Дора Кастельянос - Лирика [Созвездие лиры: Избранные страницы латиноамериканской лирики]

• Название: Лирика [Созвездие лиры: Избранные страницы латиноамериканской лирики]
• Автор: Дора Кастельянос
• Жанр: Поэзия
• Год: 1981

Дора КАСТЕЛЬЯНОС — Лирика [i](Перевод с испанского и вступление Инны Чежеговой)[/i] // [i]Созвездие лиры: Избранные страницы латиноамериканской лирики[/i] (М.: Художественная литература, 1981), 229–245.

---

Дора Кастельянос Лирика

р. 1924

Колумбия

Дора Кастельянос родилась и живет в Боготе. Она — член-учредитель Колумбийской ассоциации писателей. Ее первый поэтический сборник «Крик» вышел в Боготе в 1948 году. В нем уже чувствовалось незаурядное лирическое дарование поэтессы, но пока это была еще только проба собственного голоса, поиск собственного источника вдохновения. В 1952 году Дора Кастельянос публикует второй сборник стихов — «Правда любви», состоящий из десяти поэм и двадцати сонетов. Эту вторую книгу поэтессы читатели и критика оценили как высшее достижение колумбийской поэзии, выдвинувшей в XX веке немало талантливых поэтов-женщин. В 1962 году были опубликованы новый поэтический сборник Доры Кастельянос «Написанное» и ее поэма «Хиросима, любовь моя» (эта поэма, так же как и поэма «Читая сестру Хуану», была удостоена литературных премий). Дора Кастельянос любит стих, его гармонию, его мелодическую звучность, точность рифм; при всем том у ее лирики легкое дыхание и строгость предпочитаемых ею классических форм не спорит с поэтической грацией, нежностью и страстностью ее стихов. Сонеты Доры Кастельянос, по мнению критики, принадлежат к образцам этого рода поэзии: насыщенность живым чувством сочетается в них с афористической четкостью мысли и синтаксическим изяществом стихотворной строфы. Лирическая интонация Доры Кастельянос очень пластична: в ней есть доверительная простота и грустная ирония, лукавство и меланхолическое раздумье, страстный порыв и нескрываемое отчаяние. Ее любовная лирика — исповедь сердца: для его жажды не нашлось «колодца счастья», и время превратило его в «иссохший улей». «Любовь! Я знаю твои дороги: // по ним прошла я…» — пишет поэтесса, с пронзительной откровенностью повествуя о горьком счастье путей любви, и ее слова, «во все колокола звуча в ее душе», отзываются и в наших душах.

Всегда моя душа…

Душа моя! Себе ты нанесла
уж столько ран! И нет им исцеленья.
Кровь льется, унося из заточенья
твои печали, коим нет числа.

Душа! Ужель мне ждать, чтоб изошла
ты кровью? Иль найти освобожденье
ты предпочтешь в огне самосожженья,
подобно лесу выгорев дотла?

Душа! Ты и моя, и мне чужая:
как зеркало, ловя и отражая
меня, ты мне открыла, кто есть я…

Душа! И слабость ты моя, и сила.
Благословенна будь, — ведь ты вселила
в меня живую радость бытия.

Песня дорог

О воды рек, ваш бег бурливый
через пороги…
От сердца к сердцу столь прихотливы
пути-дороги.

К тебе вели меня, как звезды,
дороги эти,
стыдливо меркли другие звезды
в их ярком свете.

Любовь! Я знаю твои дороги:
по ним прошла я,
они прекрасней, чем там, на небе,
дороги рая.

Увы, дороги воспоминаний
бывают круты,
и вспоминаешь потом часами
любви минуты…

И все ж дороги любви навстречу,
уж вы поверьте,
они для сердца куда дороже
дорог в бессмертье.

О, сколько клятв, и поцелуев,
и слез там было
и сколько в жилах — дорогах крови —
таилось пыла!

И там, где наших сердец скрестились
пути-дороги,
влюбленные, с тобой мы были
почти как боги.

Мы на вершине любви, но знаю:
пройдет мгновенье —
с горы любви нас сведет дорога
в пропасть забвенья…

В каких же снах мы пути отыщем,
мой друг сердечный,
в тот край, где нас любовь не выдаст
и будет вечной.

Ты и мои слова

Забвенье, знала я, не пощадит мечты,
но нежные слова оно порой щадило:
вот почему тебе, как розы, я дарила
слова мои, чьей ты не понял красоты.

С тех пор скопила я уж миллионы слов:
мне их дала земля, принес на крыльях ветер;
стремительный поток нежнейших слов на свете
плотину памяти вот-вот прорвать готов.

