Олег Фурсин - Барнаша

• Название: Барнаша
• Автор: Олег Фурсин
• Издательство: Издатель ИП Янбеков И.К.
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-93150-007-3

«Барнаша» («сын человеческий» на арамейском языке) — книга прежде всего о Христе. Именно так он предпочитал именовать себя.

Вместе с тем, это книга о разных культурах и цивилизациях, сошедшихся на стыке веков то ли в смертельной ненависти, то ли во всепобеждающей любви друг к другу.

Египет, изнемогший под бременем своей древности, уже сошедший с мировой сцены, не знающий еще, что несмолкающие аплодисменты — его удел в истории времен и народов.

Взлетевший на самую верхнюю точку победного колеса Рим, и римлянам еще не дано понять, что с этой точки можно теперь лететь только вниз, только под уклон, лихорадочно, но безуспешно пытаясь спасти все, что дорого сердцу. Вечная, древняя, как сама Земля, история Израиля, и его малой частицы, но самой беспокойной, самой благословляемой и самой проклинаемой до сегодняшнего дня — Иудеи.

Все это отражено в судьбах людей, смеющихся и плачущих, утопающих в крови или в ласках, живых или ушедших. История — это, в общем, история людей, а не стран. Глупо вести сухой отчет событиям, забывая о тех, кто принимал в них непосредственное участие, кто творил историю собственными жизнями…

---

— Господи! Отче Мой! — обратился Иисус вполголоса к Тому, Кто был единственной его надеждой. — Если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить её, да будет воля Твоя!

Красные всполохи светильников оказались совсем близко, и вот замерли, остановились. Трепещут, шипя, язычки факелов, и стоит над Гефсиманским садом и всем остальным миром страшная тишина. Отделяющая Его от того мгновения, когда спросят, когда назовут по имени того, кого ищут. Он продвинулся вперёд, сделав всего только шаг, но этим шагом отделил себя от учеников, закрыл их спиною.

— Кого ищете? — спросил Он громко, разорвав тишину.

И услышал в ответ то, чего ждал долго, последние три года своей жизни.

— Йэшуа Г’ноцри!

Он ответил, не раздумывая:

— Это Я!

Они отшатнулись от него, ему не показалось! Они боялись Его — пришедшие по воле всевластного Ханана. Даже эти, покорные до конца первосященнику, знали дела Его, Иисуса. Верили в Его силу, в Его дар. Он вознёс благодарность Небесам — за то, что Его судьба была так необычна. Даже если теперь пришла расплата, Ему есть чем гордиться.

Да, но римляне… Римляне верят во многое, и, значит, — не верят ни во что. Этот, что с серебряным гребнем, сжал губы, и решительно взялся за меч. Там, за спиной воинов, чьё-то знакомое до боли лицо. Иуда? Друг, для чего ты пришёл?

Он снова задал свой вопрос:

— Кого ищете?

Снова они ответили:

— Йэшуа Г’ноцри!

— Я сказал вам, что это Я. Итак, если Меня ищете, оставьте их, пусть идут, — и Он указал на своих учеников. Он знал, как слаба их вера, и хотел оградить их от испытаний и искушений.

Он допустил — и Ему связали руки, творившие только добро. Не было места в родной стране, которое могло бы укрыть Его от Пилата, если тот захотел предать смерти. Против легиона Он бессилен со своим даром. И давно познал истину: хочешь быть свободен, не привязывай сердца своего к женщине, к друзьям, к ребёнку. Умножая любовь, умножаешь свои печали и боль. Правда, у Него самого есть выход. Сложить голову за близких и друзей, и если это спасёт их, то к чему разговоры о цене? Иисус готов заплатить, Он согласен.

Не нашлось из числа учеников Его ни одного, кто возвысил бы свой голос в Его защиту. Как всегда, негодуют и удивляются. Почему Он позволил себя схватить? Та же сила, что заставила пришедших за Ним отшатнуться, могла бы не дать им схватить Его. Они знали силу Учителя. Им хотелось, чтоб Он применил её. Разбросал всех врагов и ушёл в сиянии славы. Ни один не задал себе вопроса — зачем. У него было два ученика, задающих вопросы. Один привёл за ним римлян, ответив на все вопросы вот таким образом. Другой… Он не знал, где Фома. Но обладал внутренней уверенностью — случилась беда. Господи, не дай пропасть тому, кто высок духом! Достанет и Моей смерти, не надо других!

Он не почувствовал присутствия Марка, слишком был занят мыслями о Фоме. Новый его дар ещё не был силен так, как у Ормуса.

С громким криком мальчик, вооружённый лишь любовью к человеку по имени Иисус, набросился на людей алабарха. Чуть опешив от такой наглости, отступили назад слуги первосвященника. Люди Пилата даже не пошевелились, ни один мускул не напрягся на руках, сжимающих мечи. Ветерок продолжал расправлять складки их туник, а месяц поблёскивал в посеребрённом гребне шлема кентуриона.

