Иван Фирсов - Лазарев. И Антарктида, и Наварин

• Название: Лазарев. И Антарктида, и Наварин
• Автор: Иван Фирсов
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0690-8

Роман современного российского писателя И. И. Фирсова повествует о знаменитом русском флотоводце Михаиле Петровиче Лазареве, его трех кругосветных путешествиях, принесших России важные открытия, его боевых подвигах.

---

— Фок и грот ставить! — раздался чуть охрипший, но твердый голос командира. — Двойные рифы брать! Триселя изготовить!

Казалось, корабль еще больше должен увалиться к берегу, приближаясь к смертельным камням. Но Лазарев каким-то особым чутьем предугадывал малейшую перемену ветра, а главное, ощущал отзыв на эту перемену корабля, чувствуя себя с ним единым организмом. И в самом деле, на новом галсе фрегат медленно, но все-таки начал выбираться на ветер…

— Егорка! — крикнул вниз Лазарев. Из люка высунулась взлохмаченная голова вестового. Все эти дни он круглые сутки держал наготове самовар. Каждые полтора-два часа выносил командиру чай в подстаканнике, то с ромом, то с лимоном.

— Давай с ромом!

На третьи сутки, уловив благоприятный момент, Лазарев вывел-таки корабль в открытое море и там, лавируя, переждал шторм.

Едва «Крейсер» стал на якорь на Портсмутском рейде, командир приказал всем отдыхать. Командиры и матросы, не успев допить чай, не раздеваясь, повалились на койки и заснули мертвым сном.

На вахту заступил Нахимов. Увидев командира, он поразился — двое суток тот ни на мгновение не покидал шканцы, а теперь опять на палубе и улыбается, смотрит благодушно на молодого мичмана. Медленно прохаживаясь на шканцах, делился с Нахимовым перипетиями минувшего испытания.

— В сие время, имея под ветром берег совсем рядом, можно было нести все паруса только благодаря превосходным качествам «Крейсера», — он остановился, всматриваясь в проступающие из тумана берега бухты и обступившие их улицы порта, — ни один фрегат с не уменьшенным против обыкновенного положения рангоутом не вынес бы того. Несомненно, успех сей лавировки сноровкой команды достигнут.

«Крейсер» первым пробил три склянки, и тотчас вдогонку десятки судов на рейде отозвались нестройным перезвоном разноголосых колоколов.

— Всякий офицер, матрос ли обязан свой маневр вмиг понять и искусно свершить. В том порука успеха общего, однако сие достигается не вдруг, а каждодневным неустанным трудом.

Для Павла Нахимова наступила многолетняя пора приобщения к великому искусству мореплавания, воспитания самоотверженного служения родине…

Три дня спустя на рейде показалась отставшая «Ладога». Штормовые испытания не прошли бесследно для кораблей. Часть рангоута надо было заменить, обновить такелаж и паруса, отремонтировать помпы. К тому же металлические поделки в такелаже обоих кораблей оказались ненадежными. Восемь железных гаков лопнуло на различных талях, а разлетевшиеся осколки гака при подъеме шлюпки смертельно ранили квартирмейстера Ульяна Денисова.

Лазарев уехал в Лондон договориться с адмиралтейством о ремонте и взял с собой Завалишина.

В Лондоне Завалишин решился тайком, не медля более, хотя бы пришлось пожертвовать всеми выгодами похода, обратиться к царю с письмом. Еще в Петербурге вместе с помощником директора Морского корпуса В. М. Головниным не раз размышлял он о недостатках государственного механизма России и строил проекты, хотел даже идти в Зимний дворец и обратиться с некоторыми предложениями к Александру I.

Вместе с Завалишиным в гостинице устроился и Нахимов, приехавший в Лондон по делам.

— Никак, послание сочиняешь о государственном правлении, — пошутил Нахимов, проснувшись ночью от света ярко горевшей свечи.

Завалишин загадочно улыбнулся, промолчал.

Утром с почтой в Верону на имя царя отправилось письмо Завалишина. Он излагал свои взгляды на государственное устройство и просил личной аудиенции…

Недели в Лондоне пролетели в хлопотах и заботах о снаряжении. Корабли уже приготовили к выходу в море, но жестокие осенние штормы и противные ветры задержали выход. С тайной надеждой каждый день ожидал Завалишин почту, но ответа так и не дождался.

Только в конце ноября ветер наконец переменился на норд-остовый и отряд вышел в море. Пополнив по пути запасы продовольствия и воды на острове Тенериф, экспедиция направилась к тропикам.

В кают-компании командир объявил, что впредь Кадьян вахту стоять не будет. Оставшись наедине, Завалишин поделился с Нахимовым:

— Кадьян благорасположения Михаила Петровича добился не по заслугам, льстит, а с командой зверем.

