Эльвира Ватала - Любовные утехи русских цариц

• Название: Любовные утехи русских цариц
• Автор: Эльвира Ватала
• Издательство: ЭКСМО-Пресс, ЭКСМО-МАРКЕТ
• Жанр: История
• Год: 2000
• ISBN: 5-04-004137-3

В «собранье пестрых глав», героями которых стали царствующие особы России и Европы, автор книги сумела детально описать быт и нравы повседневной жизни великих людей: Иоанна Грозного, Анны Иоанновны, Екатерины II, Людовика XIV, Марии Медичи, королевы Англии. Люди далеких эпох предстают перед нами в опочивальне, в бальной зале, за карточным столом, на царском троне, во всем многообразии человеческих пороков и достоинств.

Издано в авторской редакции

---

И почему-то пристрастие именно к лошадкам наиболее развито у мужчин. Случаются и курьезы, вот как это было с великим кардиналом Ришелье в эпоху Людовика XIII во Франции. Ришелье, который, правда, содомистом не был, часто из себя лошадку изображал. Вдруг ни с того ни с сего начнет с места в карьер вокруг бильярдного стола скакать, бить копытами, пардон, ногами и, как конь, громко ржать и фыркать, даже, как норовистая лошадь, на дыбы становился. Шум и гам тогда в Версале стоял неимоверный целый час. Потом слуги клали его в постель, и он засыпал мертвым сном, а проснувшись, уже ничего не помнил.

Преувеличенные пристрастия монархов к лошадям наводят на мысль: не аномальное ли это явление? Мы, конечно, тут не имеем в виду, дорогой читатель, меркантильное желание купца подороже продать с превеликим барышом для себя, как это было принято у Алексея Орлова, фаворита Екатерины Великой. Это само собой разумеется, он там на своих конных заводах, на которых выводил редкие породы скакунов, большой бизнес делал; но чтобы коню с человеком слиться, его вторым „я“ стать, понимать своего хозяина чуть ли не человеческим разумом… Непонятно как-то. Может, специально подогревалось это влечение людьми корыстными, скорее всего, фаворитами царственных особ. До того доходило, что лошадь стали даже очеловечивать. Вот известный Буцефал Александра Македонского, становящийся перед ним на колени и отдающий поклон! Так ведь он ну просто шептался о чем-то со своим хозяином на ушко! А любовь их была беспримерная! Когда этого коня враги украли, Македонский объявил, что сотрет с лица земли всю персидскую территорию, выжжет не только деревни, но и леса, если ему коня не возвратят. Возвратили, конечно! А когда 25-летний старый конь умирал, оба лили живые слезы, а потом Македонский мавзолей для него построил и город его именем назвал!

А этот безумец, сумасбродный Калигула, обрезающий головы даже невинным просто из-за каприза, как головки лука! Ведь он так обожал своего коня Инцитата, что „человеком“ его сделал: дал ему титул консула, построил для него… конюшню, думаете? — как бы не так! — великолепнейший дом, где у коня была мраморная спальня с ежедневным чистым сенником, а стены были украшены картинами известных художников. Пожирал свой овес конь из корыта кости слоновой, а пил свою источниковую воду из золотого ведра. А когда Калигула народ обложил непомерными податями, часть дохода записывалась любимому коню. Сексуальной патологии тут не наблюдалось, поскольку лошадки — обе были мужского пола!

Мы, собственно, ничего против лошадок не имеем и далеки от мысли рассматривать как-то особо эту любовь царицы Анны Иоанновны, у которой было их аж 379 штук, и не связываем это с подозрительным пребыванием ее фаворита Бирона в той же конюшне с утра до вечера. Правда, любовь у того к лошадям была поразительная. Наследственная, видно. Дед его конюхом был. Это про него австрийский посланник Остейн заметил: „Бирон судит о лошадях как человек, а о людях — как лошадь“[25].

* * *

Уж если кого из животных любила Анна Иоанновна, так это кошек. А было их во дворце несметное количество. Елизавета Петровна также содержала что-то около ста кошек и неизменно за ними посылала в Сибирь, считая, что шерсть сибирских кошек намного лучше, чем у присылаемых ей заграничных.

Запахи от многочисленных этих животных, прямо скажем, омерзительны. Может, поэтому царицы так часто духами себя опрыскивали и платья меняли. А особенно любила их менять большая модница Елизавета Петровна. По три, четыре раза на дню платья меняла, одно другого краше и дороже, а было их у нее аж пятнадцать тысяч. А когда во время пожара в Москве сгорело у нее во дворце четыре тысячи платьев, то она живо засадила за работу огромную армию мастериц, и те ей в короткое время еще больше прежнего нашили. Чего от скуки не наделаешь!

