Владимир Кузнецов - Темные (сборник)

• Название: Темные (сборник)
• Автор: Владимир Кузнецов
• Издательство: ЛитагентАСТc9a05514-1ce6-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-093315-0

«Самая страшная книга» рекомендует!

Добро пожаловать в царство тьмы. В этих краях под масками героев скрывают уродливые лица коварные злодеи, здесь обитают черные маги и кровожадные демоны, и любой, даже очень осторожный, шаг таит смертельную опасность.

Добро пожаловать в царство тьмы. Антология «Темные» – это собрание мрачных и жутких историй в жанрах dark fantasy, городского фэнтези, магреализма и хоррора, которые никого не оставят равнодушными.

Добро пожаловать в царство тьмы. Антология «Темные» – это произведения от авторов, получивших известность благодаря проекту «Самая страшная книга», и от составителя Парфенова М. С., создателя бестселлеров «13 маньяков» и «Хеллоуин».

Добро пожаловать в царство тьмы. Здесь тебя встретят как своего…

---

Остенбергу таки удается добраться до левого глаза Упыря. Он вжимает большой палец в мякоть глазного яблока и слышит тошнотворный чмокающий звук. Липкая сукровица течет по руке комбрига. Тяжелое стальное тело врага исчезает, растворяется, резко отпустив Остенберга. Остается голова, которая падает на пол, катится к стене адским колобком.

Остенберг встает и начинает одеваться. Часом позже, когда луна ярко светит над вокзалом уездного городка, стучит он в церковные ворота. Открывают не сразу, но открывают.

Маленького роста дьякон пятится от визитера, испуганно моргает глазами. Спотыкается и падает на мозаичный пол.

На негнущихся ногах входит в храм Остенберг. Его лицо перекошено злобой, глаза беспощадно сверкают. Страшен комбриг Остенберг, страшен.

– Не надо, родненький, – шепчет дьякон. – Я плохого ничего не сделал. Вас Бог выбрал, все под Богом ходим, не убивайте. Я разделяю, я…

Он запинается и вдруг начинает петь Интернационал.

– Не убью, – чеканит Остенберг, вытаскивая из-за пояса мешок. – Я по другому поводу.

С этими словами он вытряхивает холстину, дьякон не поет, а кричит, видя, что принес в храм красноармеец.

– За что купил, за то и продаю, – говорит Остенберг, и голова вспыхивает, как серная головка, пламя ползет из ушей и глаз, длинные волосы и борода занимаются огнем. И во всем этом огненном полыхании рот мертвого атамана щелкает зубами, пытаясь укусить кого-нибудь напоследок, но замирает, обугленный.

Дьякон долго смотрит на сгоревшую голову, а когда поднимает осоловевший взор, обнаруживает, что красноармеец ушел из церкви.

***

Рано на рассвете покинула конница уездный городок с переливающимися на солнце куполами церкви.

Мимо сел, мимо весны шли они, шли, оставляя позади само прошлое, устремленные, одухотворенные. Ими писали историю новые боги, но, значит, и они писали, и они были богами!

А впереди их ждал изумительный, переливающийся гранями мир, такой невероятный, что дышать было сложно, а петь легко. Там шли грандиозные стройки, росли огромные цветы, там люди становились святыми, падая в чернозем, и взлетали ввысь серебряные точки, и дети смеялись. Там ординарца Третьяка зарубит белоказак в двадцать первом, а комбрига Остенберга расстреляют как врага народа в двадцать девятом. Ну и что? Ведь шли, становились, взлетали…

Ведь смеялись же дети, смеялись?

Смотрит вдаль молчаливый комбриг, и Третьяк хочет спросит его, о чем он думает. Но, вместо того чтобы спросить, ординарец начинает представлять будущее советских людей и полагает, что теперь они с командиром думают об одном.

Дмитрий Гужвенко Человек из храма Белой Цапли

Старый монастырь оставался последним обжитым местом перед горой Цзинь. Основная дорога, уложенная белым камнем, лежала ниже, в половине дня пути от него. И была она очень шумна по сравнению с узкой тропой, ведущей в горы.

Торговые повозки, груженные шелком, ценным деревом и склянками с пахучей водой без остановки шли по дороге на перевал, а дальше – в царство Линь. Отряды закованных в железо воинов каждый месяц сменяли друг друга в крепости-заставе – только полные сил мужчины могли защищать границу. А заодно и проверять, не везет ли торговец что-нибудь находящееся под особым запретом – например, птичку-соловушку. Ибо на знамени князя вышит образ сладкоголосой птахи, и никто не имеет права торговать ими.

Высокий сутулый южанин поднимался медленно, устало переставляя ноги и опираясь на палку, словно на костыль. Становившийся все круче подъем и высоко стоящее солнце не облегчали идущему путь. Но что ж, он сам выбрал дорогу. И если готов на такие мучения, чтобы обойти охраняемые посты, значит, тому есть причина.

Человек в одежде монаха прекратил спуск и остановился в тени дикой вишни. Каждый день ему приходилось ходить этой тропой, иначе желтая трава накидывалась на нее, словно голодный тигр на беззащитную лань. Закрыл рукой глаза, зашипел от боли. Откатал рукава, прикрывая руки до кистей.

