Александр Лацис - Почему плакал Пушкин?

• Название: Почему плакал Пушкин?
• Автор: Александр Лацис
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4438-0408-8

Лоббист во многом парадоксальных догадок в исследовании жизни и творчества А. С. Пушкина, Александр Лацис (1914–1999) принадлежит к клану неопушкинистов. Он впервые обнародовал гипотезу о родстве Пушкина и Троцкого, занимал антиершовскую позицию по поводу авторства знаменитой сказки «Конек-горбунок», а также внедрял версию о том, что дуэль поэта с Дантесом на самом деле была самоубийством.

В настоящей книге в увлекательной форме развернут поиск явного Пушкина, раскрываются «темные места» пушкинских текстов, выявляются новые факты и эпизоды из жизни поэта, затененные раньше, как и черты пушкинского характера.

---

Тарле отмечает также беззаботность и благодушие, то есть неумение и нежелание предвидеть и заранее обдумать даже и неизбежные затруднения и неприятности. Мол, ничего невыгодного для царской России случиться не может, а если что и случится, все равно, как-нибудь обойдется.

Меншиков, по мнению Тарле, был одним из главных виновников возникновения и неудачного хода Крымской войны. Тарле говорит:

«Адмирал Матюшкин, благороднейший человек, один из любимейших лицейских товарищей Пушкина, тот, кому посвящены такие сердечные две строфы в бессмертном „19 октября” 1825 г., разумеется, не мог не быть принципиальным врагом Меншикова, не мог не возмущаться и этим лукавым царедворцем, и его клевретами и прихлебателями, и всеми методами его хозяйничанья во флоте».

Не утаим, что Тарле все же признал за Меншиковым одно, как полагал историк, бесспорное достоинство:

«Будучи очень богат, князь Александр Сергеевич никогда не воровал казенных денег. Это при николаевском дворе так бросалось в глаза, что об этой странности тогда много говорили в петербургском высшем свете, о ней даже иностранные представители писали в своих донесениях, и вообще так все к этой черте относились, как относятся люди к диковинной игре природы, вольной в своих прихотях».

Заметим ради точности, что Меншиков, по его словам, далеко не всегда был очень богат. В 1815 году он писал Закревскому:

«Ты принимаешь за шутку следующую о мне правду: “мои финансы плохи”, и мне нужно долгое время для поправления оных. Вступая теперь в правление имения, я нашел 300 000 долгу при 32 000 доходу, и на первый случай почти нечем изворотиться…»

Впрочем, возможно, что прибеднялся. От скупости. Недаром позднее Меншиков о себе говорил, что он, «прослыв скупцом, старается сохранить эту репутацию».

Скажем сразу, что отношения Меншикова и Киселева не были гладкими. Прямое свидетельство находим в наставительном письме Закревского Киселеву от 15 декабря 1819 года из Петербурга в Тульчин:

«Начатая переписка у тебя с Меншиковым должна обоюдно с обеих сторон поддерживаться: прошедшее должно забыть».

Свадьба Киселева с Софьей Потоцкой состоялась в конце августа или в сентябре 1821 года.

А точнее, 25 августа, в Одессе, при свидетелях градоначальнике графе А. Ф. Ланжероне и генерал-майоре Михаиле Орлове. По двум обрядам: сначала в православной церкви, затем в католической. (Это обстоятельство – католический брак – навсегда исключило возможность официально оформить развод.)

…Предположительно приняв за исходную сумму награды сорок тысяч рублей, вычисляем, что сложные проценты нарастали двадцать четыре года и девять месяцев.

А точнее? С 15 августа.

Значит, если мы рассуждаем правильно, наградной пакет был доставлен из Министерства финансов в Главный штаб около 15 августа.

Кто получил, кто докладывал государю и кто был «уведомлен о Его щедрых помышлениях»?

Волконский часто болел. Закревский в начале сентября уехал в отпуск, вернулся только в декабре. Какое-то время оставался один Меншиков.

Год его рождения? 1787-й. То есть Киселев хоть всего лишь на год, но моложе Меншикова. Как с французским языком? Читал книги на трех иностранных языках и «безукоризненно писал по-французски». (Похвала принадлежит Тарле.) Что ни говорите, а «покаянное письмо» Искомый должен был сочинить сам, не посвящая адъютантов в неприглядные дела.

Имел ли сына, подходящего по возрасту для роли бессловесного посыльного? Один сын средних лет, в 1846 году ему тридцать один год.

Отличался ли Меншиков по части интриганства? Слыл одним из первостатейных.

Сопровождал ли государя в поездках? Многократно. В том числе был в Троппау и Лайбахе. Следовательно, 16 мая 1821 года Меншиков находился в Слониме.

Впоследствии, через двадцать пять лет, ему было достаточно заглянуть в свой обширный дневник.