За обед наша скучающая царица садится одна, с царем-батюшкой — не принято. Вот разве к ужину придет, да и то не всегда. Живет царь и обедает на своей половине, от покоев царицы тщательно изолированной. У нее своя половина дворца, у него своя. И не полагалось ей в покои мужа, батюшки государя, даже ненароком заглядывать, поскольку казус может вполне произойти, как с супругой Евдокией Лукьяновой, женой царя Михаила Федоровича, когда она, любовной горячкой одержимая, шмыгнула было в мужнину опочивальню, да послов иностранных на пути повстречала, и тех потом строго допрашивали: „С коим умыслом произошла эта встреча?“ Поди доказывай, что никакого любовного намерения по отношению к русской царице послы не имели. „Знай сверчок свой шесток“, — наверно, по отношению к царицам говорится в пословице. Самой ей в мужнину опочивальню хаживать не полагалось. Сиди и жди своего „звездного часа“, когда муж соизволит о тебе вспомнить и своим приходом осчастливить.

Это сегодня женский пол так „разбасурманился“, что всякую власть у мужиков в постели отнял. Напирают со своей неуемной сексуальной революцией, и все. И все в сторону наслаждений, наслаждений: какие-то там эрогенные места заставляют мужиков на своем теле выискивать, какие-то там брошюры о продлении оргазма почитывают. Не стесняясь, заходят в такие магазины, где половые органы, словно яблоки, на полке выложены, и мази для возбуждения требуют. В вибраторах там разных ковыряются так бесстыдно, словно за хорошей мясорубкой в магазин пришли. Нет, раньше таких безобразий женщина не знала, как не знала и того, что секс — это наслаждение. Ее задача была одна — детей плодить. И это всегда было абсолютной и священной целью любой женщины. Никаких удовольствий в постели — коротко и ясно. Недаром когда изнасилованная в Варфоломеевскую ночь дама-гугенотка, боясь божьего гнева, спросила своего духовника, грех ли она совершила, тот на полном серьезе ответил: „Если тебе, дочь моя, приятно было, это большой грех, если чувствовала отвращение — это не грех“[26].

И дама наша несколько ночей не спала, все дилемму разгрызала: было ей приятно или нет? Прямо по Маяковскому: „Была любовь или нет? Какая? Большая или крошечная?“

Однако, однако, дорогой читатель! Мы слишком поторопились с поспешными выводами, что только наш бесцеремонный век так охоч до искусственных органов во имя наслаждений сексом! О нет! Уже в семнадцатом веке Франция славилась великолепнейшими мужскими фаллосами, тысячами продаваемыми для нужд монашек. Не все же им, бедным, свечками наслаждаться! И вот предприимчивая проститутка Магдалена Гоурдан из Парижа на века прославилась не столько своим разнузданным поведением, сколько великолепнейшими искусственными творениями мужских органов, исполненными с таким неподражаемым реализмом, что тепленькое молочко в соответствующих моментах из полотняной мошонки впрыскивалось, имитируя оргазм. А дотошный хроникер того времени, скрупулезно сантиметром все измерив, подробно описал сей так нужный для дамской половины человечества предмет: „Кусочек трубочки длиной 21,5 см, сужающийся на одном конце так, что широкая часть имеет 4 см, а узкая 3,5. Края на обоих концах шероховаты, очевидно, сделано это для большего трения при употреблении. Внешняя часть поверхности члена украшена развратными рисунками, видимо, для пущего эротического возбуждения. Рисунок изображает человека с поднятым пенисом. Внутри трубочка смазана маслом“.

Но, дорогой читатель, мы погрешили бы против истины, если бы такие бесчинства русской бабе приписали. Нет! Русская баба, а тем более царица, вела себя скромно, и свою инициативу в наслаждениях ей проявлять не полагалось.

Историк того времени Котошихин, со свойственной древнерусскому языку сочностью, так писал: „А когда случится быти опочивать им вместе, то царь посылает по царицу, велит быть к себе спать или сам к ней похочет быть“[27].

А коли не „похочет“? Мало ли из-за каких причин не навещает царь опочивальню царицы. Краля, скажем, какая у него на стороне завелась, что не возбранялось не только русским царям, но и мужикам не запрещалось. На факт прелюбодеяния мужчин закон сквозь пальцы смотрел. Уж на что Петр I лютый был на всякое проявление непокорности, а на прелюбодеяние смотрел, как на невинную шалость. Сам имел многочисленные любовные связи, и не только тогда, когда нелюбимую жену в монастырь заточил и соломенным вдовцом сделался, но и любя безумно вторую жену. Своего подданного Петра Кикина, сеченного кнутом за совращение девки в 1704 году, тем не менее поставил заведовать всеми рыбными промыслами и мельницами России. Также сквозь пальцы смотрели и на случаи растления малолетних детей. Известен случай суда над армейским чиновником за преступную связь с восьмилетней своей дочерью. Начальник напутствовал его такими вот словами: „Разве ты не мог удовлетворить своей страсти сношением с иной женщиной, когда можешь иметь столько расположенных женщин, сколько у тебя копеек?“[28]