Елена Асеева - К вечности

• Название: К вечности
• Автор: Елена Асеева
• Жанр: Научная Фантастика

«Коло Жизни. К вечности» является последней книгой тетралогии «Коло Жизни». В этой части книги в описательной форме будет рассказано о становлении юного божества Крушеца, начиная от момента зарождения лучицы в руке Господа Першего и вплоть до обретения им костяка, плоти, общих данных, присущих Богам.

---

Елена Асеева К Вечности!

Тебе, Павлик, как самому чудесному мальчику, я дарю эту последнюю, и очень дорогую мне, часть книги.

И, да, раскроются все Тайны!

Глава первая

«Крушец! В род Оньянкупонг!» — зычно кликнул мой Отец, первый сын Родителя, старший в печище Димургов, Господь, Зиждитель, Бог Перший.

Темно-коричневая кожа, подсвеченная золотым сиянием на левой руке Господа, смыкающая предо мной пространство, густо запылала. Золотые крупные вроде капель искры купно облепили всю поверхность наружного покрова руки, полностью поглотив на ней коричневу. Еще миг и кожа, натянувшись, дала малую нитевидную трещинку, пролегшую от кончика указательного пальца вплоть до локтевого сгиба, а после, резко, разорвавшись, раздалась в стороны, предоставив возможность, мне явится на свет!

Мне, Крушецу, родится!

Я вырвался оттуда малым тугим комком сияния с округлой макушкой и тонким изогнутым остроносым хвостиком, где лишь в зачатках зрелись впадины очей наполненные особым сиянием и тонкий безгубый порез-рот. На малость я завис над рукой, не в силах покинуть моего Творца и уставился на его сверкнувшую смаглую кость с мельчайшими вкраплениями в ней более насыщенного цвета огненно-золотых искр, схоронившуюся меж разошедшейся кожей. Рваные рубежи днесь явившейся медно-желтой плоти были испещрены мельчайшими текущими по ее поверхности глубокими провоточинами, оранжевыми паутинными кровеносными сосудами, ажурными нитями кумачовых мышц и жилок с оборванными краями плюхающих из собственных недр огненную юшку и на саму смаглую кость, и на словно растерзанную живую ткань.

— Лети, лети мой бесценный малецык, — бас-баритон Отца наполнил меня своей любовью.

Он насыщал, питал меня ею с того самого первого мига, когда я точно из раскрывшегося кокона, дотоль составляющего часть его смаглой кости левой руки, вылупился малым сгустком сияния. Творец дарил свою любовь не только через подведенные к моему естеству жилки, сосуды, нервы ранее плотно опутывающие меня. Он всяк миг говорил со мной, успокаивал, рассказывал о дальнейшем пути, о взрослении, Богах и иных существах населяющих нашу Вселенную, величаемую Всевышний, и многочисленные ее Галактики, системы, планеты… в общем о тех в коих телах допрежь моего перерождения я буду существовать.

Сейчас же услышав голос Отца, такой близкий, являющийся частью меня, я вдруг затрепетал. А затрепетав, подался рывком вперед…

Вперед!

Однако вновь сдержал свой полет, и, обернувшись, воззрился на моего Творца, в тот столь дорогой образ. В его схожее с каплей лицо, имеющее самое широкое место в районе скул и сужающееся на высоком лбу и округлом подбородке. На нос с выпуклой спинкой и острым концом, широкий рот с полными губами и приподнятыми уголками. На крупные глаза, где верхние веки, образовывая прямую линию, прикрывали часть темно-коричневой радужки, почти полностью вытесняя желтовато-белую склеру.

Отец был худ и сухопар, он казался осунувшимся, уставшим, одначе вместе с тем обладал таковой мощью, силой и ростом, оное величие я всегда ощущал. Цвет его кожи, каковой колебался от густо черного до почитай бледно коричневого и подсвечивался золотым сиянием, ноне слегка пригасил собственные переливы, приняв самые темные свои оттенки. На его голове, что покрывали короткие курчавые черные волосы, поместился высокий венец. Узкая полоса обода пролегала по лбу Господа, имея черную блестящую поверхность. От нее вверх устремлялись девять закрученных серебряных спиралей украшенных изображениями насекомых, рептилий, земноводных, зверей, которые держали на себе завернутую по коло черную с золотым отливом тела змею, несколько вздевшую голову и внимательно смотревшую на меня своими зелеными очами. Обряженный в черное, долгополое сакхи, прикрывающее стопы ног, на материи которой, перемещаясь во всех направлениях, мерцали многолучевые, серебристые, махие звездочки, Отец сливался с тьмой царившей округ. Не только наполняющей высокий ночной свод усеянный россыпью звездных светил, разнообразных оттенков голубых, желтых, багряных, но и двумя тончайшими серповидными спутниками. Один из которых, казалось, касался своим угловато — закругленным концом дальнего окоема планеты.

