Лазарь Лагин - Старик Хоттабыч (1958, илл. Ротова)

• Название: Старик Хоттабыч (1958, илл. Ротова)
• Автор: Лазарь Лагин
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1958

Повесть-сказка об удивительных и смешных приключениях школьников Вольки Костылькова и его друга Жени Богорада, совершенных благодаря чудесному воздействию на них сказочного джинна Гасана Абдуррахмана ибн Хоттаба, или просто – доброго старика Хоттабыча.

Вторая редакция, по изданию 1958 года (64 главы), иллюстрации К. Ротова.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

– Какой ужас! – Волька обеими руками схватился за голову. – Хоттабыч, ты понимаешь, что ты наделал?

– Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб всегда понимает, что он творит!

– Нечего сказать, понимаешь! Одних хороших людей непонятно почему собираешься превращать в воробьёв, других продаёшь в рабство! Нужно немедленно вернуть сюда Женьку!

– Нет! – Хоттабыч покачал головой. – Не требуй от меня невозможного.

– А продавать людей в рабство – это тебе возможно?.. Честное пионерское, ты даже представить себе не можешь, что я сделаю, если ты сию же минуту не вернёшь Женю обратно!

По совести говоря, Волька и сам ещё не представлял, что он сможет сделать такого, что спасло бы Богорада из цепких лап неизвестных работорговцев. Но он бы что-нибудь придумал. Он бы заявил в министерство какое-нибудь… Но в какое именно? И что сказать в этом министерстве?..

Читатели этой повести уже достаточно знакомы с Волькой Костыльковым, чтобы знать, что он не из плакс. Но тут даже Вольку проняло. Да, да, мужественный и неустрашимый Волька присел на краешек первой попавшейся скамейки и заплакал от бессильной злобы.

Старик всполошился:

– Что означает этот плач, тебя одолевший? Отвечай же, не разрывай моего сердца на куски, о юный мой спаситель!

Но Волька, глядя на старика ненавидящими глазами, только с силой, обеими руками, отодвинул от себя участливо наклонившегося Хоттабыча.

Старик внимательно посмотрел на Вольку, пожевал губами и задумчиво промолвил:

– Я сам себе удивляюсь. Что бы я ни сделал, всё тебе не по нраву… Изо всех сил стараюсь я угодить тебе, и все мои усилия тщетны. Могущественнейшие владыки Востока и Запада не раз прибегали к моим чарам, и не было ни одного, кто не остался бы мне потом благодарен и не прославлял бы меня в словах своих и в помыслах. А теперь!.. Я пытаюсь понять и никак не пойму, в чём дело. Неужели в старости? Эх, старею я!..

– Что ты, что ты, Хоттабыч! Ты ещё очень молодо выглядишь! – сказал сквозь слёзы Волька.

Действительно, для своих почти четырёх тысяч лет старик сохранился совсем неплохо. Ему нельзя было дать на вид больше семидесяти – семидесяти пяти лет. Любой из наших читателей выглядел бы в его годы значительно старше.

– Ну, уж ты скажешь – очень молодо! – самодовольно ухмыльнулся Хоттабыч и добавил: – Нет, вернуть сию же минуту твоего друга Женю я не в силах…

Волькино лицо окаменело от горя.

– …но, – продолжал старик многозначительно, – если его отсутствие так тебя огорчает, мы сможем за ним слетать…

– Слетать?! В такую даль? На чём?

– То есть, как это – на чём? Не на птицах же нам лететь, – ехидно отвечал Хоттабыч. – Конечно, на ковре-самолёте, о величайший в мире балда.

На этот раз Волька был уже в состоянии заметить, что его назвали таким нелестным словом. Он полез в амбицию:

– Это кого ты назвал балдой?!

– Конечно, тебя, о Волька ибн Алёша, ибо ты не по годам мудр, – произнёс Хоттабыч, очень довольный, что ему вторично удалось столь удачно ввернуть в разговор новое слово.

Волька собрался обидеться, но вовремя вспомнил, что обижаться ему в данном случае нужно только на самого себя. Он покраснел и, стараясь не смотреть в честные глаза старика, попросил никогда не называть его больше балдой, ибо он не заслуживает этого звания.

– Хвалю твою скромность, бесценный Волька ибн Алёша! – с чувством огромного уважения промолвил Хоттабыч.

– Когда можно вылететь? – осведомился Волька, всё ещё не в силах преодолеть чувство неловкости.

И старик ответил:

– Хоть сейчас!

– Тогда немедля в полёт! – сказал Волька, но тут же замялся: – Вот только не знаю, как быть с родителями… Они будут волноваться, если я улечу, ничего им не сказав. А если скажу, то не пустят.

– Это не должно тебя беспокоить, – отвечал старик: – Я сделаю так, что они тебя ни разу не вспомнят за время нашего отсутствия.

– Ну да, ты не знаешь моих родителей!

– А ты не знаешь Гассана Абдуррахмана ибн Хоттаба!..

