Адриен Бургонь - Мемуары наполеоновского гренадера

• Название: Мемуары наполеоновского гренадера
• Автор: Адриен Бургонь
• Жанр: Биографии и Мемуары

Перед вами действительно уникальное произведение – впервые переведенные на русский язык мемуары гренадера-фузилёра Императорской Гвардии Наполеона Адриена Бургоня (1785 – 1867), который ярко и эмоционально рассказывает об одной из самых трагических войн 19 века – Русской кампании Наполеона 1812-13 гг. Обычный солдат, сержант Бургонь, участник этой кампании, подробно описывает свой путь в этой кампании: бои, в которых он участвовал, своих друзей, людей, с которыми он встречался. Человек по натуре наблюдательный, он уделяет внимание мельчайшим деталям. Именно эта литературная манера Бургоня делает его мемуары не просто интересной книгой, но и ценнейшим источником информации о самой трагической кампании императора Наполеона.

---

Когда мы, наконец, собрались вместе, стало ясно, что без риска погибнуть дальше идти невозможно. Мы решили вернуться назад, и тут возникла блестящая идея, чтобы каждый взял по большому листу железа и прикрыл им свою голову, слегка наклонив край с той стороны, откуда летел пепел. Согнув листы в виде щитов, мы двинулись в путь. Впереди шёл солдат, потом я, поддерживая почти ослепшего товарища, а остальные сзади. Наконец, мы перешли через опасное место, с большим трудом, и время от времени спотыкаясь.

Мы очутились на новой улице, где застали несколько еврейских семей и китайцев, они сидели в своих домах, очевидно, охраняя своё имущество, спасённое от пожара или отнятое у других. Они выглядели удивлёнными, вероятно они ещё не видели французов в этом квартале. Мы подошли к одному еврею и постарались ему втолковать, чтобы нас проводили на Губернаторскую площадь. Вызвался один отец с сыном, а так как в этом огненном лабиринте путь местами преграждался развалинами обрушившихся или горящих домов, то лишь после долгих блужданий и неоднократных остановок для отдыха мы вернулись в 11 часов вечера на то место, откуда вышли накануне вечером. С тех пор, как мы прибыли в Москву, я ещё ни разу не отдыхал, зато теперь я улёгся на куче прекрасных мехов, принесённых нашими солдатами, и проспал до семи часов утра.

Нашу роту пока не освободили от патрульной службы, поскольку все армейские полки, фузилеры, и даже Молодая Гвардия, находящиеся под командованием маршала Мортье, назначенного губернатором города, последние 36 часов занимались тушением пожаров. Пожары вспыхивали один за другим. Тем не менее, удалось спасти достаточно домов, чтобы разместить людей, но это стоило немалого труда – Ростопчин приказал увезти все пожарные насосы, а те, что остались, оказались неисправными.

16-госентября был издан приказ расстреливать всех, кто будет уличён в поджогах. Этот приказ немедленно начали приводить в исполнение. Небольшую площадь рядом с Губернаторской площадью мы называли «Place des Pendus» – Площадью повешенных»,[26] так как здесь расстреляли очень много поджигателей, а затем подвесили их на деревьях.

В день нашего вступления Император через маршала Мортье отдал приказ о запрете разграбления города. Этот приказ огласили в каждом полку, но когда стало известно, что город поджигают сами русские, удержать солдат стало невозможно. Каждый брал, что хотел, и даже то, что ему вообще не было нужно. В ночь на 17-е сентября капитан разрешил мне взять десятерых солдат и отправиться за продовольствием. Ещё двадцать человек он отрядил в другие кварталы, поскольку мародёрство[27] существовало и требовалось приложить все силы для исполнения этого приказа. И вот я отправился в третью ночную экспедицию. Мы прошли по большой улице, ведущей на нашу площадь, и которую нам удалось спасти от пожара. Именно поэтому там поселились многие из старших офицеров и армейских чиновников. Дальше мы шли по совершенно выгоревшим улицам. Не осталось ничего кроме чёрных груд железных листов с бывших крыш – ветер, дувший накануне, очистил их от пепла.

Квартал, в который мы пришли, был ещё цел, но вокруг не было ничего, кроме нескольких брошенных экипажей. Полная тишина. Мы осмотрели экипажи, они оказались пусты. Вдруг, позади нас раздался яростный крик. Он повторился дважды и в двух разных местах. Мы прислушались, но снова стало тихо. Тогда мы решили зайти в два дома: в один – я с пятерыми солдатами, а в другой – капрал с остальными пятью. Мы зажгли свечи и с саблями в руках приступили к делу, надеясь найти в этих домах что-нибудь нужное нам.

Дом, в который я хотел войти, был заперт, а дверь забита большими листами железа. Это сильно меня раздосадовало, ведь шума нам не хотелось. Но, заметив открытое подвальное окно, двое солдат спустились туда, нашли лестницу, ведущую из подвала в дом, и открыли нам двери. Здесь была бакалейная лавка – всё лежало на своих местах. Но в столовой на столе лежало варёное мясо, а на сундуке – несколько мешков, наполненных мелкими монетами.

