Мария Васильчикова - Берлинский дневник (1940-1945)

• Название: Берлинский дневник (1940-1945)
• Автор: Мария Васильчикова
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Алекс Верт отправил меня прямехонько в самое логово д-ра Сикса. Результат разговора: мне надлежит ни на что не обращать внимания, ехать обратно в Круммхюбель, а затем 21-го вернуться в Берлин за дополнительными материалами. С Бютнером поговорят здесь. На обратном пути в Потсдам купила тюльпанов. Несколько раз меня останавливали и спрашивали, где я их достала. Все так, трогательно стараются поддерживать хоть какое-то подобие цивилизованной жизни.

Вечер провела с Готфридом Бисмарком. Звонили в аппарат адмирала Канариса, так как Хассо Эцдорф сообщил мне, что один полковник Абвера только что вернулся с того участка фронта, где находится Паул Меттерних и, возможно, что-либо знает о его состоянии. Когда благодаря Хассо я в конце концов дозвонилась до этого полковника, он вначале принял меня за Татьяну и был весьма сдержан. Это напугало меня, особенно когда, узнав, что я скоро уезжаю из Берлина, он настоял на личной встрече. Мы договорились встретиться завтра в отеле "Адлон". Готфрид попытался приободрить меня, сказав, что он, наверное, просто хочет познакомиться с красивой девушкой. Но мне все равно страшно

Четверг, 10 февраля.

Рюдгер Эссен отвез нас в город. Полковник из Абвера был очень доброжелателен и рассказал мне все, что знал: у Паула Меттерниха двусторонняя пневмония, он лежит в тыловом госпитале в Риге и будет отправлен обратно в Германию, как только станет транспортабельным. Но пока сделать ничего нельзя, так как состояние его очень тяжелое. Полковник старался внушить мне оптимизм. Не исключено, что это как раз к лучшему, потому что полк Паула понес большие потери во время недавнего наступления русских, и Паул сам говорил нам, что это только начало.

Позже у меня был долгий разговор с Хансом-Берндом фон Хафтеном, нашим берлинским старшим кадровиком. Он уже получил все документы относительно моего увольнения. Повел он себя очень порядочно. Похоже, что все улажено, но он хочет, чтобы я извинилась перед Бютнером: "В конце концов, вы же поставили его в трудное положение... уехали без его разрешения... он тяжело травмирован... он нервно расстроен... " Уходя, я столкнулась на лестнице с самим Бютнером и, желая поскорее с этим разделаться, начала было извиняться. Но тут завыла сирена, он пробормотал "nicht jetzt, nicht jetzt" ["потом, потом"], и на том все кончилось.

Адам Тротт отвез меня на вокзал; по дороге мы заблудились. Теперь, когда кругом сплошные развалины, это немудрено. Он оставался со мной, пока поезд не тронулся. Поезд, как всегда, был битком набит. Я оставалась стоять в коридоре, и даже там было тесно. В Хиршберге я упустила пересадку и доехала до Круммхюбеля только к полуночи, совершенно разбитая.

Мисси не разъясняет, в сущности, почему Адам Тротт именно в этот момент вызвал ее в Берлин. Ведь названная им причина, а именно, что разрушен дом Герсдорфов (где она проживала), не соответствовала истине: именно их дом уцелел. Как будет видно дальше, он ее вызывал каждый раз, когда готовилось покушение на жизнь Гитлера. Готовилось ли такое покушение и в начале февраля 1944 года ? Исторически это не документировано.

Круммхюбель. Пятница, 11 февраля.

Снега нанесло на метр в высоту. Ненадолго заглянув в наш главный штаб в "Танненхофе", я зашла к графу Шуленбургу и с его помощью попыталась дозвониться Татьяне, которая опять лежит в больнице в Дрездене.-Поеду к ней туда на уикэнд. Какой он чудесный старик, как хорошо, что он здесь! Мы вместе пообедали, и я вернулась на работу. Там меня ожидала телеграмма от Хассо Эцдорфа, адресованная Татьяне. Он подтверждает, что Паул Меттерних серьезно болен, но добавляет: "ausser Gefahr" ["вне опасности"]. Слава Господу!

Татьяна прислала мне свежих яиц. Жаннетт С. на седьмом небе.

Суббота, 12 февраля.

Работала все утро и отправилась на станцию в два часа дня. Хорошо, что у меня было с собой немного бутербродов, так как поездка в Дрезден оказалась прямо жуткой. Я упустила все пересадки. Потом села не на тот трамвай и добралась до больницы только к полуночи. Бедная Татьяна спала; когда я разбудила ее, она разревелась. Она всего-навсего проходит безобидное обследование, но она очень слаба. Новости о Пауле Меттернихе не помогают.

Воскресенье, 13 февраля.

Весь день провела с Татьяной. Я привезла ей захваченные на работе несколько выпусков лондонского "Татлера"; она узнала там нескольких довоенных друзей. Ее начинает немного раздражать постоянное и довольно тягостное присутствие обоих родителей, и я ее не виню. Я предложила погостить у меня в Круммхюбеле. Ей будет полезно на время сменить обстановку.

