с его размеренным, чисто немецким распорядком, когда автоматные очереди слышны ровно через определенные промежутки. Да и расстреливают немцы днем, а не ночью. Это что-то другое. Похоже на бой. Может, опять партизаны напали на гарнизон, как два месяца назад, когда хотели освободить своих из тюрьмы? Может, с русскими? Вспомнились призраки, что прошли здесь неделю назад. Всю эту неделю Харальд чувствовал смутное беспокойство, он теперь уверен, что это были русские. И каждый раз, вспоминая, как безмолвно возникали из серой мглы тени, чувствовал озноб. Спасибо тебе, господи, что не заметили его!..

Их было пятеро.

Они уже возвращались, выполнив задание, как вдруг напоролись на засаду.

Тишину ущелья внезапно разорвали гулкие автоматные очереди, и они залегли за гранитные глыбы.

Осмотрелись.

Здорово влипли!

Немцы зажали их в самом узком месте ущелья. По бокам — гладкие скалы, впереди — выход к фиорду, где должен ждать их катер, но выход заслонен немцами. Позади, где ущелье начиналось и откуда они спустились вниз, — тоже немцы. Ловушка захлопнулась.