Деревья и кусты цветами слов полны,
и проясняет день мне смысл их изначальный,
а по ночам во мне их аромат печальный
рождает горькие, навязчивые сны.

В любом огне гореть, в любой воде тонуть —
вот скорбный мой удел. Но коль я словом все же
о жажде возвещу на обмелевшем ложе,
вмиг свежесть бытия в мою вольется грудь.

Я прячусь, унося свой бесполезный клад
волшебных слов, и мне, заблудшей, одинокой,
не выбраться уже из пропасти глубокой,
где жизни долгие часы мне предстоят.

И лишь мои слова, кружась под пенье фей,
как дети, вносят жизнь в мое существованье:
слова, что сказаны, и те, что ждут в молчанье,
во все колокола звонят в душе моей.

В житейском сумраке бродила я, слепа,
ни в людях, ни в вещах не находя участья.
Увы, не привели меня к колодцу счастья
ни долгий путь прямой, ни тайная тропа.

Никто я. И хвалы не возношу судьбе.
Не шлю проклятий мной покинутому раю.
В молчании живу. От слов я умираю.
Я — ангел мщения, что мстит самой себе.

И мертвых из могил заставила б восстать
та нежность слов, что жжет язык мне словно пламя.
Живу среди глухих, беременна словами.
В глазах моих тщета, а на устах — печать.

Дерево как человек

Встречаю дерево это,
к тебе спеша:
тянется, как к человеку,
к нему душа.

Ветви его могучи,
крона горда, —
где отыщу место лучше
я для гнезда?

Ствол его сильный и стройный
выдержать смог
испепеляющей молнии
жгучий ожог.

И если солнце полудня
льется свинцом,
под деревом тем найду я
приют и дом.

И если безудержный ливень
хлынет с небес,
дерево тут же раскинет
свой навес.

В молчанье густая крона,
как добрая мать,
побеги нежно-зеленые
спешит напитать.

Когда прихожу к тебе я
в печали, в слезах,
дерево, как надежда,
стоит на часах.

Ему я сердце открою
наедине.
Никто на него похожий
не встретился мне.

В нем доброта и сила,
мощь и покой.
Таким я тебя любила…
Но ты — не такой.

И ты не узнаешь вовеки,
что выбрала я
не тебя, а дерево это
себе в мужья.

Я пишу тебе о своей любви

«Я люблю тебя!» — но говорить
мало мне слова простые эти:
лишь написанное будет жить,
все, что сказано, — уносит ветер.

Чтобы слов моих ты не забыл,
пусть напишет их на развороте
белых облаков концами крыл
ласточка в стремительном полете.

Где растут деревья и трава,
роз кусты в убранстве их богатом,
пусть напишет там мои слова
бабочка цветочным ароматом.

В одинокой и немой ночи —
светлячка, живого света точку,
попрошу я огоньком свечи
прочертить сияющую строчку.

«Я люблю тебя!» — я прокричу
солнцу, и луне, и всем планетам.
Я и там их написать хочу…
Кто бы мог там написать об этом?

"Река в своем ложе исходит любовью…."

Река в своем ложе исходит любовью,
душа от любви обливается кровью,
любви ураган гнет могучие кроны —
любовные муки бездонны, бездонны…

Мое сердце и неумолимое время

О, как изнашивают сердце годы!
Как тратят золото его они:
ведь копятся во все часы и дни
в копилке сердца страсти и невзгоды…
О, как изнашивают сердце годы!
В моей груди, где ныне только боль,
хранилось золото высокой пробы:
оно расплавлено любовью, чтобы
корону некий получил король…
В моей груди осталась только боль.

О, как высушивают сердце годы!
Иссохшим ульем я его несу,
забытым в человеческом лесу,
что выжжен засухой наполовину;
но пусть в нем, неприютном, я не сгину,
от засухи я нежность не спасу —
своей любви предвижу я кончину.
То тяжкими, то легкими шагами
ход времени стирает роковой
мою любовь, как камни мостовой.
Оплакиваю я любви кончину.

Сожгли мне сердце прожитые годы:
на жертвенный костер взошло оно
и, пламенем уже опалено,
все верило, что пламень был любовью…
Так мое сердце было сожжено.
Сожгли мне сердце прожитые годы.

Как утомили мое сердце годы:
их вал могучий сердце укачал…
Убита я любовью наповал?
Иль жертва безлюбовной непогоды?
Опустошили мое сердце годы,
и смял его их ураганный вал.

За каплей капля влага горьких лет,
на сердце падая, его изъела:
так рак зловещий разъедает тело,
и жизни обрывается расцвет.
Как время точит сердце! Как умело
от жизни к смерти пролагает след!

Все — тщета