Понедельник, 14 февраля.

Сегодня утром обратное путешествие из Дрездена снова безумно затянулось. Наши офисы перевели из "Танненхофа" в новые, наспех состряпанные помещения, куда я сразу же и направилась. Хотя они еще не полностью готовы, мы тем не менее уже перевезли туда всю документацию и даже обставились вполне приличной мебелью. Когда я к ним приблизилась, что-то показалось мне странным; внезапно я поняла, что одного ряда домиков не хватает - он весь сгорел до основания. Наш домик тоже исчез. Выяснилось, что дома загорелись в субботу ночью и сгорели за один час. Ребята из Arbeitsdienst [трудовой службы], у которых тут неподалеку лагерь, спасли много мебели, но большая часть моего драгоценного фотоархива погибла во второй раз. Погибли и все досье Бютнера (невелика потеря!), а также принадлежащая д-ру Сиксу ценная картина, конторское оборудование и копировальные машины, стоящие 100 тысяч марок штука. Должно быть, это дело рук враждебно настроенных военнопленных. Таким образом, нам придется начинать все сначала. Говорят, что когда д-р Сикс услышал об этом в Берлине, он расхохотался: подумать только, ведь нас послали сюда для того, чтобы уберечь от "превратностей войны!"

Поскольку я пока что ничем не могу помочь, я отправилась домой и рано легла спать. Здесь быстро начинает клонить ко сну; должно быть, это горный воздух.

Вторник, 15 февраля.

Мы переехали обратно в "Танненхоф". Вместе с одним сослуживцем я перетащила остатки нашего хозяйства в комнату на верхнем этаже, где я устроила себе кабинет. Оттуда превосходный вид, к тому же окна выходят прямо на крышу, и значит там можно будет загорать. Двое русских пленных помогли нам внести наверх мебель; я дала им карточки на хлеб и сигареты.

Мой фотоархив находится в самом плачевном состоянии: большая часть фотографий размокла и уже непригодна, остальные слиплись. Я потратила много времени, стараясь разлепить их, просушивая их на кровати, а затем раскладывая пачки фотографий под сиденьями моих сослуживцев, чтобы разровнять их.

Телеграмма от Мама: "SOS. Татьяна хочет ехать к Паулу в Ригу. Отговори ее", и так далее. Поскольку Татьяна приезжает сюда в четверг, я предпочитаю подождать и спокойно с ней все обсудить при встрече. Граф Шуленбург откладывает поездку к себе домой ради того, чтобы увидеться с ней.

Среда, 16 февраля.

После обеда мы с Мадонной Блюм в первый раз брали урок игры на аккордеоне у музыканта-чеха по фамилии Холинко, который замечательно играет.

Четверг, 17 февраля.

Сегодня приехала Татьяна. Узнала, что союзники разбомбили в Италии знаменитый монастырь Монте-Кассино.

Пятница, 18 февраля.

Начальник Мадонны Блюм, симпатичный пожилой мужчина, некогда генеральный консул в Стамбуле, не знает, как ему быть: ему некуда пристроить семью, потерявшую кров во время бомбежки. Я предложила Татьяне взять их к себе в Кенигсварт. Частные дома не могут оставаться не полностью занятыми, а эти люди все же лучше, чем кто-то совершенно незнакомый.

Суббота, 19 февраля.

Обедала с Татьяной, затем отправилась с Мадонной Блюм кататься на лыжах с крутого склона позади большого роскошного дома, в котором, по слухам, должен поселиться сам министр иностранных дел фон Риббентроп. По возвращении мы застали Татьяну и Жаннетт С. за лихорадочным приготовлением бутербродов, так как на ужин назвался граф Шуленбург со своим помощником Ш., у которого день рождения. Жаннетт даже испекла торт, а из Кенигсварта только что прибыл запас вина, так что все прошло очень весело. Мадонна играла на аккордеоне, но потом она улеглась: должно быть, от сытной еды и еще оттого, что утром, катаясь на лыжах, неудачно упала и ушибла голову.

Воскресенье, 20 февраля.

После обеда, воспользовавшись на редкость хорошей погодой, мы впятером отправились на длительную прогулку: мы с Мадонной Блюм на лыжах, остальные на санках. Пришлось много подниматься пешком, так как лыжных подъемников, разумеется, нет.

На горе мы слышали, как далеко внизу, в долине, завыла сирена воздушной тревоги. Это прозвучало совершенно нереально. Здесь порой трудно поверить, что идет война.

Татьяна получила очень тоскливое письмо от Паула, который жалуется на бессонницу, на сильные боли в груди и т. п. Граф Шуленбург обещал, что если Паула в скором времени не отправят в Германию, то он попробует помочь ей поехать к нему в Ригу. Я против этого, потому что на железных дорогах сейчас царит полный хаос, особенно на Востоке.