Борис Гринченко - П. А. Кулиш. Биографический очерк

• Название: П. А. Кулиш. Биографический очерк
• Автор: Борис Гринченко
• Издательство: Типография губернского земства
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1899

В книге дана краткая творческая биография Пантелеймона Александровича Кулиша — украинского писателя, поэта, фольклориста, этнографа, переводчика, критика, редактора, историка, издателя.

---

В “Основе”, как уже сказано, печатались стихотворения Кулиша. В 1862 г. он собрал их в один сборник, озаглавленный “Досвиткы”/ [5] После “Кобзаря” Шевченко это лучший сборник малорусской поэзии, который всегда будет читаться земляками поэта. Весь этот небольшой томик это — поэтическое воззвание к пробуждению от духовного сна:

Ой ударю зразу
У струны жывыи:
Прокыньтесь, вставайте,
Старыи й малыи!
Вищуванням новым
Мое серце бьеться,
Через край из серця
Ридне слово льлеться.

Поэт воскрешает перед нами своим поэтическим словом мученические образы предков, боровшихся за лучшие идеалы народа и сложивших голову в этой борьбе. Печально звучит песнь поэта при воспоминании об этих могилах, но не одною печалью наполнено его благородное сердце. На угрозы польских панов карать страшными муками всех, кто восстаёт за свободу, от отвечает:

Нехай буде, нехай буде,
Колы Божа воля,
Щоб росла в боях кривавых
Украинська доля!
Нехай знають на всим свити,
Як мы погыбалы
И, гынучы, свою правду
Кровью запысалы.
Запысалы, — прочитають
Непысьменни люде,
Що до суду из шляхетством
Згоды в нас не буде.
Покы Рось зоветься Россю,
Днипро в море ллеться, —
Доты серце украинське.
С панськым не зживеться!

Среди длинной галереи исторических лиц поэт выбирает для изображения такие рыцарско-благородные фигуры как Немирич и рисует с него своего Голку в поэме “Велыки проводы”. Голка, это — немного Немирич, немного сам Кулиш:

Ой засию я надии
И думы высоки
У козацький, у лыцарський
Натури широкий.

так думает он.

Збудуеться церква нова,
Пид небо знесеться,
Як истины вичне слово
На ввесь мыр прольлеться,
Як забудуть братив браття
Мужыкамы звати,
Як у всих нас на Вкраини
Одна буде маты.

С такими мыслями и чувствами идет Голка защищать народную свободу и истину. Но слишком высоко стоял он по сравнению с своим народом, не избавившимся еще от чувств племенной вражды, и народ не может его понять. Голка умирает от рук своих же братьев, и брошенное в Днепр-Славуту его великое сердце

Ростерзане, кривавее
Бъеться пид водою
И всю воду исповняе
Думою святою.

Но не все могут прозреть сердцем в эту тайну родной реки:

Прозирають у Славуту
З устя до вершыны
Не спанилы, не схлопилы
Диты Украины.

От прошедшего поэт обращается к настоящему, и печально звучат его струны:

Ой нимуе, ой сумуе
Наша вбога хата,
Що багатый одцурався
Убогого брата!
Помынаю усих мертвых,
А по жывых плачу,
Що никого я жывого
Серед ных не бачу.

Но нет, есть и живые. Уже выростают те, которые приближают на земле царство истины. У этих людей одно дело.

Святу правду
Сияты в народи
И этим делом —
Доказаты,
Що мы - ридни диты.
Тых велыкых, що за правду
Гынулы на свити (Стр 36-37-я 2-го изд.)

“Досвиткы” — это плач над тяжелым прошедшим и настоящим и, вместе с тем, это призыв к лучшему, светлому будущему.

Ой скоро свит буде,
Прокынуться люде,
У всяке виконце
Засияе сонце.

И чтобы это сонце засияло — он работает неутомимо. Кроме “Основы”, он печатает еще в “Черниговском листке”, составляет малорусский словарь и т. п., и т.п. Его деятельность доставляет ему тогда популярность и уважение среди земляков и неземляков, он свой и в Киеве, Полтаве, Харькове, Чернигове, и в Петербурге и Москве. Его имя повторялось среди малорусской молодежи, а его портреты отпечатлевались не только на бумаге, но и в сердце не одной “панночки”, начинавшей любить родное слово, и поэт имел право сказать о себе.

На далекий Украини.
Не одна, не дви дивчыны
Ради мене прывитаты,
До серденька прыгортаты.
В речах душу вылываты,
Братом, татом называты (Досвиткы, 46).

Юмористы слагали шутливые рассказы о почитании, которым пользовался тогда Кулиш среди своих поклонников и поклонниц.