Ещё один отчаянный прыжок Марка и попытка не очень-то умелой рукой ударить куда-то в область головы одного из слуг. Кулак лишь скользнул по уху. Ещё попытка, но второй раб не дремлет. Отбив неумелый удар, он отбросил мальчишку. И вот уже жадные, торопливые руки тянутся к Марку с желанием схватить, удержать. Он сопит от напряжения: «пустите меня, пустите!», вырывается. Слава Господу, Водителю полков! Ему удаётся вывернуться из цепких рук, и он убегает, оставив им лишь одежду. Иисус не заметил, что говорит, громко и вслух. Говорит сквозь слёзы, внезапно выступившие на глазах:

— Возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут…

Говорил — видел перед глазами юное, чистое лицо Марка. Он не считал его своим учеником, но Марк почитал его Учителем. Мальчик был учён, вдова не чаяла души в сыне, и всё, что осталось после смерти состоятельного мужа, шло на её любимое дитя. Прежде всего — на обучение его. Ибо вдова, женщина честолюбивая, учёность считала главным достоянием человеческим. Марк, помимо обычного образования, обучался у учителей греческих, и изучал латынь. Марк был единственным, кто пытался записать Его, Иисуса, изречения. Как часто видел его Иисус в толпе, не приближающимся к Учителю, что было ему строго-настрого запрещено, с табличками в руках. Сосредоточенный, излишне, может быть, для своих лет задумчивый и строгий. И, вот, попытка спасти того, кого он любил и перед кем преклонялся. Пусть неудачная, но какая смелая и искренняя! Единственный из всех, и пусть виной его безрассудству — молодость, пусть так, но да благословит Господь тебя, Марк, за смелость и любовь, что живут в твоём сердце. Иные о любви лишь говорят. Вот, все оставили Его и бежали.

И повели Иисуса мимо садов и оливковых рощ, через поток Кедрон, потом по притихшим улицам спящего города. Но шум толпы, шедшей за ним, нарушали покой и тишину. Он был связан, шёл в окружении охранников, и каждый шаг давался с трудом…

74. Ночь ужасов

Камнепад — явление, нередкое в горах. Брошенный чьей-то неосторожной или равнодушной рукой камешек, несясь по горе вниз, становится движущей силой для множества других. Один, второй, третий камень сорвутся с места, и вот уже лавина, разбуженная ненароком, несётся с грохотом, громя и снося всё на своём пути. Горе тому, кто оказался на дороге в ту самую минуту, когда ожила лавина!

Так бывает и в жизни. Ничто не зависит от воли пославшего первый камешек в путь, и тем более от того, кто проходил мимо. А лавина бед обрушивается на ни в чём не повинного человека. Бездна разверзается под его ногами, одна драма порождает другую. Или минутное отклонение от истины быстро переходит в полное и намеренное её попрание, и рождается лавина лжи. За несколько часов или дней проживает человек столько, сколько не уместилось бы ни в прежнюю жизнь, ни, даст Бог, не войдёт и в будущую.

Как назвать равнодушную силу, метнувшую камешек? Общего мнения на этот счёт не существует. Люди говорят — рок, фатум, или судьба. Есть и другие, что утверждают — Провидение, Небеса, Бог. Часто винят Сатану. Так или иначе, время смятения, ужаса, всеобщих подозрений начинает свой бег…

Он был связан, шёл в окружении охранников, и каждый шаг давался с трудом. Легионерам было совершенно всё равно, куда вести свою жертву. Имей они приказания Пилата на этот счет, все попытки иудеев свернуть десятку, возглавляемую кентурионом, со своего пути были бы тщётны. Над ними просто посмеялись бы. Приказа не было. И, поскольку их путь начинался от жилища Ханана, и храмовая стража вела их теперь туда же, то не было вопросов — куда идти. А возникни такой вопрос — и кентуриону ответили бы веско: дело нуждается в предварительном расследовании. Провести его должен уполномоченный синедриона, а кто же может быть таковым, если не первосвященник Ханан? На этот счёт даны строжайшие указания начальнику храмовой стражи — а был им ни кто иной, как один из пяти сыновей счастливого отца.

Ханан был этим счастливым отцом, а то кто же? Хитрый, жестокий, преданный мирской суете, полный змеиной злобы и низости, так мало соответствовавших его должности, первосвященник Ханан был человеком крайне преуспевающим и счастливым. В это самое время к нему вели на допрос Иисуса, бывшего до сегодняшнего дня грозовой тучей на небосводе старика. Он готовился разогнать эту тучу, после чего продолжить жизнь безоблачную и довольную. Мог ли Ханан не гневаться на эту тучу, и мог ли он не радоваться быстрейшему исполнению своей мечты?

Ведомый стражниками Иисус между тем был погружён в состояние тревоги. Не за себя он боялся. Были, конечно, мгновения первого одиночества, чувства оторванности и ненужности себя в этом равнодушном мире. Но быстро прошли. В эту странную ночь Он был награжден ещё одним непостижимым даром Господа. Ормус, египетский жрец, бывший то ли другом, то ли врагом, давно бился над решением этой задачи. Но лишь в ночь ужасов обрёл Иисус способность ощущать присутствие отдельных людей, пусть крадущихся, старающихся быть незаметными. Не по звуку шагов, не по мельканию теней. Он впитывал не мысли, но настроения человека. Будь Симон-Кифа сейчас совершенно неподвижным, затаившим дыхание, ничего бы это не изменило. Ибо Иисус ощущал его присутствие как страх, тревогу, боязнь за себя и Учителя. Чувствовал тоску Кифы, различал круговерть совершенно несбыточных героических мыслей, роившихся в голове Кифы, в совокупности с его же трусливым стремлением к бегству. Не мысли читал Иисус, а состояния души.

Находясь в сильнейшем возбуждении духа, — ибо смесь страха и героического его преодоления в трудные минуты приподнимает человека над обыденностью, — Кифа сделал то, на что никак не осмелился бы в другое время. Отряд легионеров, сопровождавший Иисуса, у дверей дома Ханана развернулся назад. Кифа же тенью скользнул к людям первосвященника, и, как ни в чём не бывало, пошёл в хвосте храмовой стражи и рабов Ханана. Раба — привратница, не узнавая его лица среди привычных ей из дома алабарха, не без удивления спросила: