Сергей Лозунько - «Уродливое детище Версаля» из-за которого произошла Вторая мировая война

• Название: «Уродливое детище Версаля» из-за которого произошла Вторая мировая война
• Автор: Сергей Лозунько
• Издательство: Довіра
• Жанр: Политика
• Год: 2011
• ISBN: 978-966-507-279-9

Вторая мировая война — как принято считать — началась с агрессии Гитлера против Польши. В сентябре 1939-го Польское государство фактически перестало существовать, а его территория была «переустроена»-перераспределена между Германией, СССР и Литвой. Одним из результатов войны стали миллионы жертв среди поляков. Однако то, что Польша пострадала, не снимает с нее значительной доли вины за произошедшее, в частности — за Вторую мировую войну, стоившую человечеству 60 миллионов жизней. Ибо война — продолжение политики иными средствами. Мировая война — продолжение мировой политики. Предпосылки к войне были заложены гораздо раньше, при самом непосредственном и активном участии Польши…

---

В-третьих, Польша даже в этих обстоятельствах осталась неудовлетворенной! Ведь, как мы помним, ее территориальные претензии простирались гораздо дальше, чем ей удалось достичь на рубеже 10—20-х годов XX в., — по отношению и к Германии, и к Советской России, и к Литве (которую поляки вообще хотели включить в состав державы целиком), и к Чехословакии. И исходя из неудовлетворенности своих аппетитов Варшава будет строить свою внешнюю политику в течение всего межвоенного периода.

Польша была готовым очагом военного конфликта в Европе. До поры до времени «замороженным».

Польша — хозяин своего слова: хочет — дает, хочет — забирает обратно

Польша, как мы уже отмечали, воссоздавалась в качестве «восточного фронта» против Германии, геополитической «прокладки» между Германией и Россией. Кроме того, союзники исходили из необходимости сделать Польшу экономически состоятельным государством (ради чего ей передавались территории с развитой промышленностью, богатые сырьем), имеющим выход к морю как залог независимости (от германо-российского контроля) ее внешней торговли.

Поскольку отмеченные соображения часто превалировали над всем остальным, Польше были прирезаны значительные территории, населенные неполяками. И это уже тогда адекватными политиками и экспертами расценивалось как проблема, могущая вызвать новый европейский конфликт. Поляки эту проблему дополнительно усугубили своими территориальными захватами, произведенными в разбойничий способ, вопреки решениям Мирной конференции а затем и Лиги Наций.

Эта мини-империя в центре Европы была образована не как добровольный союз народов, но как тюрьма народов, в которую немцы, украинцы, белорусы, литовцы были загнаны силой оружия.

Тот бандитский способ, с помощью которого поляки расширяли свою территорию в 1918–1921 гг., обусловил и характер польской политики по отношению к национальным меньшинствам — жесткого подавления, ополячивания, окатоличивания.

В совокупности «нетитульные» народы составляли треть населения Польши. Самыми многочисленными из нацменьшинств были украинцы (14,3 %), евреи (7,0 %), белорусы (5,9 %) и немцы (4,7 %). Оказавшись под польским владычеством против своей воли и вопреки всем принципам справедливости, в том числе столь широко декларировавшемуся в то время принципу самоопределения, непольские народы не могли не быть в оппозиции к польской государственности. Тяга нацменьшинств к освобождению из-под польского ярма, в которое Польша загнала их посредством огня и меча, была объективно предопределена.

Добавим к этому, что такие крупные меньшинства, как украинцы, белорусы и немцы, имели свои государства, граничившие с Польшей. Это, естественно, порождало в них дополнительные надежды на то, что рано или поздно соплеменники придут на помощь. Так, британский премьер Ллойд Джордж еще в 1919 г. задавался вопросом: «Нам говорят, что районы, колонизированные немцами в XVIII веке и позже, должны быть возвращены Польше… районы, которые я имею в виду, это, так сказать, Germania Irredenta и залог будущей войны. Если население этих районов восстанет против поляков, а его соотечественники пожелают прийти на помощь, то станут ли Франция, Великобритания и Соединенные Штаты воевать, чтобы сохранить там польское господство?»[148].

Неестественное польское господство на присоединенных к Польше территориях с непольским населением могло удерживаться только на штыках и только в условиях уродливой версальской системы. Разрушение последней неизбежно влекло за собой и развал тогдашней Польши.

Теоретически можно было допустить, что мудрое управление захваченными территориями, их экономическое и социально-экономическое развитие, уважение официальной Варшавы к национальным, культурным, языковым, религиозным особенностям проживающего на них населения сделает непольские народы союзником Польского государства.

Но ничего подобного не происходило за два десятилетия существования межвоенной Польши. Собственно, сам режим военной диктатуры фашистского по сути толка, установленный в Польше с 1926-го (после переворота, осуществленного Пилсудским), не мог не сказаться и на обращении с нацменьшинствами.