Но между этими цветами было много и терний, и часто весьма чувствительных и очень вредивших делу. Этим, между прочим, объясняется то обстоятельство, что “Основа”, выйдя в 22 книжках, должна была приостановиться, не закончив второго года. Пока еще трудно разобраться в той путанице недоразумений, которая произошла тогда среди кружка "Основы" в Петербурге. Кое-какие пояснения по этому вопросу дает г. Мордовцев в своей книжке "За крашанку — пысанка" [6], но все же еще больше остаётся неразъясненным. Не указывая подробности, которые заняли бы слишком много места, скажем только о том впечатлении, какое получается хотя бы от чтения напечатанных у г. Мордовцева писем Кулиша и Костомарова. Было, кажется, то, что часто бывает в подобных случаях. Искренний, сильный и талантливый человек всецело отдает себя деятельности для известной идеи. Вокруг — люди меньшие и по таланту, и по преданности идее. Сильный человек и видит дальше их, и работает больше и лучше их и вследствии этого хочет пользоваться большими правами, т. е. большею самостоятельностью в своей работе. Но толпа как раз этого и не хочет позволить. Окружающие с удовольствием предоставляют ему право работать, но желают, чтобы работа производилась по их указке, пусть он, пожалуй, пользуется и некоторой известностью, но не слишком большой ведь тогда будут думать, что только он все и делает и что он умнее всех. А он и в действительности умнее всех и не хочет отказываться ни от своего ума, ни от тех прерогатив, которые последнему принадлежат. Здесь и конфликт. С одной стороны начинаются крики о “чрезмерном самолюбии” и “диктаторских наклонностях”, а с другой — жалобы на толпу, не понимающую избранных умов, и пр. Видя это непонимание, сильный человек еще более убеждается в своей справедливости и совершенно перестает обращать внимание на мнения других. Для него исчезает критика, в нем одном уже совмещается и творец, и критик собственного творчества. Поэтому, делая ошибку и слыша со всех сторон, что это ошибка, он все же не верит никому, и думает, что его ошибка — открытие сильного ума, еще не понятое обыкновенными людьми. А обыкновенные люди, видя ошибки, в свою очередь начинают полагать, что у сильного человека и нет ничего, кроме ошибок, и оставляют его.

Конечно, для этого необходимо, чтобы этот сильный человек слишком превышал средний уровень окружающих его людей и в то же время был очень самолюбив. Оба эти условия были налицо и в данном случае, а потому нечто подобное происходило и у Кулиша, с его петербургскими земляками. Отношения то улучшались, то снова портились. По поводу этих отношений г. Мордовцев говорит в упомянутой выше книжке. “Для того я й друкую ци лысты його, щоб выдно було, як його свои ж грызлы, та все спотыньга, та й догрызлы до того, що вин плюнув им у вичы своею “Воссоединенною Русью”, а потим и “Крашанкою”... [7] С этого уже времени начался разрыв у Кулиша с обществом, приведший к печальным последствиям. И не без причины Кулиш говорит в “Досвитках”.

Нема в мене роду.
Немае дружыны,
А ни брата-товарыша
На всий Украини.
Дума сумовыта —
То моя родына;
Сердце одыноке —
Вирная дружына,
Степы, горы и долыны —
Товарыство-побратымы...

Издание “Основы” прекратилось, дела типографии Кулиша, благодаря управляющему, тоже пришли в упадок. Кулиш жил в Петербурге в нужде, затем уехал на хутор под Борзну, хозяйничал и жил в такой крайности, что пища его и его жены не отличалась ничем от плохой пищи крестьянина. Единственным его заработком были несколько статей в журналах (История борьбы казаков с поляками во время Павлюка и Остряницы и др.). Благодаря личному знакомству с министром Милютиным, Кулиш в 1864 или 1865 г. поступил на службу на значительную должность в западном крае [8], но вскоре (1869) должен был ее оставить вследствие своих сношений с галицкими малоросами.

Как только прекратилась “Основа”, Кулиш сейчас же начинает работать в галицких журналах: “Вечерныци”, “Мета”, “Правда”. Там он печатает свои новые стихотворения, повести (“Мартын Гак”, “Потомкы украинського гайдамацтва”) и различного содержания статьи (“Первый период козацтва од його початку до ворогування з ляхамы”, “Нарыс истории словесности русько-украинськои”, “Погляд на устню словеснисть украинську”, “Мальована гайдамащына”, “Выкохування дитей” и др.) В 1869 году появляется в Австрии его перевод пятикнижия Моисеева (“Пять книг Мусиевых”), а затем (под псевдонимом П. Ратая) он издает стихотворный перевод “Псалтыри” и таковой же — превосходный — “Книги Иова”; затем прозою — четвероевангелие. (Позже, вместе с профессором Пулюем, Кулиш издал перевод всего “Нового Завета”). Оставив службу, Кулиш бывал то в Галиции, то в Вене. Вся его деятельность направилась на Галицию. Эта часть малорусской земли, подавленная более культурным польским элементом, нуждалась в энергической литературной силе, могшей помочь её возрождению, и Кулиш, всегда готовый работать, бросился туда, где в этой работе сильно нуждались. Деятельность Кулиша в Галиции послужила там к подъему духа малорусской народности в борьбе с денационализирующим польским элементом, придала новых сил галицким народолюбцам.