Монах окинул путника внимательным взглядом, успел подумать, хватит ли припасов, чтобы с ним поделиться. До ближайшего селения четыре дня ходьбы. Этот дорогу выдержит, все же решил монах. Жилистый южанин с копной черных длинных волос за плечами нес завернутые в ткань вещи. Висевший на боку меч, согласно учению воинов Чу, совершенно не мешал ему двигаться: не путался в ногах, не бил по голени – сказывался опыт, приобретенный за многие годы.

Путник заметил одинокую фигуру на расстоянии десяти шагов. Остановился, вытащил флягу из тыквы и вылил воду себе на лицо.

– Старик, у меня нет воды, – южанин показал пустой сосуд, оставляя капли воды на лице. Да и зачем их вытирать, если солнце слижет мгновенно, – по закону Идущего ты должен мне помочь!

– В моем доме есть вода и пища для всех путников. – Голос монаха был сух, как будто ветка засохшего дерева скрипит под порывом молодого ветра. – Меня называют Лонг Хи, и я, единственный живущий в храме Белой Цапли, приглашаю тебя передохнуть и переночевать, путник.

Южанин подошел ближе. Лицо узкое, как лезвие топора. Красные, воспаленные глаза, вонь немытого тела – долог был путь южанина.

– А меня зови Занг Рен, – с улыбкой представился он.

– Прошу, поднимемся к храму, – показывая рукой на единственную тропу, пригласил Лонг Хи. И не подал виду, что понял хитрость Занг Рена, имя которого переводилось с наречия народа, живущего возле моря, как «Грязный Человек».

Борясь с жарой, оставшийся путь прошли медленно. Монах усердно старался тяжело дышать, показывая, как ему трудно. Зато не зря столько дней он приминал траву. Первый путник в новом году!

От храма в этом каменном двухъярусном сооружении остались только название и молельный столб. В другое время года ветер весело играл костяными фигурками; ударяясь друг о друга, они гнали злых духов прочь. Хотя, если говорить правду, те и без того сюда не совались.

Храм окружал невысокий, но плотный частокол. Видимо, за ним ухаживали с терпением и неспешностью, присущими людям, у которых времени больше, чем дел.

Открыв деревянную дверь, сладко пахнущую сосной, монах и южанин зашли в храм. Маленький ручеек бил прямо из-под земли, бежал в обложенную камнями нишу и тек дальше, по проложенному пути, под стену.

Справа, огороженный стеной из бамбука, находился стол, старый и тяжелый на вид. Лампадки стояли незажженными, кухонная утварь висела на стене.

– Ого! Старик, у тебя что, золото вместо железа? – удивился путник. Бросив тюк на пол, прошел, оставляя черные от грязи следы на чистом полу, и взял кубок. Повертел, пуская блики солнца по всему помещению, ударил ногтем по краю. «Дзинь!» – весело пропел кубок.

– Это подарок князя здешних земель.

– Я слышал о его богатстве, но даже не мог подумать, что в такой дыре можно найти золото!

Забыв о приличиях, южанин прошел к ручейку, черпнул кубком воду и жадно выпил. Второй кубок воды вылил на голову, оставляя лужи на полу.

– Ха! Когда я расскажу об этом, меня назовут лжецом!

Аккуратно прислонив меч к лавке, начал снимать одежду.

– Хм, обычно омовение я совершаю за стеной…

– Мне и тут хорошо!

– Там и кадка есть – с водой, нагретой на солнце.

– Э, старый стручок, да ты полон неожиданностей! – Южанин, бросив кубок и одежду на пол, плавным движением взял меч и пошел к выходу.

Донесшийся со двора радостный крик Занг Рена вспугнул птиц. Монах спокойно поднял вещи гостя. Выйдя во двор, примостился возле деревянной лохани и принялся стирать превратившуюся в лохмотья одежду.

Путник с улыбкой смотрел на старика, плескаясь в бадье, и давал указания:

– Там сзади дырка размером с лист клена. Заштопать бы ее, а?

– Хорошо. Когда высохнет, я все сделаю. А пока приготовлю еду.

– Тебя послали мне боги, старик!

– В этом нет сомнения.

– А ты разговорчив. Хочешь, попей водички, – южанин плеснул в его сторону водой из бадьи.

– Я редко общаюсь с людьми. Путники не ходят этой дорогой. Перевал открыт только летом. Так что разговаривать мне не с кем.

– Заведи собаку!

– Пробовал. Убегают, – с неподдельной грустью ответил старик.

Путник пристально посмотрел на стирающего: тот выглядел так, будто взяли небольшую головешку, обтянули загорелой до черноты кожей, правда, кожи-то не пожалели, столько дали, что глаз не видно из-под век.

Весь страх, скопившийся за неделю пути, смывался с грязью. Долгая погоня, что шла за ним от столицы, пьяная драка в деревне, в которой мечтал пробыть до зимы. Мысли закопать меч и стать простым крестьянином – сложно, но, подкупив старосту, возможно.

Или уйти за горы в соседнее княжество и еще пожить лихой жизнью?

– Убегают? Так заведи черепаху – ее поймать всегда успеешь. Ха!

Старик закивал и впервые улыбнулся.

– Да ты не обижайся на меня. Я весельчак еще с детства. И из армии тоже погнали за шутку, – миролюбиво сообщил Занг Рен. Но за какую, уточнять не стал.