Игорь Ефимов - Джефферсон

• Название: Джефферсон
• Автор: Игорь Ефимов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978–5-235–03822–6

Его дарования были настолько велики и разнообразны, что много поколений спустя Джон Кеннеди, обращаясь к группе нобелевских лауреатов, сказал: «Никогда ещё в Белом доме не собиралось столько талантов и знаний, кроме разве тех случаев, когда Томас Джефферсон обедал здесь в одиночестве».

Но сам Джефферсон (1743–1826), третий президент Соединённых Штатов Америки, хотел увековечить в памяти грядущих поколений только три своих достижения: Декларацию независимости, Закон штата Виргиния о свободе вероисповедания, Виргинский университет.

Об одном из отцов-основателей США — человеке и гражданине — рассказывает новая книга известного писателя, философа, историка, публициста Игоря Марковича Ефимова.

---

— Думаю, оба. Будешь прислуживать за столом, топить камины, убирать комнаты, выносить горшки. По сравнению с Монтичелло работы здесь прибавилось втрое. Губернатор должен каждый день принимать толпу посетителей и гостей, многие из них остаются на обед, а некоторые даже ночуют. У кухарки есть свои помощники, ещё наняты две прачки. Одна очень хорошенькая, но, к сожалению, замужем. Спать будешь в одной комнате со мной, на третьем этаже.

Вид губернаторского дворца поразил Джеймса. Эти ворота с узорной решёткой, эти львы в коронах на столбах, и сверкающие ряды окон, и вознесённая в небеса башенка на крыше — неужели ему выпало пожить в такой красоте? Внутреннее убранство оказалось ещё более роскошным: столы и кресла с изогнутыми ножками, ковры, часы в стеклянном футляре, тяжёлые портьеры, позолоченные канделябры. И ведь всё это было привезено из-за океана, всё было изготовлено загадочными британцами, которыми мама Бетти стращала младших детей и которых пастор в Шарлоттсвилле объявлял посланцами Сатаны.

Нет, пастору Джеймс больше не верил. Ранней весной тысячи пленных британцев и немцев были поселены неподалёку от Монтичелло, и их офицеры много раз навещали массу Томаса. Не было в них ничего сатанинского или злобного. И на чёрных они смотрели без пренебрежения; если заговаривали с ними, то часто могли даже вставить слова «пожалуйста», или «будьте любезны», или «сердечно благодарю», или даже «мистер».

Особенно нравилось Джеймсу, когда в гости приезжали британский генерал-майор Филлипс или немецкий барон фон Ридезель со своим семейством. У толстой и шумной баронессы голос был сказочной красоты, и Джеймс не раз прятался за дверью, чтобы послушать её пение. Однажды ему повезло: она начала петь, когда он осторожно раздувал мехами огонь в камине гостиной. Джеймс замер, а потом, обернувшись, увидел, что на него пристально смотрит старшая дочь баронессы, прелестная Маргарита. Глаза в глаза они застыли на долгую-долгую минуту под звуки загадочных немецких рулад — ах, одно воспоминание об этом сжимало сердце Джеймса сладким волнением. Наверное, его кожа в эти минуты сама собой посветлела до полной белизны.

Миссус Марта встретила Джеймса приветливо, подарила серебряный шиллинг, долго расспрашивала про Бетти и её потомство. Семилетняя Марта-младшая потребовала, чтобы он послушал её игру на клавикордах и поговорил с домашним попугаем Шедуэллом, сидящим в красивой клетке. Годовалая Полли была на попечении няньки, но её мать, похоронившая уже троих детей, впадала в панику от каждого случайного покашливания и часто отказывалась выходить к гостям, оставалась с дочерью. В такие дни Джеймс приносил ей и детям обед из кухни в их комнаты на втором этаже.

Прислуживать за столом было для него делом привычным, он умел двигаться бесшумно, не звякать посудой, появляться и исчезать, не привлекая внимания. Наиболее частыми гостями губернатора были два молодых джентльмена, мистер Джеймс Мэдисон и мистер Уильям Шорт. Из разговоров Джеймс понял, что мистер Шорт только-только закончил Уильямсбергский университет и что масса Томас был среди тех, кто принимал у него адвокатский экзамен. Мистер Мэдисон выглядел постарше, он уже был депутатом ассамблеи, но когда обращался к хозяину дома, в тоне его тоже звучала подчёркнутая почтительность ученика к учителю.

Однажды в разговоре за обедом мелькнули те же слова, которые вычитал из британской листовки незнакомый негр в хижине в Монтичелло и которые так запали Джеймсу в душу: «армия чернокожих». Он вздрогнул, откатил столик с приборами в угол, начал для вида осторожно перетирать ножи и стаканы. Мистер Мэдисон рассказывал о том, что конгресс в Филадельфии одобрил проект, предложенный офицером из Южной Каролины, Джоном Лоуренсом: создать полк из негров. В качестве платы чёрным воинам предлагалось освобождение из рабства, а их хозяевам уплачивалась справедливая компенсация.

