Лев Вершинин - Грозная Русь против «смердяковщины»

• Название: Грозная Русь против «смердяковщины»
• Автор: Лев Вершинин
• Жанр: История
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-84888-1

Нам не привыкать «бодаться» с Западом – первая война Московского Царства против европейской коалиции началась еще полтысячи лет назад, при Иване Грозном.

С той Ливонской войны ведут отсчет и оголтелая европейская русофобия, и подлая «СМЕРДЯКОВЩИНА» – пораженчество и предательство лакейской прозападной «элиты», – и самые грязные мифы о «русском рабстве», «кровавой тирании» и «массовых репрессиях» Ивана Грозного, якобы «убившего своего сына» (помните скандальную картину Репина?).

Но знаете ли вы, что при эксгумации, проведенной уже в XX веке, на черепе царевича не обнаружено никаких повреждений, а «черная легенда» о «деспоте-сыноубийце» вымышлена европейскими клеветниками и растиражирована «западниками» вроде Карамзина?

Эта книга опровергает самые опасные и злокачественные мифы «национал-предателей» о России, выводя на чистую воду всех смердяковых – и прежних, и нынешних, – всегда желавших поражения Отечеству и капитуляции перед европейскими захватчиками.

---

В том, что Великая Гарь изменила Ивана, согласны все. Мало того что Глинские были сметены с доски навсегда и формировать правительство, а значит, и отвечать за выбор и последствия теперь должен был он сам. В этом-то – и в подборе кадров, и в определении задачи, и в исправлении ошибок – как раз очень даже мог помочь Макарий, «государственный человек» высокого уровня. Но в те времена бедствия такого масштаба воспринимались как проявление гнева Господня, выраженного конкретно в отношении высшего руководства, представлявшего страну. Тем более что случилась беда после венчания, когда царь был уже не просто владыкой земным, а следовательно, и ответственность его была много больше, чем у всяких князей или королей. Искреннее признание его на Стоглавом Соборе – «И смирися дух мой» – тому явное и бесспорное подтверждение.

Грубо говоря, Иван вспомнил о долге перед Богом, государством и народом. Тем паче, что не умедлило и подтверждение: первый настоящий военный поход царя, несмотря на многие молитвы и щедрые вклады, провалившийся в связи с необычным потеплением, объясним только «смотрением Божьим». Утонули пушки, утонули люди, и молодой царь вернулся в Москву «с многими слезами» и пониманием, что исправлять следует прежде всего самого себя. Что и происходит. Причем традиционное объяснение: дескать, познакомился с Алешей Адашевым, порядочным парнем чуть старше себя, тот свел с Сильвестром, озабоченным вопросами морали, и с этого началось – не подходит. Новые друзья, как известно, появились чуть позже, уже где-то в конце 1548 года, а образ жизни молодой царь неузнаваемо и беспощадно изменил – это тоже не секрет – сразу после пожаров.

Из дворца исчезли скоморохи. Прекратились «срамы» и «озорство». Участники веселых «потех» исчезли из царского окружения. По свидетельству летописца, «потехи же царьскые, ловы и иные учрежения, еже подобает обычаем царским, все оставиша» – отныне царь посвящал все время только молитвам и активному участию в обсуждении государственных дел, чем раньше пренебрегал. А если очень уже застаивался и хотел проветриться (молодой же очень был), уезжал с женой на богомолье или дачу, а то и развлекался совсем иными, чем раньше, занятиями: например, весной 1548 года уехал за город пахать с крестьянами и сеять гречиху, по вечерам участвуя в деревенских играх, – как сообщает летопись, «то ходяше на ходули, то на смех обряжаясь в саван аки страх».

Но это уже исключение. Главное – молитва и труд. Плюс ежедневное покаяние. Не только наедине с собой, но и публично: в самом начале 1549 года, на церковном Соборе, царь обратился к митрополиту и святителям, «припадая с истинным покаянием, прося прощения, еже зле съдеах». Только так. И свой, самим подобранный «ближний круг», та самая Избранная Рада, никогда не существовавшая формально, но основанная на доверии, тогда казавшемся нерушимым и вечным, – Адашев, Сильвестр, Макарий и (чуть позже) Курбский. И главная жизненная программа, по собственному, чуть позже, чистосердечному признанию, – в соответствии с формулой Сильвестра: «Вся твоя и земныа законопреступлениа хощет Бог тобою исправити».

Глава III. В скобках: Казань

Эта глава здесь, по сути, не нужна. Она для другой книги, той, где речь пойдет о расширении России на восток. Так что, кому неохота, может без всякого ущерба для себя пропустить. Но, с другой стороны, описывать жизнь Ивана, вовсе не помянув покорение Поволжья, как-то даже и неприлично. Тем паче, что нынешние агитаторы, горланы, трибуны и главари из Татарстана обожают покричать о какой-то «агрессии и оккупации». А значит, хотя бы вкратце, но не избежать.

