Иван Багмут - Записки солдата

• Название: Записки солдата
• Автор: Иван Багмут
• Издательство: «Советский писатель»
• Жанр: Прочая детская литература
• Год: 1985

В книгу известного украинского писателя Ивана Багмута «Записки солдата» вошли повести и рассказы. В повести «Записки солдата» автор правдиво изобразил ратный подвиг советских людей на полях сражений Великой Отечественной войны. Герой повести «Жизнеописание послушного молодого человека» подростком встретил Великую Октябрьскую революцию и стал настоящим борцом за ее идеи.

Главные герои рассказов — люди труда.

СОДЕРЖАНИЕ

Ю. Герасименко. Жизнеописание счастливого человека. Перевод Вл. Россельса.

ПОВЕСТИ

Записки солдата. Перевод Вл. Россельса.

Жизнеописание послушного молодого человека. Перевод Вл. Россельса.

Приключения черного кота Лапченко, описанные им самим. Перевод Вл. Россельса.

РАССКАЗЫ

Кусок пирога. Перевод Е. Россельс.

Злыдни. Перевод Вл. Россельса.

Третья лекция. Перевод Вл. Россельса.

Бочка. Перевод М. Фресиной.

Двенадцатая собака. Перевод М. Фресиной.

Горячие ключи. Перевод М. Фресиной.

Теги-теги. Перевод Н. Сказбуша.

В яблоневом саду. Перевод М. Фресиной.

Братья. Перевод М. Фресиной.

Драгоценное издание. Перевод М. Фресиной.

Друзья. Перевод Е. Россельс.

Весенний день. Перевод Е. Россельс.

Характер. Перевод М. Фресиной.

Хунхуз. Перевод Вл. Россельса.

Белый костюм. Перевод Вл. Россельса.

Федор из Федора. Перевод Вл. Россельса.

Рассказ о рассказе. Перевод Вл. Россельса.

---

— Вот тут и стой! — сказал тот, что сидел рядом, и добавил: — Да не вздумай сбежать!

Все четверо вошли в хату, и Павло остался один.

Солнце только взошло, из котловины его не было видно, но верхушки деревьев уже порозовели и роса на бугре блестела. С заросшего камышом, рогозом и лепехой пруда, на самом берегу которого стоял амбар, то и дело доносился резкий крик зимородка, в осоке крякала утка. Павло лег в телеге навзничь, подложил руки под голову и устремил взгляд в чистое, без единого облачка, небо. Тишь и благодать были разлиты вокруг, и от этого еще больше сжалось сердце. «Что будет?»

Он вспомнил о своей сегодняшней лекции, привычно заволновался: нехорошо — люди соберутся, а лектор не придет. Потом горько улыбнулся и тяжко-тяжко вздохнул. Несколько минут он лежал, грустно глядя на небо. Вдруг справа донесся конский топот. Павло приподнялся и увидел вооруженного всадника, переезжавшего плотину в том месте, где пруд переходил в овраг. Всадник въехал во двор, и через несколько минут со двора на плотину выехал другой. Очевидно, это были патрульные.

Солнце вышло из-за деревьев, и Павло попробовал сориентироваться на местности. Он припомнил все повороты, сопоставил путь, которым въезжали на хутор, с дорогой на плотину и определил, что хутор лежит на пути из Мамаевки в соседнюю Журавку. Стало быть, это хутор Ёсипа в буераке.

«Значит, я у Ёсипа», — решил Павло и без труда сообразил, что дорога через плотину ведет тоже на Мамаевку, только не прямо, а лугами.

Двор стеной окружали хозяйственные постройки. Павлу, стоявшему со своей телегой у амбара, видна была лишь небольшая часть двора, угол хаты и клеть напротив амбара. По двору ходили, разговаривали. Время от времени в клеть заходили домашние — девка, бабка, а то и сам Ёсип: хозяин прихрамывал, поэтому Павло и узнал его. Все они с любопытством и страхом посматривали на Павла, и от этого ему становилось еще тревожней.

