Константин Батюшков - Полное собрание стихотворений

• Название: Полное собрание стихотворений
• Автор: Константин Батюшков
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Поэзия
• Год: 1964

Лирика К.Н. Батюшкова (1787–1855) – одно из замечательных завоеваний русской поэзии. Вместе с Жуковским Батюшков подготовил мощный расцвет русской поэзии, наступивший в 1820-1830-е годы, он создал лирику, раскрывающую сложные и многообразные человеческие переживания и чувства. Виртуозные по мастерству стихи Батюшкова отмечены музыкальностью, богатством и тонкостью красок, пластичностью образов.

Это издание является самым полным сводом стихотворного наследия Батюшкова.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Вторая половина 1815

Надежда*

Мой дух! доверенность к творцу!
Мужайся; будь в терпеньи камень.
Не он ли к лучшему концу
Меня провел сквозь бранный пламень?
На поле смерти чья рука
Меня таинственно спасала
И жадный крови меч врага
И град свинцовый отражала?
Кто, кто мне силу дал сносить
Труды, и глад, и непогоду,
И силу – в бедстве сохранить
Души возвышенной свободу?
Кто вел меня от юных дней
К добру стезею потаенной
И в буре пламенных страстей
Мой был вожатый неизменный?

Он! он! Его всё дар благой!
Он нам источник чувств высоких,
Любви к изящному прямой
И мыслей чистых и глубоких!
Всё дар его, и краше всех
Даров – надежда лучшей жизни!
Когда ж узрю спокойный брег,
Страну желанную отчизны?
Когда струей небесных благ
Я утолю любви желанье,
Земную ризу брошу в прах
И обновлю существованье?

1815

К другу*

Скажи, мудрец младой, что прочно на земли?
  Где постоянно жизни счастье?
Мы область призраков обманчивых прошли,
  Мы пили чашу сладострастья.

Но где минутный шум веселья и пиров?
  В вине потопленные чаши?
Где мудрость светская сияющих умов?
  Где твой фалерн и розы наши?

Где дом твой, счастья дом?.. Он в буре бед исчез,
  И место поросло крапивой;
Но я узнал его; я сердца дань принес
  На прах его красноречивый.

На нем, когда окрест замолкнет шум градской
  И яркий Веспер засияет
На темном севере, твой друг в тиши ночной
  В душе задумчивость питает.

От самой юности служитель алтарей
  Богини неги и прохлады,
От пресыщения, от пламенных страстей
  Я сердцу в ней ищу отрады.

Поверишь ли? Я здесь, на пепле храмин сих,
  Венок веселия слагаю
И часто в горести, в волненьи чувств моих,
  Потупя взоры, восклицаю:

Минутны странники, мы ходим по гробам,
  Все дни утратами считаем,
На крыльях радости летим к своим друзьям –
  И что ж?.. их урны обнимаем.

Скажи, давно ли здесь, в кругу твоих друзей,
  Сияла Лила красотою?
Благие небеса, казалось, дали ей
  Всё счастье смертной под луною:

Нрав тихий ангела, дар слова, тонкий вкус,
  Любви и очи, и ланиты,
Чело открытое одной из важных муз
  И прелесть девственной хариты.

Ты сам, забыв и свет, и тщетный шум пиров,
  Ее беседой наслаждался
И в тихой радости, как путник средь песков,
  Прелестным цветом любовался.

Цветок, увы! исчез, как сладкая мечта!
  Она в страданиях почила
И, с миром в страшный час прощаясь навсегда,
  На друге взор остановила.

Но, дружба, может быть, ее забыла ты!..
  Веселье слезы осушило,
И тень чистейшую дыханье клеветы
  На лоне мира возмутило.

Так всё здесь суетно в обители сует!
  Приязнь и дружество непрочно!
Но где, скажи, мой друг, прямой сияет свет?
  Что вечно чисто, непорочно?

Напрасно вопрошал я опытность веков
  И Клии мрачные скрижали,
Напрасно вопрошал всех мира мудрецов:
  Они безмолвьем отвечали.

Как в воздухе перо кружится здесь и там,
  Как в вихре тонкий прах летает,
Как судно без руля стремится по волнам
  И вечно пристани не знает, –

Так ум мой посреди сомнений погибал.
  Все жизни прелести затмились:
Мой гений в горести светильник погашал,
  И музы светлые сокрылись.

Я с страхом вопросил глас совести моей…
  И мрак исчез, прозрели вежды:
И вера пролила спасительный елей
  В лампаду чистую надежды.

Ко гробу путь мой весь как солнцем озарен:
  Ногой надежною ступаю
И, с ризы странника свергая прах и тлен,
  В мир лучший духом возлетаю.

