Сесил Скотт Форестер - Мичман Хорнблоуэр. Лейтенант Хорнблоуэр

• Название: Мичман Хорнблоуэр. Лейтенант Хорнблоуэр
• Автор: Сесил Скотт Форестер
• Издательство: Уникум
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1995

Новая библиотека приключений и научной фантастики, 1995 год В первом томе читатель познакомится с юностью одного из самых обаятельных и любимых героев английской литературы – Горацио Хорнблауэра, который, пройдя через «дедовщину», шторма, морские сражения, французский и испанский плен, становится одним из самых блестящих молодых офицеров Нельсоновского флота. В следующих книгах мы увидим его капитаном фрегата и линейного корабля, коммондором, адмиралом и пэром Англии, узнаем о его приключениях в Латинской Америке, Франции, Турции и России, о его семейных неурядицах, романтических увлечениях и большой любви, которую он пронес через всю жизнь. После «Лейтенанта Хорнблауэра» приключения молодого Горацио продолжаются в книге «Хорнблауэр и „Отчаянный“».

---

– Пусть себе стреляют, – сказал Эдринггон, – Чем дольше, тем лучше.

Артиллерия не могла причинить большого вреда британцам, скрытым за береговым валом, и командир революционеров понял, что зря теряет драгоценное время. Со стороны противника зловеще зарокотали барабаны, и колонны двинулись вперед. Так близко они были, что Хорнблауэр видел лица передовых офицеров. Они размахивали шляпами и шпагами.

– 43-й, заряжай! – скомандовал Эдрингтон. Щелкнули полки. – Семь шагов вперед, марш!

Раз…два…три…семь мучительных шагов, и строй на гребне вала.

– Целься! Пли!

Перед таким огнем ничто не могло устоять. Французская колонна замедлилась и смешалась. Новый залп, за ним еще один. Колонна побежала.

– Превосходно! – сказал Эдрингтон.

Громыхнула батарея – двое солдат в красных мундирах попадали, как куклы. Они лежали страшной кровавой массой у самых ног чалой лошади.

– Сомкнись! – скомандовал сержант, и по солдату с каждой стороны шагнуло на освободившееся место.

– 43-й, семь шагов назад, марш!

Строй укрылся за валом, словно красных марионеток вовремя дернули за ниточку. Впоследствии Хорнблауэр не мог вспомнить, дважды или трижды накатывали на них революционеры, отбрасываемые каждый раз дисциплинированным ружейным огнем. Но солнце уже садилось в океан, когда он обернулся и увидел, что берег пуст, а к ним бредет мичман Брэйсгедл, чтоб доложить о ходе погрузки.

– Я могу отпустить одну роту, – сказал Эдрингтон;

Слушая Брэйсгедла, он не спускал глаз с противника. – Как только они погрузятся, приготовьте все шлюпки и ждите.

Одна рота ушла строем; еще одна атака была отбита. После первых неудач французы уже не налетали с прежним пылом. Теперь батарея сосредоточила свой огонь на расположенном с фланга возвышении и осыпала ядрами стоявших там солдат. Французский батальон двинулся, чтоб атаковать с той стороны.

– Это даст нам время, – сказал Эдрингтон. – Капитан Гриффин, можете уводить людей. Знаменосцам с караулом остаться здесь.

Солдаты строем двинулись к берегу. На их месте по-прежнему развевалось знамя, видимое французам из-за вала. Рота, занявшая домишки, выскочила наружу, построилась и зашагала к берегу. Эдрингтон подъехал к основанию склона. Он наблюдал, как французы готовятся к атаке, а пехота грузится в шлюпки.

– Ну, гренадеры! – закричал он вдруг. – Бегите! Знаменосцы!

Рота побежала вниз к морю по крутому склону, сползая и спотыкаясь. У кого-то от неосторожного обращения выстрелило ружье. Последний солдат сбежал со склона как раз тогда, когда знаменосцы со своей бесценной ношей начали забираться в шлюпку. Французы, дико вопя, бросились на оставленную британцами позицию.

– За мной, сэр, – сказал Эдрингтон, поворачивая лошадь к морю.

Как только лошадь заплескала по мелководью, Хорнблауэр выпал из седла. Он отпустил поводья и побрел к баркасу сначала по грудь, потом по плечи в воде. На носу баркаса стояла четырехфунтовая пушка, а рядом с ней Брэйсгедл. Он втащил Хорнблауэра в шлюпку. Хорнблауэр оглянулся и увидел занятное зрелище: Эдрингтон добрался до шлюпки, не выпуская из рук поводьев. Французы уже заполнили берег. Эдрингтон взял ружье из рук ближайшего солдата, приставил дуло к лошадиной голове и выстрелил. Лошадь в предсмертной судороге упала на мелководье; лишь чалая Хорнблауэра досталась в добычу революционерам.

– Табань! – приказал Брэйсгедл, и шлюпка начала поворачивать прочь от берега.

Хорнблауэр лежал на рыме шлюпки, не в силах шевельнуть пальцем. Берег, заполненный кричащими и жестикулирующими французами, алел в свете заката.

– Минуточку, – сказал Брэйсгедл, потянулся к вытяжному шнуру и аккуратно его выдернул.

Пушка громыхнула у самого Хорнблауэрова уха. На берегу падали убитые.

