Илья Рухленко - Что ответить дарвинисту? Часть I

• Название: Что ответить дарвинисту? Часть I
• Автор: Илья Рухленко
• Жанр: Биология

C современных научных позиций тотально критикуется эволюционное учение, основанное на дарвиновских механизмах.

Книга выполнена, в основном, в стиле практических советов людям, которые скептически относятся к современной теории эволюции, но при этом вынуждены вступать в словесные баталии с глубоко верующими дарвинистами. Подробно объясняется, что нужно отвечать верующим дарвинистам, если те озвучивают: 1) палеонтологические, 2) молекулярно-генетические, 3) сравнительно-анатомические, 4) эмбриологические, 5) биогеографические «доказательства эволюции».

Особенно подробно рассматриваются примеры наблюдаемой эволюции (потому что именно в таких случаях появляется возможность оценить, соответствуют ли механизмы, приводящие к изменениям, теоретическим положениям эволюционного учения). Наглядно показывается, что современный дарвинизм, по сути, основан на эмпирической пустоте: 1) все известные на сегодня примеры наблюдаемой эволюции недопустимо малочисленны; 2) большинство таких «примеров эволюции», на самом деле, не являются примерами эволюции; 3) в тех случаях, когда изменения организмов действительно происходят, дарвиновские механизмы оказываются вообще не при чём.

Помимо критики «доказательств эволюции», в книге рассматривается большое число фактов из разных областей биологии, которые либо плохо вписываются в концепцию естественной эволюции, либо вообще в неё не вписываются, и для объяснения таких фактов предлагаются разные варианты теории разумного замысла. Проводится анализ достоинств и недостатков теории разумного замысла в сравнении с теорией естественной эволюции. Делается вывод, что на сегодняшний день, концепция непрерывного творения успешно объясняет наибольшее число биологических фактов.

---

…ухищрения природы превосходят ухищрения (человеческого) искусства, в сложности, тонкости восприятия, сложности механизма … они совершеннее, чем все произведения человеческой изобретательности…»

На всякий случай, разжую мысль Уильяма Пейли. Например, перед нами два объекта – камень и воробей (Рис. 18):

https://goo.gl/o1P7EY

Рисунок 18. Важное отличие живого от неживого – функциональность и целесообразность.

Если мы спросим у какого-нибудь собеседника – а зачем этому камню вон та трещина, которая проходит у него посередине? Или спросим – а зачем этому камню выступ в левой нижней части? То получим в ответ, скорее всего, недоуменное молчание собеседника. Но потом, после того, как недоумение пройдет, последует ответ – ни за чем. Просто так получилось, что камень треснул посередине. Или что там еще с этим камнем случилось.

А вот стоит нам спросить собеседника – а зачем воробью глаза? Или зачем воробью лапы? Или зачем воробью крылья? Как мы сразу же получим незамедлительные и уверенные ответы: 1) для того чтобы видеть, 2) для того чтобы прыгать, 3) для того чтобы летать…

Очевидно, что всё живое – функционально. Каждая его часть целесообразна, и предназначена для выполнения какой-то функции. Причем это относится как к внешнему, так и к внутреннему строению живого организма (Рис. 19):

https://goo.gl/ofvewf

Рисунок 19. Внешнее и внутреннее строение разных живых существ.

Каждая деталь нужна для выполнения какой-то определенной функции, вплоть до клеточного и молекулярного уровня организации живого.

Понятно, что такая удивительная продуманность устройства живых существ не могла не поражать внимание людей (практически во все исторические периоды). И естественно, люди приходили к закономерному выводу, что столь целесообразные и функциональные объекты могли быть созданы только с помощью разумного планирования.

Тем более что люди сами создают функциональные системы, поэтому знают на практике, как функциональные системы создаются с помощью разумного планирования. Аналогии живых существ c функциональными системами, созданными людьми, нередко просто напрашиваются (Рис 20):

https://goo.gl/x4JuEn

Рисунок 20. Напрашивающиеся аналогии между функциональностью живых организмов и функциональностью машин, созданных человеком.

Однако 150 лет назад Чарльз Дарвин опубликовал теорию, в которой предложил такой механизм эволюции, который позволял объяснить, каким образом эта удивительная функциональность и целесообразность могла появиться сама собой, естественным образом. То есть, без всякого разумного дизайна. Дарвин предложил на эту роль случайные (наследственные) изменения, проходящие проверку естественным отбором в ходе борьбы за существование. В результате чего биологическая целесообразность организмов сначала возникала, а затем постепенно оттачивалась из поколения в поколение в ходе эволюции. И в конце концов, доходила до совершенства. Эта идея показалась настолько простой и очевидной, что сразу же нашла достаточно много сторонников.

С тех пор в биологии появилась не одна, а уже две возможные версии причин столь явно наблюдаемой целесообразности живых существ:

1). Разумный дизайн.

2). Естественная эволюция по механизму случайные изменения + естественный отбор.