В воздухе густо пахло чем-то неприятно-смрадным. Сие я ощущал всем своим сияющим естеством. И, хотя мы находились на возвышении, а вернее на горной, скалистой гряде уходящей в обе стороны от центральной и самой высокой вершины, это отвратительное зловоние поднималось и окутывало нас своими парами. Тягостный чад обволакивал и саму лежащую предо мной широкую долину, купно покрытую мельчайшими, разноцветными огнями живущего людского крупного поселения, и словно врезался своими серыми дымами в подножие горной гряды.

— Лети мой бесценный малецык, — нежно проронил Отец и мягко просиял. Легохонько мне кивнул. — Вмале увидимся. Как только ты вселишься в плоть, и она родится, тебя заберут. Ты только не куда не сворачивай, и делай все, как я велел. По лучу и сразу в тело младенца. И тогда к утру, ты скорей всего будешь подле меня.

Если бы я мог кивнуть… непременно так сделал или ответил — да!. Но я только согласился. Еще не умея издавать звуков, я лишь шевелил губами, точнее сказать краями рта, оные мы с Першим на старый лад называли губами. Поэтому самому движению краев рта… губ… Творец всегда знал, чего мне хочется. А днесь я шевельнул: «до встречи!» и ринулся вперед, по едва зримо оставленному для меня лучу, более темному в сравнении с общим освещением местности.

Я много раз до того спрашивал своего Творца, почему должен торопиться, и кого мне надо опасаться? Ибо чувствовал, что Отец кого-то боится. И давеча услышал ответ.

— Я скрыл от Родителя твое появление, мой бесценный, Крушец, — поведал мне Перший. — И скрою твое появление в человеческой плоти, абы была возможность взращивать тебя самому. Чтобы тебя, мой милый, у меня не отобрали, как это произошло с иной моей лучицей. Поелику мой любезный, тебе надо успеть вселиться в плоть младенца во чреве… В плоть которую я укажу. Главное, чтобы тебя не приметили прислужника Родителя. Но нынче планетники Небо и Асила столь часто мелькают над Зекрой, поощряя рождаться в телах людей искры, что я уверен в том движении не узрят оставленного тобой следа.

«Главное успеть!»

Я это понимал. Чтобы быть подле моего дорогого Отца, мне надо успеть.

И потому я торопился. Прилагая максимум своих, как мне казалось, маломощных сил, направляя полет вниз. Туда к раскинувшемуся городу людей, который назвался столь странно Ибредь, к нему охваченному яркими огнями света, зловонным запахом и шумом.

Я часточко оборачивался, и все еще видел, понеже был мал и обладал малыми силами стоящего на одной из горных вершин, что стеной возвышались с этой стороны плато, своего Отца, Господа Першего, старшего из печище Димургов.

Похоже, я уже и выдохся.

Ибо впервые так торопился, впрочем, как и впервые вообще летел, свершал движение, тратил собственные силы, потому и сияние мое как-то завибрировало. Творца вже не стало видно, как и сокрылись за непроницаемой тьмой сами стремнистые горы, главным образом, созданные из скальной породы. Зато явственно передо мной выступили устремленные вверх угловатыми, кубовидными, плоскими крышами дома и к зловонному смраду прибавилось множество звуков, оные я мгновенно сумел разделить. И понеже услышал я отдельные крики, визг, говор людских голосов, вой гудков, скрип ржавых дверных петлей и многое иное. То, что ноне должно было стать моей жизнью, точнее жизнью моего человеческого тела. И пусть не на этой планете, на иной… И даже в другой системе, Галактике, тем не менее людской, предназначенной для существования человеческого рода.

Нежданно гулкий свист, вроде однократного импульса, сбил мой полет. Я получил мощный толчок в правый бок, и тотчас меня закружило в воздухе, отчего мое сияющее тельце принялось описывать круги. Мне показалось, еще пара дамахей и я вовсе распадусь на всплески сияния, погибну и тогда не увижу Першего. И стоило о том подумать, как прямо в полете меня, что-то придержало.

Еще миг и я вновь обрел равновесие да затрепетав хвостиком огляделся. Однако того темного луча, что вел меня к человеческой плоти не углядел. То ли тем своим кружением я вылетел из его четко очерченных границ, то ли он, по неведомой причине, распался… растаял.

И немедля я запаниковал!

Ежели бы я умел кричать, непременно, сейчас заорал. Но я не мог исторгать звук, на то, чтобы сему научиться, как пояснил Отец, мне понадобятся первые двадцать, а может и тридцать лет жизни человеческой плоти. Посему я всего-навсе зашевелил губами и испуганно оглянулся. И разком застыл, поелику увидел висевшее подле меня огромное страшное существо. Вельми плоское, хотя и широкое его тело с тупым округлым концом и заостренным навершием не имело глаз, носа, рта. Все тело этого создания было покрыто короткими трубчатыми жгутиками, расположенными продольными рядами, также как и сам их носитель безмолвно замершими.