Как отметит по этому поводу Герберт фон Дирксен, «все могло бы сложиться много проще, если бы новорожденное польское государство было здоровой, сильной, хорошо управляемой структурой, каковой, к примеру, вскоре стала Чехословакия… То, что население Польши на 33 % состояло из иностранцев — немцев, русских, украинцев, евреев, литовцев, не прибавляло силы новорожденному государству, но усиливало его подозрительность и стремление притеснять нацменьшинства. Если бы Польша смогла выдвинуть в качестве лидера настоящего государственного мужа с ясным видением перспективы и умеренностью во взгляде — типа Масарика или Кемаль-паши, дела могли бы принять другой оборот. Но у маршала Пилсудского таковые качества отсутствовали… он был романтичным авантюристом, искателем приключений, и сама его натура не позволила ему превратиться в твердого и умеренного национального лидера»[149].

Добавим, что Пилсудский был не просто авантюрист, но откровенный польский шовинист. Ллойд Джордж по адресу польского диктатора высказался словами Джона Морлея (английского ученого и политического деятеля): «нет худшего шовиниста, чем якобинец, ставший шовинистом»[150].

«Поляки, — указывает бывший британский премьер, — нашли себе вождя, который очень хорошо подходил для предъявления требований, основанных не на справедливости, а на силе, и для которого патриотизм был единственным критерием права… вплоть до самой своей смерти этот могущественный человек — был ли он или не был у власти — фактически руководил всей политикой своей страны… С момента, когда он достиг власти, он отдавал все силы своего ума и воли политике территориальной экспансии при помощи оружия»[151].

На таком же «правовом» фундаменте — шовинизме, силе оружия и несправедливости — Польша и защищала результаты своей экспансии.

Впоследствии немецкие нацисты шли к власти на уничижительной критике версальской системы, на призывах к объединению германских земель и разделенного немецкого народа, на лозунгах освобождения немцев, оказавшихся вне Германии и подвергаемых преследованиям по национальному признаку. Это были альфа и омега их пропаганды. И ведь в большинстве случаев — совершенно справедливые! Другое дело, что за ширмой этой пропаганды скрывались не менее (а то и более) неприглядные намерения, чем у той же Польши Пилсудского. Но сути дела это не меняет: основа для нацистской пропаганды в стиле «германский реванш» во многом была создана в т. ч. и Польшей.

Если судить по тенденциям развития межвоенной Польши, то она шаг за шагом шла к введению нацистского режима того же образца, что был установлен Гитлером в третьем рейхе. Поляки просто по времени не успели довести это дело до логического завершения — из-за германского нападения осенью 1939-го. Хотя многое в этом плане им удалось. И только большие жертвы, понесенные Польшей в ходе Второй мировой войны, да тот факт, что поляки оказались на стороне союзников, впоследствии затушевали собственно польский фашизм 20—30-х гг. Потому эта тема и не получила широкого освещения в советской и западной историографии. Обстоятельства «холодной войны», когда и СССР, и Запад боролись за симпатии Польши, способствовали тому, что поляки ушли от ответственности — хотя бы моральной, политической и исторической — за совершенное ими в межвоенный период.

Участники Парижской мирной конференции вполне отдавали себе отчет, какое будущее ожидает национальные меньшинства в «свободной Польше». И союзники пытались предусмотреть нечто вроде «смирительной рубахи» на указанный счет. Но в итоге так и не создали действенного механизма — положились на «честное шляхетское слово». И, конечно, зря. Ибо это было то же самое, что снять смирительную рубаху с сумасшедшего в обмен на его подписку о хорошем поведении.

Начиная работу по выработке условий послевоенного мирного урегулирования, Антанта обязалась принять на себя ответственность за защиту национальных меньшинств, которые при создании новых государств и масштабном перераспределении территорий Центральной и Восточной Европы оказывались в пределах иноэтничных государств.

Принцип самоопределения народов, нашедший свое логичное продолжение в попытках (хотя и крайне неудачных) создания национальных государств, ведь не просто так (по чистому благородству тогдашней мировой политической элиты) был поставлен в повестку дня как в ходе, так и после Первой мировой войны. Его рассматривали как залог предотвращения будущих войн. Ибо национальные меньшинства, находящиеся под властью других народов да еще и испытывающие национальный (языковой, религиозный и т. д.) гнет, — это потенциальный источник конфликта. Вся мировая история была тому свидетельством, включая и Первую мировую, развязыванию которой в т. ч. послужили и проблемы ряда угнетавшихся национальностей. Поэтому эффективная система защиты нацменьшинств должна была стать одним из краеугольных камней всей системы послевоенного мироустройства.