Итак, для начала, как и в жизни было, – Казань…

Старший по общаге

Улу-Мухаммед, потомок Джучи по линии Тука-Тимура, был, очевидно, последним ханом Большой (Синей) Орды, всерьез способным восстановить хотя бы относительный закон и порядок на территории от Днестра до Волги. Талантливый полководец, дипломат и политик, он добился очень многого, но в итоге проиграл мелочи, не годившейся ему в подметки, – именно потому, что эта мелочь, разорвав и поделив Орду, не хотела очередного усиления ханской власти. Однако, имея голову на плечах, военный талант и далеко идущие планы, не смирился, ушел на Каму, в земли бывшего Булгарского царства, где был с восторгом встречен населением. Что и понятно: богатейшие земли вокруг Казани, перегнавшей к тому времени захудавшие Булгар и Биляры, не имели реальной защиты, и грабили их все подряд, от русских ушкуйников до татарских беспредельщиков. Здесь хан быстро укрепился, создав базу для реализации реставрационных планов. Естественно, восстановление контроля над русскими землями при этом рассматривалось как первый этап большого пути, тем более что на Руси не все было ясно в смысле гражданского мира, наследники Донского увлеченно ослепляли один одного, и Улу-Мухаммед не сомневался в успехе. Среднее Поволжье он рассматривал как базу для реставрации, а Московское княжество – как первый этап этого процесса. Походы 1439, 1444, 1445 годов были очень удачны, а попытки Москвы огрызаться – наоборот, вплоть до разгрома великокняжеских войск, пленения Василия Темного и расширения власти Улу-Мухаммеда над Русью. Вплоть до восстановления «баскачества»! На Русь, чего не было уже лет сто, вводился гарнизон «смотрящих» во главе с Касимом, сыном хана. Походы продолжались и после смерти Улу-Мухаммеда, при его сыне Махмуде. Но агрессивный потенциал Казанского ханства быстро выдыхался. Внутренне укрепившись, наладив экономику и приведя в порядок управление, наследники Улу-Мухаммеда быстро теряли темп, и это было очевидно всем. В частности, «баскак» Касим, любимый сын покойного хана, после отказа Москвы от выплаты дани предпочел не оспаривать престол, на что имел полное право, а остаться на Руси, присягнув великому князю и получив в удел вполне автономное «ханство», названное в его честь Касимовским. Казанские царевичи вошли в высший московский бомонд и верно служили новому сюзерену, сражаясь не только с Дмитрием Шемякой, но и с собственными соплеменниками.

В 1467 году вектор сменился окончательно. Казань уже не стремится подчинить Москву, понемногу переходя в глухую оборону, Москва же постепенно начинает набирать очки. Все долгое царствование хана Ибрагима и его наследников было попыткой если и не переломить ситуацию, то хотя бы сохранить баланс. Войны шли практически непрерывно, с переменным успехом, однако с постоянным нарастанием перевеса Москвы. В самой же Казани возникла и все более укреплялась «московская» партия, вопреки мнению партии «степной», по-прежнему разделяющей доктрину Улу-Мухаммеда, полагающая, что борьба за роль нового центра проиграна и ханству следует принять новые реалии. Межпартийная борьба была шекспировски страстна и кровава, кто-то погибал, кто-то эмигрировал, кто-то возвращался – с ногайской ордой или русской подмогой, ханы сменяли друг дружку, но в конечном итоге в 1487-м московское войско, без штурма войдя в Казань, утвердило на престоле уже не раз свергнутого и возвращавшегося Мухаммед-Амина. Между прочим, запомнившегося современникам фразой «Если на то воля Аллаха, чтобы Сарай был в Москве, а не в Казани, следует ли мусульманам оспаривать это?». Именно он впервые официально присягнул Ивану III, положив начало эпохе вассалитета. Он же был и последним представителем династии Улу-Мухаммеда по прямой линии, после чего трон унаследовал Шах-Али, потомок того самого Касима, о котором уже шла речь. Дабы не растекаться мыслию по древу, дотошно характеризуя политические воззрения сего персонажа, сообщу лишь, что он кроме Касимовского ханства владел еще и громадными землями на собственно Руси, по статусу входил в Боярскую Думу и в царствование Василия III был одним из ближайших конфидентов великого князя, а позже и Елены Глинской. Еще позже, на первом этапе Ливонской войны, он же стал главнокомандующим русскими войсками и одержал наиболее известные победы в Прибалтике, а под конец жизни, оставаясь владетельным ханом Касимова, ведал всей пограничной службой Московии.

Внешний фактор

В сущности, воцарение Шах-Али означало полное и окончательное торжество реалистов-«московцев». Альтернативы «восточники» не имели ни на политическом уровне (что силенок у Казани не хватает, сознавали все), ни на идеологическом (Казань как новый центр Орды не признавал никто). Однако плавный ход событий нарушился с появлением в мировой политике нового игрока – Оттоманской Порты, после уничтожения Византии заявившей о себе как о новом претенденте на объединение Римской империи, уже под знаменем Ислама (вспомним, что после покорения Египта султан считался одновременно и «халифом всех правоверных»). Осуществленное в конце XV века подчинение Крыма, а затем и степняков-ногайцев означало и заявку на объединение под эгидой Стамбула наследия Золотой Орды. Расклад, согласимся, принципиально новый. Обретя столь серьезный тыл, оживляется и «восточная партия». В ответ на ее тайные призывы о помощи крымский хан Мехмед-Герай, заручившись одобрением Стамбула, посылает в Казань своего младшего брата и наследника Сахиб-Гирея с небольшим, но сильным отрядом, и тот, практически без боя изгнав Шаха-Али, занимает ханский престол, провозгласив в мечетях двойную хутбу на верность – хану Крыма и падишаху Порты. Не отреагировать Москва не может. После серьезной подготовки в 1524-м на Казань выступает огромная армия под руководством князя Бельского. Войны, впрочем, не случилось. С одной стороны, защищаться казанцам было нечем, да и единства в элите ханства по этому вопросу не наблюдалось, с другой – крымский хан угрожал Москве «великими бедами за обиду», а Василий III, перманентно враждующий с Литвой, не мог рисковать открытием второго фронта. Так что стороны пришли к компромиссу: Сахиб-Гирей ушел в Крым (где, кстати, несколько позже став ханом, окончательно привязал ханство к Порте), хутбу султану тут же отменили, а правительство сформировали «московцы» во главе с князем Булатом Ширином и царевной Гаухар-Шад, но в Казани остался сильный крымский гарнизон, официально считающийся «почетной охраной» 13-летнего Сафа-Герая, племянника Сахиба.