Пантелеймон Кулиш - Повесть о Борисе Годунове и Димитрии Самозванце

• Название: Повесть о Борисе Годунове и Димитрии Самозванце
• Автор: Пантелеймон Кулиш
• Издательство: Типография П. А. Кулиша, в Николаевской улице, в доме г-жи Яценковой
• Жанр: История
• Год: 1857

Предисловие Кулиша:

Недостаток книг по предмету истории, которые могли бы читать с пользою молодые люди, без особенной, специальной цели, чувствуется у нас до сих пор. Причиною тому не столько отсутствие способностей в сочинителях, сколько — несчастная манера все скрашивать перед детьми и выставлять одни добродетели там, где естественно могут быть и пороки. Обыкновенно думают, что молодые люди, увидев низость души в занимающих передовые места в гражданском обществе, или нравственный разврат в целом поколении известной эпохи, потеряют уважение к старшим и любовь к родной национальности, — как будто детский ум только и живет книгами. Перед ним ежедневно раскрывается действительность, во всей поражающей наготе своей, и, не смотря на то, из детей вырастают люди благородные, любящие свое отечество и готовые для блага его на все пожертвования. Низкие страсти и дурные поступки окружающих их людей вовсе не подавляют в их молодых душах стремления к добру. Напротив, раннее уразумение лицемерия, хищности, предательства и других нравственных пороков рождает в них непреодолимое отвращение ко всему недостойному. Кто из людей честных не знает этого по себе?.. Полный веры в святость юношеской натуры, которая изо всего извлечет себе побуждение к стремлениям чистым и возвышенным, издаю свою повесть о том времени, когда упадок нравственных достоинств в русском гражданском обществе открыл простор для низких происков людей своекорыстных и коварных, и поколебал было основы государственной жизни русского народа до степени, близкой к разрушению. Дурное пускай у меня будет дурным, хотя бы оно наводило на моих читателей грусть, что на Руси в старину мало было хорошего. Эта грусть благотворна: она заставит каждого желать сильнее и всеми мерами содействовать, чтобы теперь и на будущее время было хорошего побольше...

---

Видя, со всех сторон, шаткость умов, недостаток усердия и готовность к переходу на сторону страшного соперника, Годунов обратился к помощи духовенства, на верность которого еще полагался. По его грамоте, патриарх и все начальное духовенство, выслали к Калуге, сколько могли набрать в своих владениях, даточных людей. Вместе с трехполковою Брянскою ратью, это новое ополчение составило от сорока до пятидесяти тысяч человек. Главное начальство над войском поручено князю Федору Ивановичу Мстиславскому, и войско наконец двинулось против самозванца, на помощь осажденному в Новгороде Северском Басманову. Между тем духовенство в церквах и на торжищах предало Отрепьева проклятию и повестило об этом по всему государству. Но проклятие Отрепьева не произвело желанного действия на умы народа: Отрепьев и Дмитрий считались двумя разными лицами.

И Басманов, и самозванец ожидали царского войска с нетерпением: один, заключая перемирие, только и рассчитывал на эту помощь; другой надеялся, что войско покорится добровольно, подобно жителям северской украйны, и откроет ему беспрепятственный путь к престолу. Наконец, 18 ноября, сторожевой полк Мстиславского подошел, с луговой стороны, к Десне и начал переправляться верстах в десяти от самозванцева стана. Отрепьев, господствуя на гористом берегу, мог бы поставить на высотах пушки и сделать эту переправу очень затруднительною, но он не желал ожесточать войска Борисова и, вместо артиллерии, отправил к месту переправы легкий отряд стрелков, да и то не для помехи, а для прикрытия людей, которые побегут к нему из царской рати. Ожидание его, однакож, на этот раз не исполнилось: во время переправы передалось Отрепьеву только трое боярских детей [82]. Прочие на крик: «Да здравствует царевич Дмитрий!» отвечали пальбою из ружей, и отрепьевцы, обменявшись с ними несколькими выстрелами, отступили.