Постановление далёкого конгресса вызвало бурю возмущения в собрании виргинских джентльменов. Депутаты ассамблеи вставали один за другим и страстно доказывали невыполнимость и опасность задуманного. Белые ополченцы идут сражаться за свою страну — а за что станут сражаться чёрные? Послушание невольников гарантировано их страхом перед хозяином и надсмотрщиком — а кого станет бояться человек с заряженным мушкетом в руках? Овладев военным делом, чёрные смогут поднять вооружённое восстание, и их мстительное озлобление против белых может оказаться страшнее и сильнее ненависти индейцев. Молодые отпрыски плантаторов, заразившиеся мечтаниями гуманистов в европейских университетах, понятия не имеют о реальных страстях, кипящих в душах чёрных под маской покорности и незлобивости, и не отдают себе отчёта в том, какими кровопролитиями могут обернуться их новации.

Подслушанный разговор наполнил душу Джеймса бурей страхов, надежд, сомнений, упований. Королевская прокламация, тайно читавшаяся в Монтичелло, обещала освобождение невольникам, вступившим в британскую армию. Теперь оказывалось, что и американцы готовы предложить рабам такую же сделку. Война, обесценившая деньги, разрушившая мечту о выкупе на свободу, теперь вдруг возрождала эту мечту, придавая ей новый — красивый и понятный — облик. Чёрный солдат, с мушкетом и пистолетом, под развевающимся знаменем, под взглядом девичьих глаз — ах, как это было бы прекрасно!

Теперь, засыпая, Джеймс часто видел себя в мундире, марширующим в шеренге чёрных новобранцев, под звуки флейт и барабанов. Синий или красный мундир, не имело для него значения. Нельзя было позволить мечте опуститься на землю, напороться на все трудные вопросы, превратиться в будничные планы, невыполнимость которых погубит её, как губит летящего фазана охотничья сеть. Как он решится расстаться с братьями и сестрами, с мамой Бетти? Какая армия примет в свои ряды четырнадцатилетнего? На войне могут ранить, изувечить — какими глазами посмотрит на него прекрасная Маргарита, если он явится перед ней одноруким, хромым или обожжённым?

Мечта не слабела, не исчезала, но всё чаще отождествлялась теперь с одним и тем же понятным предметом — военным мундиром. Если Джеймсу доводилось выезжать с братом Мартином на закупки продовольствия, он впивался глазами в ополченцев, маршировавших перед зданием городского совета, в часовых у ворот арсенала, в военных моряков, охранявших здание таможни. Блестевшие пуговицы и пряжки, сиявшие галуны, узорные шнуры завораживали его. А что, если купить в лавке сукна, ниток, иголок и сшить мундир самому? Или попросить помощи у сестры Мэри, работавшей на кухне в губернаторском дворце? Но его начнут спрашивать, зачем ему понадобился военный мундир, его планы откроются — и что тогда? Не объявят ли это попыткой бегства, не накажут ли продажей какому-нибудь жестокому плантатору?

Самые красивые мундиры носили двое ополченцев, двое Андерсонов — белый и чёрный. Белый был флейтистом, чёрный — барабанщиком. Они являлись почти каждое утро к дворцу, чтобы приветствовать губернатора военным маршем. Потом флейтист отправлялся к Мартину с надеждой получить от него стаканчик виски в уплату, а барабанщик — на кухню, где надеялся снискать расположение Мэри Хемингс.

Целый месяц Джеймс жил мечтой о мундире, без всякой надежды на её осуществление. И вдруг непредсказуемая судьба подбросила ему случайную встречу — схватку — передрягу, которую всякий другой мог бы легко упустить — но только не Джеймс Хемингс. О нет, сэр, не на такого напали!

В тот вечер обслуживать за столом гостей губернатора была очередь Роберта. Через час он поднялся в их комнату озабоченный, держа в руках пачку купюр.

— Джеймс, срочно беги в таверну. В кладовке кончилась мадера, а гости, я чувствую, вот-вот потребуют следующую бутылку. Купи на всякий случай четыре. Если трактирщик откажется записать на наш счёт, держи наличные.

Джеймс взял деньги, натянул куртку, вышел под быстро темнеющее небо. Таверна была на улице Герцога Глостерского, всего в четырёх кварталах от дворца. Трактирщик уже знал его, легко согласился записать стоимость вина на счёт губернатора. Даже укутал бутылки овечьей шерстью, чтобы не разбились в мешке.

— А сколько стоит сегодня пинта яблочного бренди? — спросил Джеймс.

— Если бумажными деньгами, то восемь шиллингов, а если монетами, то два.

Джеймсу уже доводилось несколько раз воспарять в царство хмельного блаженства, уготованное для взрослых мужчин. Соблазн был велик, деньги жгли руку. Они с Робертом разделят волшебный напиток перед сном, а потом как-нибудь восполнят недостачу. Он отсчитал восемь бумажек, протянул их трактирщику, и плоская фляжка с тихим звяком нырнула в мешок.

На улице было уже совсем темно, только бусинки звёзд поблёскивали сквозь ветви деревьев. Стук подошв о камни тротуара отлетал эхом от стен домов. Два-три окна ещё слабо светились, между ними стояли столбы сплошного мрака. Вдруг что-то засопело, заворочалось, сдвинулось в одном из столбов. Будто рождённая густой чернотой тёмная фигура выпрыгнула на освещенный квадрат тротуара, бросилась на Джеймса, занесла над ним две чёрные лапы, почти ухватила за ворот куртки.