Леонид Беловинский - Жизнь русского обывателя. Изба и хоромы

• Название: Жизнь русского обывателя. Изба и хоромы
• Автор: Леонид Беловинский
• Жанр: Культурология
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9950-0222-2

Книга доктора исторических наук, профессора Л.В.Беловинского «Жизнь русского обывателя. Изба и хоромы» охватывает практически все стороны повседневной жизни людей дореволюционной России: социальное и материальное положение, род занятий и развлечения, жилище, орудия труда и пищу, внешний облик и формы обращения, образование и систему наказаний, психологию, нравы, нормы поведения и т. д. Хронологически книга охватывает конец XVIII – начало XX в. На основе большого числа документов, преимущественно мемуарной литературы, описывается жизнь русской деревни – и не только крестьянства, но и других постоянных и временных обитателей: помещиков, включая мелкопоместных, сельского духовенства, полиции, немногочисленной интеллигенции. Задача автора – развенчать стереотипы о прошлом, «нас возвышающий обман».

Книга адресована специалистам, занимающимся историей культуры и повседневности, кино– и театральным и художникам, студентам-культурологам, а также будет интересна широкому кругу читателей.

---

Припечек

Лучина и сухие дрова для растопки лежали в подпечье – неширокой, но глубокой нише в опечье под шестком; если опечек ставился прямо на земле, под полом, то в нем мог настилаться легкий щелястый пол. Сюда в морозы хозяйка сажала кур, чтобы они не поморозили в курятнике лапок и гребешков, сюда укрывалась напроказившая кошка («Брысь под печь!»). Но главное – здесь обитал «хозяин», «суседушко», «дедко», «доможил», «братаниш» – домовой. Изба без домового не стоит, и при переезде в новую избу туда с почетом перевозили из старой и домового – в стоптанном лапте, насыпав в него земли из-под старой печи. Подпечье – самый подходящий угол для него: и тепло, и не на глазах у людей. Разве что кот залезет, так домовой с котом живет мирно, да и сам, говорят, похож на большого черного лохматого кота с зелеными глазами, только карнаухого, без одного уха. В подпечье для домового ставили блюдце с кашей, клали кусочек черного, круто посоленного хлеба, а в праздники и чашку водки. На Ефрема Сирина «закармливали» кашей домового даже на шестке, ставя туда угощение для него на ночь. С домовым обращались бережно и уважительно, это была не менее важная фигура, чем «большак», хозяин избы, с которым только и вступал в контакт домовой. Если требовалось, он давал совет, как бы произнося реплику «в сторону», предупреждал о возможном несчастье. Можно было и самому вызвать домового на разговор, но это было опасно и к добру могло не привести. Но, в общем-то, это была самая добродушная и доброжелательная к людям нежить. Если домовой иногда и начинал подвывать или свистеть со скуки, или шалить, например, ночью наваливаясь на грудь спящего на печи человека, то делал это слегка, в шутку, без намеренья причинить зло. Людей хозяйственных домовой любил, помогал им и старался, чтобы в семье был лад. Если муж или жена вдруг находили себе зазнобу на стороне, домовой непременно наказывал разрушителя семейства: душил спящего ночью, щипал во сне и даже мог сбросить с печи. Домовой страшно привыкал к избе. Случалось, при постройке семьей новой избы и переезде в нее, он отказывался перейти в нее и оставался под старой печью, жалуясь и плача по ночам. Мужик должен был по ночам без шапки и в одной неподпоясанной рубахе ходить в старую избу и упрашивать домового перейти в новую. Случалось, что мужику надоедало кланяться ночь за ночью, и он применял к упрямому строптивцу силу: запихивал его в мешок, завязывал и так переносил под новую печь. И поделом ему. В хорошем хозяйстве время от времени просто необходимо проявлять твердую власть.

Домовые были семейными, но спали отдельно от жен: «сам» под печкой, а доманя с детьми, «хохликами» – в голбце или в подызбице. Впрочем, в крестьянской избе и мужик с бабой вместе не спали: не до того было до упаду работавшим людям. Голбец – небольшая дощатая пристройка к русской печи, сбоку ее, доходившая до уровня лежанки. В голбце устраивалась лесенка для подъема на лежанку, полки и дверцы для сушки промокшей одежды и обуви, спереди, возле печного чела, устраивался лаз под пол, в подызбицу. На довольно широком голбце можно было спать, если на печи было жарко. Впрочем, вместо голбца мог быть невысокий, чтобы можно было сесть на него, но широкий припечек, каржина, на котором иногда и спали, прижавшись к теплой печи. У каржины верх был подъемный, а боковая стенка делалась решетчатая, и хозяйки сажали сюда на яйца курицу-наседку или гусыню. В каржине, как и в голбце, могло быть отверстие для спуска в подызбицу. Но иногда западня, или творило – лаз под пол – делалась в полу, недалеко от печного чела.