1815

Пробуждение*

Зефир последний свеял сон
С ресниц, окованных мечтами,
Но я – не к счастью пробужден
Зефира тихими крылами.
Ни сладость розовых лучей
Предтечи утреннего Феба,
Ни кроткий блеск лазури неба,
Ни запах, веющий с полей,
Ни быстрый лет коня ретива
По скату бархатных лугов
И гончих лай и звон рогов
Вокруг пустынного залива –
Ничто души не веселит,
Души, встревоженной мечтами,
И гордый ум не победит
Любви – холодными словами.

Вторая половина 1815 (?)

Элегия («Я чувствую, мой дар в поэзии погас…»)*

Я чувствую, мой дар в поэзии погас,
И муза пламенник небесный потушила;
  Печальна опытность открыла
  Пустыню новую для глаз.
Туда влечет меня осиротелый гений,
В поля бесплодные, в непроходимы сени,
    Где счастья нет следов,
Ни тайных радостей, неизъяснимых снов,
Любимцам Фебовым от юности известных,
Ни дружбы, ни любви, ни песней муз прелестных,
Которые всегда душевну скорбь мою,
Как лотос, силою волшебной врачевали.
  Нет, нет! себя не узнаю
  Под новым бременем печали!
Как странник, брошенный из недра ярых волн,
На берег дикий и кремнистый
Встает и с ужасом разбитый видит челн,
Валы ревущие и молнии змиисты,
Объявшие кругом свинцовый небосклон;
Рукою трепетной он мраки вопрошает,
  Ногой скользит над пропастями он,
    И ветер буйный развевает
Молений глас его, рыдания и стон… –
На крае гибели так я зову в спасенье
    Тебя, последний сердца друг!
Опора сладкая, надежда, утешенье
    Средь вечных скорбей и недуг!
Хранитель ангел мой, оставленный мне богом!..
Твой образ я таил в душе моей залогом
Всего прекрасного… и благости творца.
Я с именем твоим летел под знамя брани
  Искать иль гибели, иль славного венца.
В минуты страшные чистейши сердца дани
Тебе я приносил на Марсовых полях:
И в мире, и в войне, во всех земных краях
Твой образ следовал с любовию за мною;
С печальным странником он неразлучен стал.
Как часто в тишине, весь занятый тобою,
В лесах, где Жувизи гордится над рекою,
И Сейна по цветам льет сребряный кристалл,
Как часто средь толпы и шумной, и беспечной,
В столице роскоши, среди прелестных жен,
Я пенье забывал волшебное сирен
И мыслил о тебе лишь в горести сердечной.
    Я имя милое твердил
    В прохладных рощах Альбиона
И эхо называть прекрасную учил
    В цветущих пажитях Ричмона.
Места прелестные и в дикости своей,
О камни Швеции, пустыни скандинавов,
Обитель древняя и доблестей и нравов!
Ты слышала обет и глас любви моей,
Ты часто странника задумчивость питала,
Когда румяная денница отражала
И дальные скалы гранитных берегов,
И села пахарей, и кущи рыбаков
    Сквозь тонки, утренни туманы
На зЕркальных водах пустынной Троллетаны.
Исполненный всегда единственно тобой,
С какою радостью ступил на брег отчизны!
«Здесь будет, – я сказал, – душе моей покой,
Конец трудам, конец и страннической жизни».
Ах, как обманут я в мечтании моем!
Как снова счастье мне коварно изменило
  В любви и дружестве… во всем,
    Что сердцу сладко льстило,
Что было тайною надеждою всегда!
Есть странствиям конец – печалям никогда!
В твоем присутствии страдания и муки
  Я сердцем новые познал.
  Они ужаснее разлуки,
Всего ужаснее! Я видел, я читал
В твоем молчании, в прерывном разговоре,
  В твоем унылом взоре,
В сей тайной горести потупленных очей,
В улыбке и в самой веселости твоей
  Следы сердечного терзанья…

Нет, нет! Мне бремя жизнь! Что в ней без упованья?
    Украсить жребий твой
Любви и дружества прочнейшими цветами,
Всем жертвовать тебе, гордиться лишь тобой,
Блаженством дней твоих и милыми очами,
Признательность твою и счастье находить
  В речах, в улыбке, в каждом взоре,
Мир, славу, суеты протекшие и горе,
Всё, всё у ног твоих, как тяжкий сон, забыть!
Что в жизни без тебя? Что в ней без упованья,
Без дружбы, без любви – без идолов моих?..
  И муза, сетуя, без них
  Светильник гасит дарованья.

Вторая половина 1815 (?)