Должно быть, через час к подводе подошел один из четверых, тот, что ехал верхом. Пристально глядя на Павла, он что-то дожевывал и вытирал губы. Красивое лицо, хорошо сшитый френч защитного цвета, широкие галифе, властный взгляд — все выделяло его среди остальных. Очевидно, это был атаман.

— Как чувствует себя господин комиссар?

— Какой? — не понял Павло.

— Не прикидывайся дурачком, — ласково проговорил атаман, и Павло отметил, что ласковость у него только в голосе, а не в глазах.

— Я не комиссар, — тихо ответил парнишка.

— Вы или ваш отец комиссар — это все равно. — Атаман поискал языком остатки пищи между зубами, почмокал и продолжал: — Все вы одинаковы. Не комиссар? А кто читал большевистские лекции? Вы? Или, может, не вы? — И он засмеялся, не изменяя холодного выражения глаз.

— Я читал научные лекции, — повысил голос Павло, чувствуя, что к лицу прилила кровь.

— Такие лекции не нужны нации!

— По-вашему, лучше, когда нация остается темной? — не сдержал иронии Павло.

— По-моему, для нации лучше, когда ее интеллигенция служит ей, а не продает ее коммунистам, — атаман раздраженно блеснул глазами, и ласковость его исчезла.

— Когда же это ее продавали? — удивился Павло.

— Каждый день!

— А-а… — с деланным спокойствием протянул Павло. Заядлый спорщик, он забыл, с кем говорит. — Я помню, Украину продавала немцам Центральная рада. В Бресте, в восемнадцатом году. Потом Петлюра продавал Украину польской шляхте… А как можно продавать Украину коммунистам? Коммунисты ведь украинцы!

Атаман вдруг рассвирепел:

— Что вы сказали о Петлюре?! Что вы сказали о Петлюре… вашу мать?! — Привыкнув, очевидно, к интеллигентному поведению, он матерился на «вы».

— Я сказал то, что было, об этом все знают, — побледнев от волнения, но твердо ответил паренек.

Атаман с минуту смотрел на Павла злым, презрительным взглядом, потом сказал раздельно:

— А вы знаете, что я вас за эти слова расстреляю? — Он подкрепил угрозу бранью, однако, как и прежде, в вежливой форме. — Знаете?

— Нет, не знаю, — еще задорно, хотя и поняв уже, что и спор, и тон его в лагере бандитов были по меньшей мере неуместны, ответил Павло.

— Теперь будете знать! — И атаман, сухо засмеявшись, рывком повернулся и ушел во двор.

Сразу же после этого к подводе подошел молодой парень с винтовкой, влез на телегу и, усевшись в задке, сказал:

— Ты сиди на передке, а я тут. Охранять буду.

Павло сел на передок.

Осознавая нависшую над ним опасность, он почему-то не испытывал ни страха, ни тоски. Угроза расстрела не укладывалась в его мозгу, и он стал, пожалуй, спокойнее, чем до беседы с атаманом.

— Вы не из нашего села? — спросил он конвоира, полагая, что молчать в компании неудобно.

— А ты знаешь, что говорить с тобой запрещено?

Павло замолчал и сразу сник. Простая, казалось бы совсем незначащая, фраза повлияла на него сильнее прямой угрозы расстрелять.

— Так-то, брат, запрещено, — погодя продолжал конвоир. — Я, брат, из Ливенской. Может слыхал?

— Слыхал, — ответил Павло. — От нас верст сорок.

— Да, сорок, — согласился парень. — Так-то, брат… Подымается народ против коммунистов…

— Сколько же вас поднялось? — Павло хмуро улыбнулся.

— Покамест одиннадцать человек, а там будет больше! Атаман у нас от самого Петлюры! — Конвоир загляделся на живот Павла, и вдруг глаза у него заблестели: — Ох и пояс у тебя! Знаешь что? Подари его мне! На что он тебе? Все равно сегодня расстреляют… Дай мне.

Павла словно ошпарили кипятком, а потом все ему стало безразлично. Он пересилил дурноту, снял пояс и отдал бандиту.

