Алёна Лепская - Рок, туше́ и белая ворона.

• Название: Рок, туше́ и белая ворона.
• Автор: Алёна Лепская
• Жанр: Современные любовные романы

Между «полнолунием и затмением», она где-то посередине. Она непредсказуема, неприкосновенна, непоследовательна… невменяема. Она обычно-необычная, как параллельный перпендикуляр. Порядок вообще никогда не входил в число верных друзей юной гитаристки — Тори. И будущее её такая же неизвестная переменная, как тёмная сторона луны. Такая же тёмная как и её злейший враг, деспотичный рок-музыкант. И демоны. И речь не о тех демонах что таятся в преисподней, речь о тех демонах, что таятся в наших умах. Она прячет ото всех свою эмоциональную уязвимость, он — её отсутствие. Она не может вспомнить, он — забыть. Она не верит ему, он не верит, что она не верит. Они совсем не похожи, как воздух и огонь, и вместе были бы абсурдным сочетанием несочетаемого. Вся надежда на музыку, быть может выпадет шанс один из миллиарда — первый последний шанс, чтобы сделать шаг. От ненависти до любви. Или от любви до ненависти? В любом случае, огонь не горит без воздуха…

---

― Я так не думаю. Я начала рисовать, и со стабильной регулярностью посещать приёмы дорогостоящего шарлатана.

Шарлатан глухо усмехнулся, качая головой.

― При этом социально ты мало задействована. Даже меньше чем, до того как стала посещать приёмы дорогостоящего шарлатана. ― передразнил он мою реплику.

― Значит вы не справляется со своей работой. А вообще-то я не стала от этого более замкнутой, чем обычно, так в чём проблема, я не понимаю? ― всплеснула я руками.

― Вероятно, ты просто не замечаешь этого, ― спокойно предположил док. Я раздражённо закатила глаза к потолку.

― Вас послушать, так я прямо чёртова отшельница, что никоим образом не является правдой, ― возмутилась я. Он прищурился, размышляя. Если он сейчас скажет хоть слово про институт, в который я даже не пыталась поступать, я пошлю его.

― Твоя позиция сейчас, это чистое проявление замкнутости, нежелания взаимодействовать с людьми.

Я сжала переносицу пальцами.

― Это, не замкнутость, ― процедила я, ― У меня есть варианты, чем заняться, но из-за Ра — а-а-а… короче нет у меня социофобии! ― выкрутилась я нервно. Он не в курсе, что моя проблема, и его бывший клиент носят одно и то же имя. Гетман, работает в школе соцработником и психологом, помимо частной практики. Гордеев, само собой был частым гостем в кабинете соцработника. В душе не разумею почему, но не надо Гетману об этом знать. Хотя, нет, знаю: я сгорю к чёрту со стыда, если в один прекрасный день он сложит два плюс два. Нет, уж спасибо. Пять минут. Пять, и я свалю отсюда.

― В общем, я всё это к тому, что прежде чем бегать, надо научиться ходить. ― сказал Сергеич, ― Радикальные меры, тебе пока что не по плечу, к этому мы обратимся позже, а…

― Да, чёрта с два! ― усмехнулась я издевательски, ― Я лучше в группе буду играть, чем буду строчить долбанный дневник! ― отрапортовала я, запальчиво.

― Хочешь пойти по пути наибольшего сопротивления? ― он кивнул, ― Превосходно.

― В чём подвох? ― прищурилась я подозрительно. Он окинул меня веселящимся взглядом.

― Нет никакого подвоха. В конце концов, ты сама будешь в состоянии оценить планку своих возможностей, в преодолении порогов. ― пояснил он.

Так. В чём фишка, док?

― Нет, это понятно. А, вот почему у вас такая хитрая улыбочка ― не очень.

― Хитрая?

― Чертовски. ― подтвердила я.

― Хм. Паранойя ― это минус.

― Хороший аргумент. ― пробубнила я, озадачено за ним наблюдая, ― Такое ощущение, что… а, поняла. ― кивнула я с укоризной взирая, на некоторых шарлатанов, ― Решили на понт меня взять, да?

― Ну разве я смею,― возмутился он скучающе.

― Только не вы, безусловно! ― усмехнулась я. Док покачал головой, строя оскорбленную невинность.

― И в мыслях не было.

― То-то я думаю, что это у меня такое стойкое впечатление, что меня обыграли, как малое детя.

Его сарказм трансформировался в простую лёгкую улыбку.

― Ты и есть малое дитя, Виктория. ― почти вздохнул док. Я раздражённо простонала.

― Ради Бога, я даже и не помню, как это, быть ребенком!

― В этом-то и проблема. ― сказал он, и его голос звучал опечаленно, ― По каким-то причинам ты пропустила этот период жизни, поэтому в эмоциональном плане ты даже не подросток, а ребёнок. Причём довольно упрямый, капризный, и эгоистичный. Но каким бы ни был ребёнок, он более ранимый, восприимчивый и эмоционально многосложный. Он непоследовательный и хрупкий в своих чувствах, чем и отличается от взрослого человека. Особенно, если этот ребёнок живёт в человеке и без того сложной возрастной стадии как у тебя ― это создаёт гораздо более мощный эмоциональный диссонанс, чем может показаться на первый взгляд. ― сказал мужчина, вызывая у меня смех, вероятно нервный.

― Ваши бы слова да моей маман в уши, лет так восемнадцать назад.

― Готова это обсудить? ― тут же оживился психолог. Я ужаснулась, нервно улыбаясь.

