Серая Сова - Рассказы опустевшей хижины

• Название: Рассказы опустевшей хижины
• Автор: Серая Сова
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1974

Книга замечательного индейского писателя рассказывает о любви к природе и глубоком беспокойстве за ее судьбу.

---

Мое предположение, что бобры устраиваются на постоянное жительство прямо в хижине, оказалось не шуткой, но строгой и довольно-таки неприятной действительностью.

Раухайд строил бобровый дом в моей горнице, прямо перед моими глазами.

Джелли временно отсутствовала, она была занята своим делом за пределами хижины: начала строительство новой плотины, которая должна была превзойти то, что сооружено руками человека. Интересно, что, закончив свою плотину, Джелли проделала отверстие-лазейку в соседней, расположенной на более высоком уровне, поверх которой нужно было все время перелезать. Тем дело и кончилось. Это было в конце Лета.

Вскоре строительство бобрового дома всецело поглотило внимание обоих бобров. Ежедневно на протяжении всей ночи и во второй половине дня раздавалось топанье ног; что-то бобры все время волочили, что-то затыкали; были слышны мягкие звуки и резкие удары, тяжелое храпящее дыхание, когда строительный материал доставлялся на место и пускался в работу. Глину размягчали и утрамбовывали, палки очень ловко втыкали на некотором расстоянии друг от друга, и если концы где-то торчали, их аккуратно подравнивали. Обломанные концы палок использовались для дальнейшего строительства и залеплялись глиной, а если они снова где-нибудь торчали, то их обязательно обламывали или перегрызали, и так до тех пор, пока плетень из прутьев и палок длиной в шесть футов совсем не исчезал в земляном валу.

Бобры работали очень прилежно и настойчиво, собирая материал с берега озера, или, схватившись за палку передними лапами, как за лопату, выкапывали со дна глину и плыли очень осторожно, чтобы доставить свой груз без потерь; они подплывали к своей пристани — как раз напротив хижины — и становились на задние лапы только за тем, чтобы коснуться дна. Они работали упорно, не позволяя себе отдыхать, и за час успевали обернуться туда и обратно двенадцать раз; шли до хижины иногда по одному, иногда в торжественной процессии друг за другом, такой уверенной, целеустремленной твердой походкой, словно это шествовало само Время.

Джелли не останавливалась перед дверью, а со свойственной ей самоуверенностью сильно толкала ее и широко открывала; Раухайд скоро научился делать то же самое, хотя, будучи от природы более застенчивым и тихим, делал это более деликатно. Со временем Королева сама научилась открывать дверь изнутри, чтобы выйти из хижины. Поощряя такое поведение, я прикрепил петлю из ремня вместо дверной ручки, и она всегда ею пользовалась. Другое дело Раухайд: он по-прежнему терпеливо ждал у двери, чтобы я выпустил его, — на наши усовершенствования он не обратил никакого внимания. В конце концов я решил, что гораздо удобнее держать дверь все время открытой, несмотря на целые тучи москитов, которые залетали в хижину.

Восемь лет прошло с тех пор, как Мак-Джиннис и Мак-Джинти, самые первые из наших бобров, поплыли навстречу своей смерти; целых восемь лет отделяют нас от той роковой ночи, когда мы с Анахарео стояли на берегу безымянного пруда и отвечали на их последний протяжный жалобный клич; мы смотрели на расходившиеся по обе стороны волны, маленькие безмолвные волны, — они нам ничего не сказали; может быть, они и рассказали бы нам о своем пути, если бы только мы смогли понимать их лепет.

Наблюдая теперь все, что происходит у меня перед глазами, видя, с каким удовлетворением, я бы сказал, даже упоением работают вместе Джелли Ролль и Раухайд, я невольно вспомнил ту трогательную баррикаду, которую выстроили маленькие бобры в нашей далекой хижине на Березовом озере, с трудом собрав кое- какой материал, и подумал, как счастливы они были бы здесь. И в то же время, если бы они были с нами, размышлял я, мы никогда не нашли бы Джелли Ролль и Раухайда. В конце концов я вынужден был признать, что все должно было быть так, как оно есть, и, что если бы мне предложили сделать выбор между этими двумя парами «младших братцев», я не смог бы это сделать. Мы не в силах изменить хода событий, но никто не отнимет у нас воспоминания.

Теперь у Джелли появились новые планы — она решила вырыть яму на участке прямо перед хижиной и все царапала и скребла землю; делала она это то ли для того,'чтобы сложить туда запасы корней, то ли для того, чтобы иметь кладовую хотя бы на будущее. Я настойчиво уговаривал ее прекратить эту подрывную работу, так как боялся, что хижина рухнет, мне казалось даже, что она поняла. Но я ошибся. Джелли перехитрила меня. Как-то утром, выходя из хижины, я споткнулся и провалился в глубокую яму, которую мой землекоп успел вырыть за ночь. Кроме этой самостоятельной работы, она кое-что переняла у Раухайда и стала, как и он, бросать ком глины прямо у двери, ради экономии труда, а потом подталкивала его лапой через всю хижину, оставляя после себя невероятную грязь; вот и приходилось каждое утро браться за лопату и скребок, чтобы навести порядок в хижине.