— Вот спасибо! А я, если атаман спросит, попрошу, чтоб тебя не рубали. — Он примерил пояс и с довольной улыбкой уставился на сверкающую бляху, потом заметил увядшее лицо Павла, попробовал успокоить его: — Ничего, брат, не поделаешь… Разве одного тебя расстреливают?.. Нет, не одного… Сегодня ночью, может, одного, а может, и двух, а то и трех загубим… Не шел бы в коммунисты, не трогали бы тебя… А может, тебе так на роду написано… Тут, брат, ничего не поделаешь… Так-то!.. А поясочек лихой! Спасибо!

Как ни удивительно, но эти слова, должно быть, именно своим жестоким примитивизмом повлияли на Павла успокоительно. Он с силой выдохнул воздух, и с этим выдохом, кажется, испарились и страх, и дурнота.

Солнце поднялось уже высоко, припекало все сильней и сильней, жара разморила обоих, и беседа прервалась сама собой. Павло не заметил, как задремал. Разбудил его конский топот. Через плотину снова ехал всадник.

Конвоир проснулся раньше, он уже сидел, протирая заспанные красные глаза.

— Смена дозорных. У нас, брат, дозорные со всех сторон на обеих дорогах, — кивнул он на всадника. — Верно, и меня сейчас сменят. Я тебе поесть принесу.

— Спасибо, у меня есть, Мать положила, — и Павло вытащил из-под сена котомку. Там было полбуханки, четвертушка сала и кухонный нож. — Что-то не хочется есть…

— О! Сало! Отрежь мне кусочек.

Павло дал ему сала с хлебом, остальное спрятал в котомку.

Через несколько минут конвоира сменили, а вскоре девка Ёсипа принесла Павлу «передачу» — кружку молока.

Новый конвоир смотрел на Павла подозрительно, с неприкрытой ненавистью, и тот снова почувствовал страшное содержание слова «смерть». Что ж ему делать? Ждать, пока зарежут, как курицу? Бежать! Но как? Часовые на обеих дорогах… Все будут жить, а он умрет… Умрет и не пожив еще… Там, в селе, ждут люди… А тут его ждет смерть… Убить конвоира и бежать! От этой мысли по спине поползли мурашки. Страшно!..

— Ты! — услыхал он голос конвоира и вздрогнул. — Какая из твоих лошадей быстрей бегает? Скажешь правду, буду твою руку держать. Может, тебя еще и не расстреляют. — Бандит делал тщетные усилия принять сочувственный вид.

— Гнедая, — показал Павло на маленькую кобылу. — Серая хоть и крупнее, да на ноги припадает.

— Я и то вижу, что серая вроде негодящая.

Конвоир задремал, а Павло погрузился в тревожные размышления. Где-то в глубине души затеплилась надежда, маленькая, но надежда: все же двое из одиннадцати будут за него! Он глянул на небритую, грязную физиономию бандита, вспомнил неискренний взгляд, когда тот обещал «держать его руку», и гнетущая тяжесть придавила мозг.

Бандит спал сидя, то и дело испуганно вздрагивая, пока верховой дозорный, проезжая через плотину, окончательно не разбудил его. Проснувшись, он с минуту сердито смотрел перед собой, потом сказал Павлу:

— Ты гляди, если кто пойдет или поедет — буди меня… Всю ночь не спал…

Павло молча кивнул головой.

С полчаса не было никаких происшествий. Как вдруг на бугре, с той стороны, откуда Павло въезжал в хутор, показались несколько человек. Было что-то знакомое в этих степенных, дородных фигурах, одетых, несмотря на зной, в ладные чумарки и черные суконные пиджаки. Павло присмотрелся. «Эге, да это ж мамаевские». Он узнал набожного, с медовой речью богатея деда Варяницу, толстого Грабину, двух Шинкарей — отца и сына. Все они спустились во двор. А минут через десять явилась еще гурьба Шинкарей, двое Котов, Москаленко, Мычаченко, Щербина. За ними на почтительном расстоянии шли еще несколько человек. Довольные, веселые, они спускались с пригорка и скрывались за постройками на хуторе.