Над печным сводом устраивалась широкая лежанка. Здесь спали старики или больные. В сухом печном тепле, на нагретых кирпичах, хорошо было полежать, если ныли от работы суставы, не разгибалась натруженная поясница. Русская печь – прекрасное лекарство от простуд и ломоты в костях и мышцах. Чтобы люди могли располагаться на лежанке свободно, не стесняясь посторонних, лежанка задергивалась занавеской. Печь играла огромную роль в жизни крестьянина, и ей придавалось сакральное значение. Так, чтобы дворовой, хозяин двора, обитавший в хлеву не погубил приплод от домашней скотины – телят, ягнят и пр., – их «кумили» с печью, совали головой в устье. Квелого маленького ребенка «запекали» в печи: обмазав тестом, на хлебной лопате совали в протопленную, но не слишком горячую печь.

Остается сказать еще, что в передней стенке печи, ее челе, устраивалась сбоку от устья маленькая печура, имевшая выход в трубу, для сушки промокших рукавиц, хранения хозяйственных мелочей и установки каганца для ночного освещения избы, когда спали все, за исключением прявшей или ткавшей хозяйки. Могли быть и две печуры, по обе стороны устья.

Глава 6 Изба: интерьеры

Итак, один из четырех углов в избе занят печью. По диагонали от печи, напротив входа, находится красный, или святой угол. Красный – потому что почетный, торжественный; святой же – оттого, что здесь расположена божница с образами и перед ними горит лампадка и висит голубок, искусно собранный из тончайших резных лучинок и символизирующий Духа Святого. Под образами стоит обеденный стол, а по двум стенам в угол сходятся лавки. В красный угол сажали почетнейших гостей, на свадьбе здесь сидели князь с княгиней – молодые, по будням здесь восседал большак.

Красный угол в богатой избе

На обеденном столе, никогда не убираясь, стояла объемистая солонка на полтора-два фунта соли, резная, в виде уточки или креслица. Она непременно закрывалась крышкой, чтобы в соль не попал мусор. Соли в крестьянском быту придавалось особе значение, на ней клялись, Красный угол в богатой избе ею вместе с хлебом встречали гостей и благословляли новобрачных, с ней было связано много примет, большинство которых сохранились до сих пор. Ведь без соли жить невозможно, и в то же время она была одним из немногих покупных продуктов. А стоила соль довольно дорого, поскольку испокон веку существовали высокие налоги на соль: торговля ею была государственной монополией, составляя важную доходную статью бюджета и так называемую государственную регалию. Даже небольшое повышение соляного налога больно било крестьян по карману и вызывало недовольство, доходившее иногда до открытых и серьезных бунтов; вспомним хотя бы известный Соляной бунт в России в середине XVII в.

Войдя в избу, гость оказывался лицом к лицу с образами, стоявшими на треугольной полочке-божнице, и на них крестился и кланялся, а уже затем здоровался с хозяевами. Без особого приглашения в переднюю часть избы, за матицу, не проходили, а стояли у двери или присаживались на припечек или на лавку. Сваха, и та садилась только под матицу.

Вдоль обеих стен, боковой и передней, шли две широкие, вделанные в стены и подпертые ножками-стамиками лавки; сходясь в красном углу, они образовывали кут, или кутник – так по-русски когда-то назывался угол. Вдоль боковой стены шла «долгая» лавка. На ней за обедом сидели бабы, на нее, головой под образа, клали покойника. Вдоль передней стены шла «красная» лавка; на нее садились мужики. Лавки были такой ширины, чтобы на них можно было лежать. А над лавками, чуть выше окон, тянулись широкие полки-полавочники, на которых складывались разные мелочи: дорогая посуда, книги и прочее.

Другой угол, напротив красного, расположенный напротив печного чела – печной, или бабий угол, или кут. Здесь проходили женские работы: здесь женщины готовили пищу и пойло скоту, здесь пряли, ткали, шили, вышивали, вязали, здесь нянчили младенцев: в середину матицы, как уже упоминалось, было ввернуто кольцо и в него продевался оцеп, или очеп – длинный упругий шест, упиравшийся одним концом в потолок и на другом конце которого подвязывалась зыбка для младенца, как раз оказывавшаяся в бабьем куту. Вдоль боковой стены, до печи, шла широкая и высокая «стряпущая» лавка, наподобие стола, а под ней был залавок – невысокий напольный ящик-шкаф, с раздвижными дверцами, для крупной посуды. В печном углу стояла также корчага с расходной питьевой водой, а на лавке, в самом углу, отчего он иногда назывался жерновным, стояли ручные жернова для размола небольших партий муки для непосредственного употребления. Впрочем, нередко жернова стояли на лавке в сенях, а не в избе. На стене над стряпущей лавкой висел судник – ряд полок для посуды. Если изба была с прирубом, то в ней прорубалась дверь в горницу, и тогда судник, устроенный в виде шкафа, мог быть двухсторонний: со стороны горницы стояла только чайная посуда для гостей. В углу подле печи находились ухваты, кочерга, лопата для хлебов и пирогов, чистый голик для заметания шестка и пода печи. Поскольку печь стояла, немного в стороне от стены, за нею было небольшое пространство, прилуб, куда и ставились после работы все предметы для работы с печью. Иногда прилуб был даже с узенькой дощатой дверцей.