Александр Вельтман - Повести и рассказы

• Название: Повести и рассказы
• Автор: Александр Вельтман
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1979

Разносторонность интересов и дарований Александра Фомича Вельтмана, многогранность его деятельности поражала современников. Прозаик и поэт, историк и археолог, этнограф и языковед, директор Оружейной палаты, член-корреспондент Российской академии наук, он был добрым другом Пушкина, его произведения положительно оценивали Белинский и Чернышевский, о его творчестве с большой симпатией отзывались Достоевский и Толстой.

В настоящем сборнике представлены повести и рассказы бытового плана («Аленушка», «Ольга»), романтического «бессарабского» цикла («Урсул», «Радой», «Костештские скалы»), исторические, а также произведения критико-сатирической направленности («Неистовый Роланд», «Приезжий из уезда»), перекликающиеся с произведениями Гоголя.

К сожалению, в файле отсутствует несколько произведений.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Стало уже рассветать, когда он возвратился домой; но что-то не весел, ему нездоровилось. Ночь не спал, и день не спится.

Послал за Федором Даниловичем.

– Что?

– Нездоровится.

– Э? понимаю.

И Федор Данилович прописал что-то успокоительное.

– Это порошки?

– Порошки; принимать через час.

– Очень кстати! Я бы теперь принял лучше деньги.

– Это, конечно, лучше, – сказал Федор Данилович, отправляясь к другим пациентам.

Барин протосковал вечер; настала ночь, и он, (не) исполняя условия с домовым, лег спать и против обыкновения заснул.

На правой половине дома, где был дом старушки, бабушка Порфирия, барин устроил свой кабинет, а вместе и спальню. Тут же за печкой жил и домовой. Только что настала полночь, он встрепенулся, как петух со сна, и собрался с новым ожесточением на бой с соперником. Вдруг слышит, кто-то всхрапнул.

– Это кто?

И домовой подкрался к спящему, приложил ухо к голове. – Ух, какая горячая голова! – проговорил он, отступив от постели.

– Идет! – крикнул барин во сне, так что домовой вздрогнул и на цыпочках выбрался вон из комнаты.

– А? ты еще здесь? – гукнул домовой с левой половины, столкнувшись с ним в дверях.

– А ты еще не выбрался вон? – сказал, стукнув зубами, домовой с правой половины, вцепясь в соперника.

Пошла пыль столбом. Возили, возили друг друга – уморились.

– Слушай: ступай вон добром!

– Ступай вон, как хочешь, добром или не добром, мне все равно.

– Слушай: домов много.

– Много, выбирай себе.

– Ты выбирай, я постарше тебя.

– Это откуда… я и сам счет потерял годам.

– Не считай по годам, а мерь по бородам.

– У. меня обгорела в 12-м году.

– Слушай, пойдем на-мир.

– На-мир так на-мир. Давай мне дом с богатым убранством, со всеми угодьями, дом теплый, сухой, да чтоб в доме ни одной человеческой души не жило, чтоб дом был про меня одного, про дедушку-домового: я знать никого не хочу! Чтоб дом был игрушечка, а не дом.

– Видишь! Смотри, какой дом придумал: про тебя одного.

А кто такой дом будет про тебя строить?

– Не мое дело.

– Молоденек надувать.

– Ну, как знаешь.

– Постой, подумаю.

– Подумай.

– Подумаю, – повторил сам себе домовой с правой стороны, – подумаю, нет ли такой хитрости на свете.

Воротился за печку и стал думать; не лежится; вылез, ходит по комнате да твердит вслух: «Хм! игрушечка, а не дом! игрушечка, а не дом!»

– Что? – проговорил барин во сне.

– Построить дом, чтоб был игрушечка, а не дом! – отвечал дедушка-домовой, занятый своей мыслью и продолжая ходить из угла в угол.

– Игрушечка, а не дом, – затвердил и барин во сне, – игрушечка, а не дом!

Ночь прошла, домовой ничего не выдумал, а барин встал с постели, закурил трубку, велел подавать чай и начал ходить, как домовой, задумавшись – и повторяя время от времени:

– Игрушечка, а не дом!.. Что за глупая мысль пришла мне в голову, ничем не выживешь – построить в самом деле игрушечку, а не дом?.. А что ты думаешь? Построю!

Продолжая ходить по комнате, курить трубку за трубкой и рассуждать сам с собою о постройке не простого дома, а игрушечки, барин выведен был из этой думы докладом человека, что пришли из магазинов за деньгами.

– Ах, канальи! я им велел вчера приходить! – крикнул барин. – Мошенники! просто ждать не будут!., надо им еще что-нибудь заказывать… Кто там?

– Да там фортопьянный мастер, мебельщик, из хрустального магазина, да и еще из каких-то магазинов.

– Позови фортепьянного мастера.

Немец вошел.

– За деньгами?

Немец поклонился.

– Отчего ты вчера не пришел? а? – прикрикнул барин.

– Все равно, – отвечал немец.

– Нет, не все равно! вчера был день, а сегодня другой…

Ну, слушай, вот еще что мне нужно: можно сделать вот такой маленький рояль, в седьмую долю против настоящего?

– Хм! игрушка? я игрушка не делаю, – отвечал немец.