Осмотрев дом, мы собрали продукты. Мы нашли муку, сливочное масло, много сахара и кофе и большую бочку, полную яиц, уложенных слоями и упакованных в сено. Мы действовали чётко и решительно и не отвлекались по пустякам, ведь дом был пуст и в любой момент мог стать добычей огня. Тем временем, капрал прислал мне солдата с сообщением, что он в доме каретника, в котором обнаружил около тридцати маленьких элегантных экипажей, называемых дрожками. Он также велел сообщить мне, что в одной из комнат на соломенных тюфяках лежат несколько русских солдат. Увидев французов, они бросились на колени и, скрестив руки на груди, умоляли о пощаде. Наши, увидев, что они ранены, оказали им помощь, ведь те сами были не в силах помочь себе и по той же причине не могли причинить нам вред.

Я тотчас же отправился на склад каретника и выбрал два маленьких экипажа, очень удобных для перевозки всего нами найденного.

Я также видел раненых, пятеро из них оказались артиллеристами со сломанными ногами. Всего их было семнадцать человек, многие – азиаты – их легко отличить от других, по характерной манере приветствовать.

При выводе со склада своих экипажей, я увидел троих мужчин, один из которых был вооружён пикой, второй – саблей, а третий с зажжённым факелом, собирался поджечь дом. Люди, которых я оставил, были так заняты выбором и упаковкой добра, что совершенно не подозревали, что происходит вокруг. Мы гаркнули, чтобы напугать негодяев, но они не сдвинулись с места и спокойно смотрели на нас. Человек с пикой принял оборонительную позу. Напасть на них было сложно, так как у нас не было сабель. Капрал подошёл ко мне с двумя пистолетами, найденными в комнате, где лежали раненые, дал мне один, а сам прицелился в человека с пикой. Но я остановил его, опасаясь, что шум может привлечь ещё больше врагов.

Увидев это, один из наших людей, бретонец, схватил дышло от одного из экипажей и, используя его как трость, напал на человека с пикой, наверняка не умевшего сражаться таким способом, и сломал ему обе ноги. Падая, тот страшно вскрикнул, но озверевший бретонец не дал тому второго шанса и нанёс сильнейший удар по голове негодяя. Даже пушечное ядро не смогло бы сделать работу лучше. Он сразил двоих других таким же образом, тут мы остановили его. Парень с зажжённым факелом побежал в дом бакалейщика, двое из наших людей за ним, и только после двух ударов саблей он прислушался к голосу разума. Тогда он смирился и был запряжён в один из экипажей вместе с другим человеком, задержанным на улице.

Теперь мы были готовы к отъезду. Оба экипажа были загружены товарами из лавки – на первый, запряжённый двумя русскими, мы положили бочку с яйцами и из предосторожности связали людей крепкой верёвкой с двойным узлом, второй экипаж везли четверо наших людей до тех пор, пока мы не смогли найти такую же команду, как для первого.

Но едва мы сделали первый шаг, как увидели огонь в доме каретника. Мы не могли оставить раненых погибать в муках, поэтому вернулись и перенесли их в конюшню, стоявшую отдельно от дома. Это было все, что мы могли сделать и, после исполнения этого акта человеколюбия мы отправились как можно быстрее, чтобы оказаться вне досягаемости огня, который неожиданно мог вспыхнуть в любом месте. Мы не прошли и двадцати пяти шагов, когда услышали ужасные крики раненых. Мы опять остановились, а капрал вернулся с четырьмя солдатами, чтобы выяснить причину. Огонь перекинулся на солому, лежавшую на дворе, и пожар охватил все, что там было.

Капрал и его люди попытались их спасти, а затем вернулся к нам: более чем вероятно, что все раненые погибли.

Мы пошли дальше и, опасаясь, что пожар догонит нас, с помощью наших сабель заставили перейти нашу первую команду на рысь. Тем не менее, уйти от огня нам не удалось – когда мы подошли ближе к Губернаторской площади, то увидели, что главная улица, где жили многие из наших старших офицеров, уже пылала. Это был третий случай поджога, но и последний.

Осмотревшись, мы заметили, что горело в нескольких местах и, двигаясь бегом можно было проскочить. Дойдя до первого горящего дома, мы остановились, чтобы решить, как пройти дальше. Многие дома уже рухнули, а те, мимо которых нам надо было пройти, также грозили обрушиться на нас и поглотить нас в пламени. В то же время, оставаться тоже стало опасно – загорелись дома позади нас.

Таким образом, огонь был не только впереди и позади нас, но и справа и слева, и мы были вынуждены пройти через это море огня. Мы послали экипаж вперёд, но русские не хотели быть первыми, даже, несмотря на сабельные удары. Тогда первым пошёл экипаж с нашими людьми и, подбадривая друг друга, они успешно прошли опасное место. А потому мы ещё сильнее стали бить русских, которые, испугавшись, что будет хуже, с криком: «Houra!»[28] бросились вперёд, подвергаясь большой опасности из-за обломков мебели, постоянно вылетавших из домов на улицу. Мы побежали за вторым экипажем, и вышли на перекрёсток четырёх улиц, объятых пламенем. Хотя шёл дождь, огонь бушевал с прежней силой, дома падали непрерывно и целые улицы моментально превращались в дымящиеся груды развалин.