Мстиславский расположился станом на Черниговской дороге, так что неприятель очутился между ним и крепостью. Казалось, такому многочисленному войску стоило только ударить на врагов и, оттеснив их под крепостные выстрелы, уничтожить за один раз. Но предводимая Мстиславским рать собрана была только самыми строгими мерами [83]; она вошла в страну, наполненную приверженцами мнимого Дмитрия; в виду предводителей, из неё передалось Отрепьеву трое значительных людей; каждый воевода и каждая дружина смотрели друг на друга с недоверчивостью, подозревая всюду предательские замыслы. Сверх того множество шпионов, шнырявших между обоих станов, смущали умы людей простых и начальных. Вот почему Мстиславский, имея пятьдесят тысяч воинов против пятнадцати, не решался на битву и ожидал подкрепления. Между тем Отрепьев, в нетерпении, задирал его мелкими стычками. Борисова рать как будто нехотя отражала наскоки польской и донской конницы, и в таких схватках прошло несколько дней. В течение этого времени Отрепьев нашел, видно, средства условиться с Дмитрием Шуйским, как обратить в бегство московское войско. Этим только объясняется дерзость, с которою он начал знаменитую Новгород-Северскую битву. Она произошла 31 декабря 1604 года.

Перед началом сражения самозванец произнес к своим сподвижникам следующую речь: «Наконец, мои добрые, верные товарищи, настало время, когда всемогущий Бог рассудит меня с Борисом и решит мое дело... Он ведает, каким вероломством, какою смертоносною изменою Борис овладел моею прародительскою державою! Я уверен — и никто не будет в том сомневаться, что один Бог хранил меня до сего времени. Пускай Борис не признает Его правосудия и могущества; промысел Всевышнего располагает всеми делами человеческими, и ничто не совершается без Его воли. Итак, мои верные товарищи, возьмем оружие и мужественно, радостно ударим на вероломных изменников! Не страшитесь их множества: поле битвы остается не за тем, кто сильнее, но кто мужественнее и добродетельнее. Много таких примеров есть в истории. Меня не обманет надежда возвратить наследие отцов моих, а вас ожидает бессмертная слава — из всех наград самая сладостная!» Потом, воздев руки и глядя на небо, воскликнул: «Боже! порази, сокруши меня громом небесным, если обнажаю меч неправедно, но пощади кровь христианскую! Ты зришь мою невинность: пособи мне в деле правом! А Ты, Царица небесная, будь покровом мне и моему воинству!»

Одушевя такою речью свое войско, Отрепьев выслал вперед небольшой отряд и велел завязать с неприятелями перестрелку, к которой те уже привыкли; потом, вышед из лагеря со всеми силами, оставил значительную часть их в запасе, а сам, с тремя лучшими польскими хоругвями, бросился на правое крыло московской рати, предводительствуемое Дмитрием Ивановичем Шуйским. Взметая снежные вихри и подняв страшный крик, поляки неслись вперед, очертя голову. Русские дрогнули; ряды их смешались. Шуйский не поддержал бодрости своих воинов, и все правое крыло, обратя тыл, метнулось на середину войска, опрокинуло ее и произвело страшное смятение. Мстиславский употребил все усилия остановить врагов. Сомкнув вокруг себя вернейшую дружину, он бился как простой воин, получил пятнадцать ран и пал на груду трупов. Стрельцы с трудом вынесли его из побоища. Но зато другие сражались так, как будто у них не было рук. Везде давали неприятелям тыл и бежали опрометью. Очевидец этого дела говорит, что только неопытность в военном искусстве капитанов Отрепьева спасла московскую рать от совершенного поражения. Если б другие хоругви ударили вовремя на левое крыло, то нет сомнения, что все тогда обратилось бы в бегство. Но этого не было сделано. Отрепьевцы, пробившись до самого воеводского знамени, опрокинули главную силу, гнали и секли огромное сонмище серединного войска, смешанного с правым крылом [84], а левое, между тем, оставалось забытым. Через час действие приняло иной характер: отрепьевцы устали поражать многочисленного неприятеля; возбужденный в них первым успехом пыл начал остывать; а тут Басманов вышел из крепости и ударил им в тыл. Самозванец увидел опасность своего положения и должен был прекратить битву. Тут левое крыло, нетронутое его нападением, могло бы взять над ним решительный верх; но царская рать еще не опомнилась от первого замешательства и с радостью увидела отступление смелого неприятеля. Со стороны Мстиславского пало 4 тысячи воинов; урон Отрепьева был незначительный.