Эта строительная работа продвигалась быстро; не прошло и двух недель, как большой бобровый дом, занявший значительную часть нашего жилья, был готов. На этот раз я счел своевременным попросить Управление заповедниками прислать мне кинооператора, чтобы запечатлеть инженерную деятельность бобров. В ответ на это скоро приехал кинооператор, тот самый, который снимал бобров в окрестностях горы Всадник незадолго до нашего переезда на озеро Ажауан. Вместе с ним приехало несколько человек его помощников. Чтобы получить хорошее освещение для съемок, при- - шлось снять крышу с хижины, но все хлопоты и расходы казались незначительными по сравнению с блестящими результатами киносъемок. Было заснято около двух тысяч футов очень интересного материала. Бобры были запечатлены не только в их повседневной трудовой деятельности, но и в импровизированных юмористических сценках,стяжавших им бессмертную славу.

Наши гости были очень любезны и предупредительны с бобрами на протяжении целой недели работы, хотя надо сказать, что Джелли, с ее своенравным характером, то и дело ставила их в затруднительное положение и часто завладевала всей сценой, исполняя свой потешный военный танец.

У кинооператора, кроме его огромной машины, была еще и целая батарея фотоаппаратов. Люди стояли наготове, ожидая момента щелкнуть, крутить пленку, остановить. Эта необычайная обстановка взвинчивала бобров; Джелли порой все надоедало, и она демонстративно уходила, долго не возвращаясь: Раухайд держал себя с большей выдержкой и самообладанием. А я подбадривал бобров ласковыми словами, подходя то к одному, то к другому, и время от времени раздавался хорошо знакомый им протяжный напев: «О-о-о-о-ль-ль р-а-а-а-й-т [* «Все в порядке» (англ.).], Джелли», «O-ОтО-о-о-ль-ль р-а-а-а-й-т, Раухайд», «О-о-о-о-ль-ль р-а-а-а-й-т, Маа-уи». И этот монотонный призыв околдовал и самого фотографа-художника, большого мастера своего дела, обладавшего темпераментом, не менее пылким, чем наша Королева-Джелли; в конце концов он незаметно для себя перенял мою систему работы и подходил то к одному, то к другому своему помощнику, напевая: «О-о-о-о-ль-ль р-р-р-р-а-й-т, Томми», «О-о-о-о-ль-ль р-а-а-а-а-й-т, Джимми», — и никто не осмеливался смеяться.

Стоит ли говорить, что я не мог относиться равнодушно к тому, что у нас происходило, — были моменты, когда в нашей хижине царила атмосфера настоящей киностудии.

Бобровый дом теперь стал уже вполне жилым, и казалось, что там теперь делать нечего, однако бобры продолжали настойчиво достраивать его каждое Лето. В настоящее время, когда я пишу эти строки, он занимает по меньшей мере одну третью часть площади пола хижины и отличается большой прочностью.

Теперь с каждым днем становится все яснее, почему бобры так неутомимо работали. Ожидалось большое событие, самое большое за весь год.

Джелли Ролль стала какой-то вялой, трудилась все меньше, все больше и больше времени проводила возле меня. Бывало, положит голову ко мне на колени и так заснет. Казалось, ей нужны были мое внимание и участие, и стоило шепнуть ей несколько ласковых слов или немного ее погладить, как она сильнее прижималась ко мне и тихо урчала от удовольствия.

По ночам бобры все ходили взад и вперед и что-то приносили. Ожидающая мать подолгу рылась на берегу озера и возвращалась домой с пучком сосновых и еще каких-то корешков, а Раухайд предпринимал по ночам таинственные походы в глубь леса, если ветер был благоприятный, если же нет, он не уходил далеко и, обеспокоенный, быстро возвращался, всегда с пучком корешков и трав, которые он выкопал. Ни травинки из этих запасов не было съедено, а все бережно хранилось. Стены бобрового дома, которые уже достигли толщины в четыре фута, позволяли увеличить и усовершенствовать внутреннее помещение, и нам отчетливо было слышно, как бобры трудились.

Они оставили отверстие-лазейку с одной стороны своего дома, и это давало им доступ к нашему жилью, а мы получили, таким образом, возможность рассмотреть, как они устроили свои «внутренние покои». Спальня была поднята повыше с тем расчетом, чтобы постели оставались сухими, а вода хорошо стекала, — никто из семьи не мог позволить себе лечь в постель, если он предварительно не выжал воду из шерсти, не причесался и не поскребся в пещерке, специально для этого предназначенной. Новая плотина была теперь усовершенствована так, чтобы уровень воды в нырялке поднялся выше, почти наравне с полом. Это было сделано для того, чтобы крошечные смешные бобрята, отправляясь в первое неведомое путешествие на своих маленьких неверных ножках, могли бы легко соскользнуть в воду и вылезти из нее, пока их мать бродит по лесу, собирая для них пищу.