Нахимов согласно кивнул:

— И вахту правит худо, то и сам командир видит, а в части астрономии неуч полный…

Благоприятные пассаты были весьма кстати, и без особых приключений фрегат и шлюп пересекли Атлантику.

На рейде в Рио-де-Жанейро в ожидании попутного ветра отстаивались купеческие суда. В двух кабельтовых от «Крейсера» и «Ладоги» стоял португальский бриг. На баке «Ладоги» матросы столпились у правого борта. Течение развернуло бриг бортом к «Ладоге», и стал хорошо виден открытый грот-люк, из которого торчали десятки бритых голов негров-подростков.

— Эка их, горемык, разделали, поди, скотину и ту жалеют более, — в сердцах проговорил краснощекий, средних лет матрос.

И словно в ответ ему донеслись стоны и вопли изможденных невольников. Два надсмотрщика длинными плетьми хлестали по спинам, головам, загоняя скованных по двое негров в трюм. Товар не следовало выставлять раньше времени, тем более что с соседнего шлюпа экипаж выражал недовольство происходящим.

На шканцах Андрей Лазарев, знавший понаслышке о торговле неграми от братьев, не скрывал возмущения и сказал своему помощнику Никольскому:

— Злонамеренность сих мореходов очевидна, Дмитрий Васильевич, корыстолюбивость и алчность превыше всех чувств и обязанностей человеческих…

— Видимо, Андрей Петрович, торговля живым товаром многоприбыльна для португальцев и англичан.

«На сем же месте остановились некоторые купеческие суда, из коих одно под португальским флагом, возвращающееся от африканских берегов… — в тот же вечер записал. Андрей в дневнике. — Какое ужасное зрелище поразило нас! Многие полубритые головы торчали из грот-люка: 530 бедных негров, большей частью 12- и 14-летних, были заключены на палубе. Ни вопли сих несчастных, ни ясно видимые на лицах их страдания от болезней и изнурения от голода не трогали злого сердца властелина их, который, забыв все священные обязанности к человеку, для насыщения алчной и корыстолюбивой души своей не устыдился выменять подобных себе на разные безделки, в надежде от продажи получить по 200 талеров за каждого человека».

Утром ветер переменился, «Крейсер» и «Ладога» входили в порт.

Тысячи судов под разными флагами посетили Рио-де-Жанейро за три сотни лет. Однако такого красочного зрелища, созданного искусством русского капитана, столица Бразилии еще не видела.

Первым на рейде под всеми парусами появился фрегат-красавец «Крейсер». На мачтах, реях и верхней палубе не было видно ни одной живой души. Лазарев все придумал и устроил так, что паруса убирались с помощью специальных снастей и блоков. Голос капитана заменяла трель боцманских дудок, а на верхней палубе гремели серебряные трубы оркестра, исполняя старинные марши. «Плавно продвигаясь, оба наши корабля бросили якорь на обычном для русских судов месте, — вспоминал Завалишин, — возле островка. Весь берег был усеян народом, а на иностранных военных и купеческих кораблях люди стояли на марсах и по вантам, чтобы лучше видеть; но реи у нас спустились, подобрались паруса, как занавеси, а все-таки ни одного человека не было видно. Настоящее театральное превращение декораций, — сказал французский адмирал Гривель».

На берегу русские моряки были поражены странным зрелищем. На зеленых улицах города с его тропической красотой то и дело попадались толпы полунагих клейменых негров, скованных по нескольку человек. Согнувшись в три погибели под навьюченными товарами, еле брели они один за другим.

— Вот тебе, Дмитрий Иринархович, и благодать правителей просвещенных иноземных, — проговорил Путятин.

Они вместе с Нахимовым вышли из большого сарая, в котором бойко шла торговля невольниками.

В смрадном воздухе пахло жареным мясом — клеймили рабов. Вспыльчивый Завалишин сжал кулаки. Нахимов схватил его за рукав и вытащил на улицу. Насмотрелся на дальнейшую судьбу привезенных из Африки невольников и Андрей Лазарев. Не сговариваясь, оба русских моряка, разных по возрасту и положению, оставили в записях свои впечатления от увиденного на берегу.

Командир «Ладоги» писал: «…Плату за труды их составляют несколько копеек, а малое количество денег, вырабатываемых ими для корыстолюбивых их властителей, добавляются сотней и более ударов, наносимых ременной плетью. Сколь постыдны таковые поступки с сими бедными людьми, столь же унизителен для человечества и свободный торг оными. Желающий купить негра идет или в построенный за городом сарай, где сотни несчастных содержатся взаперти, подобно скотам, или на рынок, где они сидят на поставленных кругом скамейках, ожидают покупателей, которые, приходя, осматривают их точно таким же образом, как обыкновенно бывает с бессловесными животными в подобных случаях; сила, дородство и крепость сложения возвышают цену на негра. По окончании торга купивший, взяв горячее железо, кладет на тело купленного им клеймо, с которым тяжкое и вечное рабство достается в удел сих несчастных».