Однакож после битвы, в обоих станах поселилось уныние. Поляки, хоть и хвалились победою и четырмя тысячами убитых неприятелей, но почувствовали, что к престолу Годунова трудно пробиться сквозь толстые стены московского войска. Зимнее стоянье в лагере и скудость казны Отрепьева охладили усердие к нему шляхты, имевшей в виду только деньги и рассчитывавшей на силу имени царевича в России. Многие явно роптали. Отрепьев слышал это с стесненным сердцем. Обстоятельства его готовы были принять гибельный оборот. К утешению его, на другой день пришло четыре тысячи запорожцев. Он встретил их на значительном расстоянии от своего стана, расточил им всевозможные ласки и благодарил за исполнение обещания.

В московском стане, между тем, смущение умов было несравненно сильнее. Главный воевода, Мстиславский, весь израненный, лежал без памяти. Прочие, с одной стороны, страшились гнева царского, с другой опасались измены войска, так слабо стоявшего в битве; а когда пришли к Отрепьеву на помощь запорожцы, они так боялись другого нападения, что не осмелились оставаться долее под Новымгородом Северским и отступили к Стародубу. Там они поджидали к себе на подмогу свежих полков, собиравшихся у Брянска, и медленно готовились к другому походу против самозванца.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Посылка Бориса к войску. — Неудовольствия поляков. — Удаление большей части их в отечество. — Почести Басманову. — Василий Шуйский главный начальник в войске. — Дело при Добрыничах. — Большая часть запорожцев оставляет Отрепьева. — Бегство его в Путивль. — Новая помощь с Дона. — Казнь северян. — Кручина от царя войску. — Осада Кром. — Подсылка в Путивль отравителей. — Смерть Бориса Годунова. — Присяга Фёдору Борисовичу. — Перемена воевод. — Измена Басманова и всего войска. — Отрепьев идет к столице. — Измена москвичей. — Свержение Фёдора с престола. — Присяга Дмитрию. — Заточение Патриарха и Годуновых. — Цареубийство и его истинные виновники.

Никто из начальных людей не дерзнул донести царю о неудачной битве под Новымгородом Северским. Царь узнал это частным образом и отправил в войско чашника Вельяминова-Зернова, с речью и с милостивым словом. Вместе с ним послал он к Мстиславскому для лечения ран медика и двух аптекарей. Вельяминов-Зернов говорил так, по наказу, Мстиславскому: «Государь и сын его жалуют тебя: велели тебя о здоровье спросить.» Потом, говоря от лица самого царя, продолжал: «Ты подвизался в битве доблестно и сделал то, памятуючи Бога и крестное целование, что еси пролил кровь свою за Бога и за пречистую Богородицу, крепкую нашу помощницу, и за великих. Чудотворцев, и за святые Божии церкви, и за нас, и за всех православных христиан; и когда, даст Бог, службу свою повершишь и увидишь образ Спасов и пречистыя Богородицы и великих Чудотворцев, и наши царские очи, — и мы тебя, за твою прямую службу, пожалуем великим своим жалованьем, чего у тебя и на уме нет.» Это была должная дань храброму воину, хоть и плохому полководцу; но ласки, расточенные войску, были не по заслугам. Оно сражалось нехотя и заслуживало гнева царского; но Годунов чувствовал непрочность всеобщей верности, боялся строгостью ускорить измену и велел сделать ему такой привет, как будто оно одержало блистательную победу. Еще недавно могущественный и самовластный царь, он теперь оказался робким боярином, сидящим на престоле по милости вооруженной части русского населения.