– Нет, не игрушка, а настоящее фортепьяно, в эту меру.

– Это что ж такое?

– А у меня есть такой маленький виртуоз, карлик, – ему играть… Можно?

– Хм! можна, отчево не можна, все можна за деньги делать.

– Так, пожалуйста, сделай… В седьмую долю…

– В седьмая доля? Хорошо. Только эта будет стоить то же, что настоящая рояль.

– 6 цене я ни слова, – сказал барин, – только сделай, а потом мы и сочтемся.

– Хм, – произнес, углубившись сам в себя, немец, которого заняла уже тщеславная мысль сделать крошечный рояль на славу. – Das lst ein kurioses Werk![33] – сказал он, выходя и забыв о деньгах.

Вслед за ним явился мебельный мастер, потом приказчик из хрустального магазина. Одному заказал барин роскошную мебель рококо, в седьмую меру против настоящей, другому в ту же меру – всю посуду, весь сервиз, графины, рюмки, форменные бутылки для всех возможных вин.

Таким образом началась стройка и меблировка игрушечки, а не дома. Знакомый живописец взялся поставить картинную галерею произведений лучших художников. На ножевой фабрике заказаны были приборы, на полотняной – столовое белье, меднику – посуда для кухни, – словом, все художники и ремесленники, фабриканты и заводчики получили от барина заказы на снаряжение и обстановку богатого боярского дома в седьмую долю против обычной меры.

Барин не жалел, не щадил денег.

Вот и готов не дом, а игрушка. Стоит чуть ли не дороже настоящего; остается, по обычаю, только застраховать да заложить в Опекунский совет.

Барин и призадумался об этом.

– Странная вещь, – говорил он сам себе, – князь Василий построил же гораздо глупее игрушечку, а не дом, в котором жить нельзя; его приняли в залог, а мой, я уверен, что не примут. А между тем закладывать дом необходимо: в старину закладывали до постройки, а теперь очень умно и расчетливо закладывают после постройки. Нельзя не закладывать!

VIII

Во все время, когда игрушечка, а не дом строился и снаряжался, дедушка-домовой с правой стороны был вне себя от радости и по ночам ходил вокруг него и потирал руки.

«Вот оно, – думал он, – как ухитрился свет-то… Барин этот должен быть колдун: только что я показался, тотчас узнал; только что задумался, как бы ухитриться, а он в угоду мне и выдумал!..»

– Ну, будет дом по твоему вкусу, – говорил дедушка-домовой с правой стороны своему сопернику.

– Посмотрим, – отвечал тот.

– Увидишь, – говорил этот.

– Ну, ладно, покажи.

– Постой, не готов.

– Э, лжешь!

– Верь, право-слово!

– Ну, смотри.

Прошло еще несколько времени до совершенного окончания и отделки домика. Дедушка нетерпеливо похаживает и сам дивится, как люди-то ухитрились.

– Истинно игрушечка, а не дом! Ну, надул же я его!

Наконец дом совершенно готов, дом на семи четвертях состоит из великолепного салона и столовой – она же и бильярдная. Салон – пол парке,[34] обои шелковые, мебель роскошная – люстры, лампы, канделябры, зеркала, картины, рояль, словом, все.

– Ну, пойдем! – сказал домовой с правой стороны домовому с левой и привел его в кабинет. Барина, по обычаю, не было дома.

Ночь светлая; месяц отразился в окно на лаковом парке домика, на бронзе, на мебели: светло, как днем.

– Ну, где же?

– А вот, полезай за мной.

– Да это стол.

– Полезай!.. Ну, видишь? Что?

– Постой, борода зацепила… А-а-а-а! – проговорил с удивлением домовой с левой стороны, входя в резные золоченые двери салона.

– Что? а?

– Да! ах какая бесподобная вещь! что твоя печурка!

И домовой присел на кресла, потом на диванчик, потом прилег на подушку, шитую синелью по буфмуслину.

– Ну, спасибо. А это что? гусли?., а? славная вещь!., вот будет мне житье… роскошь! Не то что за печкой…

«В самом деле роскошь… – подумал дедушка с правой стороны. – Жаль и уступить… право, жаль!..»

– Бесподобно! аи спасибо! – продолжал дедушка с левой стороны, растянувшись на диване. – Так уж ты владей всем домом, живи за которой хочешь печкой, а я уж здесь и расположусь…

– Э, нет, погоди еще: ты видишь, что в доме еще и печей нет.

– В самом деле, печей нет, как же это забыли печи выложить?

– Без печей нельзя… зима настанет, замерзнешь.

– Нельзя, нельзя; да скоро ли их сложат?

Уверив, соперника, что к зиме сложат непременно, хитрый домовой спровадил его, а сам залег на диванчик и начал потягиваться и расправлять кости.

– Нет, приятель, извини: не видать тебе как ушей этого домика, я сам в нем буду жить… Как же это я прежде об этом не подумал? Какое спокойствие, удобства какие!.. Все как по мне делано… и зеркала какие… и все… фу, как люди-то ухитрились… Это что в засмоленных бутылках, постой-ка?..

И домовой отыскал между посудой и приборами штопор в меру, раскупорил бутылку шампанского.

– Мед!. мед-то какой! Фу, как люди-то ухитрились!..