(После кончины Меншикова большая часть тетрадей поступила в личную библиотеку его императорского величества. В дальнейшем дневник неоднократно цитировался. Оттуда приводился враждебный отзыв о Киселеве – «злодей дворянства».)

Итак, в мае 1821 года генерал-адъютант Меншиков был в Слониме, а в августе мог иметь доступ к конверту. По должности директора канцелярии Главного штаба он был вхож к государю.

В мае 1846 года наравне с Киселевым заседал в комитете министров, пребывая в звании управляющего морским министерством.

Неустойчивого в убеждениях остроумца трудно безоговорочно отнести к числу постоянных идейных противников Киселева. Тут преобладала личная неприязнь. И конверт мог быть перехвачен не столько из жадности, сколько для того, чтоб чувствительно насолить отнюдь не богатому Киселеву.

Дурацкая, скверная шутка, растянувшаяся на двадцать пять лет?

Что злоязычного можно было сказать о Киселеве в 1821 году? О дуэли с Мордвиновым? Дуэль не выдумка, но состоялась позже. История с сестрой жены? Опять-таки более поздняя. Нельзя ли под «доводами, коих ныне стыжусь», разуметь слухи об участии Киселева в тайном обществе? Если б такие разговоры уже имели место – разве приехал бы государь осенью 1823 года на маневры 2-й армии, разве явился бы в логово заговорщиков? Как бы то ни было, одного этого поступка довольно, чтоб усомниться – действительно ли император страдал манией преследования.

Пожалуй, вот что можно было «надуть в уши»: Киселев свободное время проводит большею частию с отъявленным безбожником Пестелем. Очень может статься, что и сам он такой же безбожник.

По тем временам сего было довольно. Император не мог публично поощрять безверие.

Царь все же послал свадебный подарок – украшенную драгоценностями табакерку. Но не за счет казны, из своих личных средств.

Посыльный

Кто был бессловесный посыльный, он же безмолвный вестник? И чьей рукой написано безымянное письмо? Рукой Искомого? Как мы полагаем – Меншикова? Предположение заведомо невозможное: среди бумаг Киселева хранились письма от Меншикова, после простого сличения почерка загадка была бы решена. А Искомый по вполне понятным причинам желал, «дабы в неведенье оставалось имя автора». Кто бы ни был Искомый, он должен был

а) непременно сам сочинить французский текст письма,

б) ни в коем случае своей рукой его не переписывать. Почерк любого крупного сановника был бы установлен без особого труда.

Письмо переписала жена, сын, племянник? Предположение не из самых вероятных. Кому охота ни с того ни с сего предстать перед своей семьей в качестве мелкого мошенника?

Письмо переписывал адъютант? Но если в тайну посвящен посторонний человек, это уже не тайна. Один человек расскажет «только одному», и эта цепочка довольно быстро обратится в слух, которым земля полнится.

Слухов не было, цепочки не было, так как не было одного посвященного.

Выходит, что письмо вообще не могло возникнуть, поскольку его содержание никому нельзя было доверить.

И все ж таки Киселев письмо получил, оно по сей день хранится в составе его архивного фонда.

Поищем выход из лабиринта.

Безмолвный вестник должен знать латинский алфавит, свободно писать латинским шрифтом.

Вместе с тем он должен не знать ни слова по-французски!

Этого не довольно. Ему должны быть незнакомы родственные с французским языки – итальянский, испанский, английский.

Что остается? Немецкий?

Немецкий тут ни при чем: в то время немцы признавали только готический шрифт.

Не значит ли это, что путь из лабиринта ведет через скандинавские страны? Вот где шрифт латинский, а словарный состав с французским не соприкасается.

Эти «скандинавские» сведения должны быть в точности известны Искомому.

И вот она, добавочная улика: А. С. Меншиков бегло владел шведским разговорным языком!

А все, что Меншиков знал, он не забывал. Он любил удивлять своей памятью. Встретив собеседника через семь лет, начинал беседу с той фразы, на которой остановился разговор семь лет назад.

Вероятно, еще в бытность генерал-губернатором великого княжества финляндского Меншиков, щегольнув знанием языка, приобрел надежного сотрудника из числа проживающих в Финляндии шведов. Во всяком случае, позднее, в 1846 году, одним из адъютантов Меншикова являлся человек, знающий шведский язык. Некто Борис Нордман, впоследствии вице-адмирал.

Предположим, хотя это вряд ли вероятно, что Б. Д. Нордман французского толком не знал.

Дальнейшее вообразить не трудно.

Меншиков приглашает Нордмана в свой кабинет, просит тут же, то есть на его глазах – без обращения к словарям, без применения копировальной бумаги, переписать письмо. А в тексте нет цифр, нет имен, кроме императора Александра. То есть никаких зацепок для человека, не шибко понимающего по-французски.