А вот дальше начало происходить что-то непонятное. Идея Дарвина, вообще-то, теперь требовала каких-нибудь доказательств своей справедливости. Однако вместо того, чтобы заняться поисками реальных примеров в свою пользу (в природе), эта идея почему-то начала вытеснять первый вариант (разумный дизайн) вообще без всяких доказательств. И постепенно стала настолько доминирующей в биологии, что в конце концов про разумный дизайн и упоминать то стало как-то неудобно в приличном биологическом обществе. Несмотря на то, что для столь поразительно сложных систем, какими являются живые организмы, разумное планирование, конечно, является более правдоподобным объяснением.

Итак, за те 200 лет, которые прошли с того времени, как Уильям Пейли написал свой знаменитый аргумент про «часы на траве», одна из возможных гипотез появления таких «часов» была незаслуженно забыта, а другая – бездоказательно принята на вооружение.

Но прошло 200 лет. Человечество шагнуло в эпоху компьютерных технологий. И выяснилось – в дополнение к тому, что живые организмы являются сложнейшими функциональными устройствами, они еще к тому же и кодируют информацию (о себе) с помощью примерно таких же принципов, какие используются сегодня в современных компьютерах. То есть, выяснилось, что живые существа – не только функциональные, но еще и информационные системы, использующие принцип кодирования информации.

Казалось бы, после подобных открытий, первое, что мы должны сделать – это срочно реанимировать идею разумного дизайна. А об идее естественной эволюции либо вообще забыть, либо очень серьезно в ней засомневаться. Потому что столь бронебойные дополнительные свидетельства в пользу разумного дизайна, казалось бы, должны окончательно склонить чашу весов именно в эту сторону.

Но нет. Большинство биологов, как ни в чем не бывало, просто перенесли свои рассуждения про «естественный отбор» и на генетические тексты тоже. И теперь у них еще и генетические тексты тоже стали «проходить сильный положительный отбор» или «подвергаться мощному стабилизирующему отбору». А про версию разумного дизайна (этих генетических текстов) – полный молчок. Или даже всеобщий бойкот. Доходящий до странных резолюций ПАСЕ «об опасности креационизма для образования».[32] Такое ощущение, что люди по этому вопросу решили выступить в роли страусов, засовывая голову в песок, лишь бы только не видеть и не слышать наиболее напрашивающиеся выводы.

Но мы не дадим людям вести себя подобным образом. Мы повторим еще раз.

Итак, когда у каких-то двух генов имеются серьезные различия, и в результате эти гены работают по-разному (но в обоих случаях работают «хорошо весьма»), то здесь имеются две возможные версии, а отнюдь не только одна:

1. Разумный дизайн (через создание или редактирование разных геномов).

2. Естественный отбор случайных мутаций.

Причем первая версия – предпочтительней, потому что такие вещи мы наглядно наблюдаем при создании каждой компьютерной программы. А вот со строго установленными примерами второго варианта – в науке очень туго (см. ниже).

Таким образом, никакие «генетические доказательства эволюции», на самом деле, конкретно дарвинизм доказать – не могут. На основании одних только генетических фактов нельзя сделать вывод, что установленные различия в генах произошли именно в результате случайных мутаций и естественного отбора. Потому что всегда остаётся другая возможность – что эти же изменения произведены чем-то (или кем-то) гораздо более разумным.

Тем более что мы точно знаем – при написании сложных компьютерных программ, роль интеллекта программиста имеет подавляющий характер. В то время как роль (разрекламированных) «генетических алгоритмов» в том же компьютерном программировании, кажется, близка к минимальной, сводясь к самым легким задачам (например, к параметрической оптимизации в довольно узком коридоре возможных значений).

Вообще, если человек верит, что чисто случайные мутации и автоматический естественный отбор (этих мутаций) способен, в конце концов, создать такие шедевры природы, как например: гепард, стриж или рыба-меч, то верить в столь чудесные вещи данному человеку никто не запрещает. Даже если этот человек не имеет никаких эмпирических фактов, на которые можно было бы опереться в этой вере. Непонятно только одно – каким образом этот человек умудряется игнорировать самую очевидную в данном случае версию – возможность разумного планирования (например, разумного редактирования соответствующих генетических программ). И пропуская самую очевидную версию, останавливается на самой невероятной. Давайте процитируем по этому поводу Ричарда Докинза. Ведь раньше[33] Ричард Докинз нередко озвучивал весьма здравые мысли (Докинз, 2010):

«Проектировщики первого реактивного двигателя начинали проектирование, как говорится, с чистого листа. Представьте себе, что бы они напроектировали, если б были вынуждены «развивать» первый реактивный двигатель, отталкиваясь от существующего винтового, изменяя за один раз один компонент – гайку за гайкой, болт за болтом, заклёпка за заклёпкой. Реактивный двигатель, созданный таким способом, был бы, право сверхъестественным и хитроумным снарядом. Трудно представить себе, чтобы самолёт, разработанный таким эволюционный способом, когда-либо смог оторваться от земли. Более того, чтобы приблизиться к биологической аналогии, мы должны ввести ещё одно ограничение. Мало того, что результирующее изделие должно отрываться от земли; отрываться от земли должно каждое промежуточное звено этого проекта, и каждое промежуточное звено должно превосходить в чём-то своего предшественника. В этом свете никак нельзя ожидать от животных совершенства, можно лишь удивляться тому, что у них что-то работает вообще»