XV. В полёте

В одном уголке ковра-самолёта ворс был в неважном состоянии – это, наверно, постаралась моль. В остальном же ковёр отлично сохранился, а что касается бахромы, украшавшей его, то она была совсем как новая. Вольке показалось даже, что он уже где-то видел точно такой ковёр, но никак не мог вспомнить где: не то в квартире у Жени, не то в учительской комнате в школе.

Старт был дан в саду при полном отсутствии публики.

Хоттабыч взял Вольку за руку и поставил его рядом с собой на самой серединке ковра. Затем он вырвал из бороды три волоска, дунул на них и что-то зашептал, сосредоточенно закатив глаза. Ковёр затрепетал, один за другим поднялись вверх все четыре угла с кистями, потом выгнулись и поднялись вверх края ковра, но середина его продолжала покоиться на траве под тяжестью тел обоих пассажиров. Потрепетав немножко, ковёр застыл в неподвижности.

Старик сконфуженно засуетился:

– Прости меня, о любезный Волька: случилось недоразумение. Я это всё сейчас исправлю.

Хоттабыч с минутку подумал, производя какие-то сложные вычисления на пальцах. Очевидно, на сей раз он пришёл к правильному решению, потому что лицо его прояснилось. Он выдрал из бороды ещё шесть волосков, половинку одного из них оторвал и выбросил как лишнюю, а на остальные, как и в первый раз, подул и произнёс, закатив глаза, заклинание. Теперь ковёр выпрямился, стал плоским и твёрдым, как лестничная площадка, и стремительно рванулся вверх, увлекая на себе улыбающегося Хоттабыча и Вольку, у которого голова кружилась не то от восторга, не то от высоты, не то от того и другого вместе.

Ковёр поднялся выше самых высоких деревьев, выше самых высоких домов, выше самых высоких фабричных труб и поплыл над городом, полным сияющего мерцания огней. Снизу доносились приглушённые расстоянием человеческие голоса, автомобильные сирены, пение гребцов на реке, отдалённые звуки духового оркестра.

Вечерняя темнота окутала город, а здесь, наверху, ещё виден был багровый солнечный диск, медленно оседавший за горизонт.

– Интересно… – промолвил Волька задумчиво, – интересно, на какой мы сейчас высоте?

– Локтей шестьсот-семьсот, – отвечал Хоттабыч, продолжая что-то высчитывать на пальцах.

Между тем ковёр лёг на курс, продолжая одновременно набирать высоту. Хоттабыч величественно уселся, поджав под себя ноги и придерживая рукой шляпу. Волька осторожно нагнулся и попытался сесть, поджав под себя ноги, как это сделал Хоттабыч, но никакого удовлетворения, а тем более удовольствия от этого способа сидения не испытал. Тогда, зажмурив глаза, чтобы побороть противное чувство головокружения, Волька уселся, свесив ноги с ковра. Так было удобнее, но зато немилосердно дуло в ноги; их относило ветром в сторону, и они всё время находились под острым углом к туловищу. Убедившись, что и этот способ сидения не даёт подлинного отдыха, Волька кое-как устроился, вытянув ноги вдоль ковра.

Вскоре Вольку стал не на шутку донимать холод. С грустью подумал он о своей форменной одежде: она пришлась бы сейчас очень и очень кстати. Но форменная одежда осталась далеко внизу, в шкафу, дома, во многих сотнях километров отсюда.

За неимением лучшего Волька решил согреться так, как это делали в стародавние времена, задолго до Волькиного рождения, извозчики. Этот способ как-то показал ему на катке его отец, который ещё хорошо помнил извозчиков на московских улицах. Волька стал размашистыми движениями хлопать себя по плечам и бокам и тут же, не успев даже пикнуть, соскользнул с ковра в бездну.

Что и говорить, не ухватись Волька обеими руками за бахрому, обрамлявшую ковёр-самолёт, пришлось бы на этой необычной воздушной катастрофе и закончить нашу повесть.

А Хоттабыч сначала даже не заметил, что произошло с его юным другом. Старик сидел спиной к Вольке, поджав под себя, по восточному обычаю, ноги, и углубился в воспоминания. Он пытался припомнить, как снимать собственные заклятия.

– Хоттабыч! – не своим голосом закричал Волька, чувствуя, что долго ему не удержаться на буксире у ковра-самолёта. – Погибаю, Хоттаа-а-быч!..

– О горе мне! – засуетился старик, увидя Вольку, летевшего над бездной. – Позор на мои седины! Я бы наложил на себя руки, если бы ты погиб!..

Причитая и всячески кляня себя за беспечность, он втащил обомлевшего от страха Вольку на ковёр, усадил его возле себя, крепко обнял и твёрдо решил не выпускать из объятий, пока они не приземлятся.

– Х-х-хор-рро-шо б-было б-бы сейчас д-достать чего-нибудь т-тёпленького из одежды! – мечтательно сказал Волька, не попадая зуб на зуб.

– П-по-по-жалуйста, о блаженный Волька ибн Алёша! – ответствовал Хоттабыч и прикрыл свернувшегося калачиком Вольку неведомо откуда появившимся халатом.