― Ни в коем случае! Время, Александр Сергеевич, время. ― намекнула я на своё освобождение. Он взглянул на часы, на своей руке. Подумав немного, согласно кивнул.

― Хорошо. Дневник? ― поинтересовался он чуть щуря один глаз. Я поднялась убирая альбом и карандаши в сумку, ухмыльнулась доку.

― Пристрелите меня. ― пробормотала я почти всерьёз. Он хмыкнул, скрестив руки на груди.

― Рискнёшь? ― усомнился психолог. Я перебросила лямку сумки через плечо.

― Было бы чем.

― Хотелось бы верить.

С укоризной на него посмотрела.

― Очень приободряюще, ничего не скажешь… ― покачала я головой. Док развёл руками.

― Это твоё решение, не моё. Я предлагал дневник.

― Сдаётся мне я нерационально распоряжаюсь решениями. Мне стоит спорить с вами на деньги! ― сказала я задумчиво. Он с ужасом улыбнулся.

― Боже упаси. Зная твой упрямый нрав, Виктория, я рискую умереть нищим. ― потешался док.

― Уверяю вас, с доходом только от моего лечения, нищета ― это вообще последнее, что вам грозит, ― заверила я с сарказмом, ― Значит давайте подведём итог: если я воплощаю в жизнь треклятую тактику с социальной занятостью, к дневнику мы никоим образом не возвращаемся, я всё верно поняла?

Мужчина склонил голову чуть вправо, размышляя.

― А ты в самом деле так уверенна? ― спросил он серьёзно. Серьёзно?

― Никаких душеизлияний на листах! Мне вас более чем предостаточно.

― Дерзай. ― хмыкнул док. Я улыбнулась.

― И вам не хворать, Александр Сергеевич. ― у самого порога развернулась на пятках, ― И да, всё таки вы лучший из дорогостоящих шарлатанов. ― задумчиво постучала пальцем по губам, смотря в потолок, ― Что-то в вас определённо есть…

― Рад слышать. ― кивнул он лениво, ― До среды?

― До неё. ― отсалютовала я двумя пальцами.

* * *

Я отправилась по обещанному пути, держась за курсив, странного и самого настоящего пари, толи с доком, толи с самой собой. Я знала где они репетируют, не знала лишь, что меня может ожидать.

Больно и мучительно медленно, я переступила порог старого закрытого бара, что приносил когда-то доход Раевским. Переступила порог и тут же вписалась в барьер. Я в тысячный раз прокляла саму себя за то, что повелась на провокацию дока. Это просто нереально. Подсознание ― стерва, обвинительно качало головой, сверля меня, да-ты-сошла-с-ума-взглядом. И кажется Гетман, что б его тоже, оказался прав, я совсем позабыла, как раньше со всем этим справлялась. Как я справлялась с людьми?

Неужели я и вправду решила, прибиться к некоторым музыкантам? Хорошо, хоть не к цирку. Однако, судя по тому, что в то время, как Гордеев, просто стоя спиной ко всем, заломив руки за шею, сосредоточенно взирал на небольшую сцену в противоположной части помещения, а за одним из столиков, Миша с повисшей на его плече Солой, и каким-то темноволосым парнем (предположительно ударником), тем временем, с повышенным энтузиазмом резались в «камень-ножницы-бумага», отвешивая друг другу убийственные щелбаны,― эти ребята похлеще любого цирка.

Пока я тихонько подкралась ближе к сцене, лавируя мимо запылённых столов, заметила Сашу, умирающего от тоски, за пустующим баром, отстукивая по деревянной поверхности пальцами, как по клавишам. Я попала в поле зрения, Солы. Не смотря на мои жестикуляции призывающие её заткнуться и не отсвечивать меня, она проигнорировала их все, и оживлённо взвизгнув прихлопнула в ладоши. Она спрыгнула с табуретки, приковав всеобщее (кроме него!) внимание к себе, и ко мне соответственно. Да ещё и отматерила на греческом, за то, что дозвониться до меня, можно с таким же успехом, как и до президента. Я лишь пожала плечами на это. На меня уставились четыре пары глаз. Меня сковало стеснение и неуверенность, плотными тисками. Вот, чёрт. Это сложнее, чем я думала.

Когда Сола наконец угомонилась, я как-то неуклюже махнула рукой.

― Привет… ― протянула я тихо. Все поздоровались. Все кроме него. Ударник даже представился, Ярэком, и где-то я уже его видела И да: он точно цыган, и вероятно из близкого окружения Рафа, а возможно даже родственник.

Не оборачиваясь ко мне, Гордеев, уронил руки, стоя у сцены. Мне на уши присел Миша, что-то отчаянно мне втирая с довольной-предовольной мимой, но я без понятия что, ибо я не слышала его. Не гладя на меня Раф взъерошил волосы, делая волнистые чёрные пряди дикими. Не глядя на меня… почему меня это задевает?

Надув по детски губы, Сола, пощёлкала пальцами перед моим лицом. Раф, играючи развернулся на пятка, отставив указательный палец в сторону. Выражение его лица с приоткрытым ртом, носило маску крайнего замешательства. Он мгновенно сменился в лице ткнув в меня пальцем.

― Ты опоздала, и у тебя ровно пятнадцать минут, на акклиматизацию. ― сказал он странно произнося слово «акклиматизация». Он подошёл к одному из столиков у сцены, и подцепил стопку листов. У него была странная походка, и вообще, было в его виде что-то не так…