– Это картечь, – сказал Брэйсгедл. – Восемьдесят четыре пули. Левая, суши весла! Правая, весла на воду.

Лодка повернула от берега и заскользила к гостеприимным кораблям. Хорнблауэр смотрел на темнеющий французский берег. Все позади; попытка его страны силой подавить революцию окончилась кровавым поражением. Парижские газеты захлебнутся от восторга, лондонский «Вестник» посвятит инциденту несколько сухих строчек. Хорнблауэр провидел, что через какой-нибудь год мир едва будет помнить об этом событии. Через двадцать лет его забудут окончательно. Но те обезглавленные тела в Мюзийяке, разорванные в клочья красномундирные солдаты, французы, застигнутые картечью из четырехфунтовой пушки – все они мертвы, как если бы в этот день повернулась мировая история. А сам он так бесконечно устал. В кармане у него по-прежнему лежал кусок хлеба, который он положил туда сегодня утром, и про который забыл.

Испанские галеры

В то время, когда Испания заключила с Францией мир, старый добрый «Неустанный» стоял на якоре в Кадисском заливе. Хорнблауэру случилось быть вахтенным мичманом и именно он обратил внимание лейтенанта Чадда на то, что к ним приближается восьмивесельный пинас с красно-желтым испанским флагом на корме. Чадд в подзорную трубу различил золото эполетов и треуголку. Он тут же приказал фалрепным и караулу морских пехотинцев выстроиться для отдания традиционных почестей капитану союзного флота. Поспешно вызванный Пелью ожидал гостя на шкафуте; там и произошел весь последующий разговор. Испанец с низким поклоном протянул англичанину пакет с печатями.

– Мистер Хорнблауэр, – сказал Пелью, держа в руках нераспечатанное письмо. – Поговорите с ним по-французски. Пригласите его спуститься вниз на стаканчик вина.

Испанец, вновь поклонившись, отверг угощение и, опять кланяясь, попросил Пелью немедленно прочесть письмо. Пелью сломал печать и прочел содержимое, с трудом продираясь сквозь французские фразы: он немного читал по-французски, хотя говорить не мог совсем. Он протянул письмо Хорнблауэру.

– Это значит, что даго заключили мир, так ведь? – Хорнблауэр с трудом прочел двенадцать строк, содержащих приветствия, которые Его Превосходительство герцог Бельчитский (гранд первого класса и еще восемнадцать титулов, из них последний – главнокомандующий Андалузии) адресовал любезнейшему капитану сэру Эдварду Пелью, кавалеру ордена Бани. Второй абзац был коротким и содержал уведомление о заключенном мире. Третий абзац, такой же длинный, как и первый, состоял из церемонного прощания, почти слово в слово повторявшего приветствие.

– Это все, сэр, – сказал Хорнблауэр. Но у испанского капитана вдобавок к письменному сообщению было еще и устное.

– Пожалуйста, скажите своему капитану, – он говорил по-французски с испанским акцентом, – что, будучи теперь нейтральной державой, Испания должна осуществлять свои права. Вы простояли здесь на якоре двадцать четыре часа. Если по истечении шести часов с этого момента, – Испанец вынул из кармана золотые часы и посмотрел на них,– вы будете в пределах досягаемости батареи Пунталес, она получит приказ открыть по вам огонь.

Хорнблауэру оставалось только перевести этот безжалостный ультиматум, даже не пытаясь его смягчить. Пелью выслушал, и его загорелое лицо побелело от гнева.

– Скажите ему… – начал он и тут же овладел собой. – Черт меня подери, если я дам ему понять, что он меня разозлил.

Пелью прижал шляпу к животу и поклонился, в меру своих сил изображая испанскую вежливость. Потом он обернулся к Хорнблауэру.

– Скажите ему, что я с радостью выслушал его сообщение. Скажите ему, что я сожалею об обстоятельствах, разлучающих меня с ним, и что я надеюсь навсегда сохранить его личную дружбу, каковы бы ни были отношения между нашими странами. Скажите ему… вы сами не хуже меня можете все это сказать, верно, Хорнблауэр? Надо проводить его за борт с почестями. Фалрепные! Боцманматы! Барабанщики!

Хорнблауэр, как мог, источал любезности, капитаны после каждых двух фраз обменивались поклонами, испанец с каждым поклоном отступал на шаг, а Пелью, не желая уступать в вежливости, следовал за ним. Барабанщики выбивали дробь, пехотинцы держали ружья на караул, а дудки свистели, пока голова испанца не опустилась до уровня главной палубы. Пелью тут же выпрямился, нахлобучил шляпу и повернулся к первому лейтенанту.

– Мистер Эклз, я хочу, чтоб корабль был готов к отплытию через час.

И он, стуча каблуками, сбежал вниз, чтоб в одиночестве вернуть утерянное самообладание.

Матросы на реях отдавали парус, готовясь выбирать шкоты; скрип шпиля подтверждал, что другие матросы выбирают якорный канат. Хорнблауэр, стоя на правом переходном мостике с плотником мистером Уэлсом, глядел на белые домики одного из красивейших городов Европы.

– Я дважды был здесь на берегу, – сказал Уэлс, – Вино у них хорошее, если вы вообще пьете эту гадость. Но вот коньяк их даже не пробуйте, мистер Хорнблауэр. Яд, чистый яд. Ого! Я вижу нас собираются провожать.