Вальтер Скотт - Талисман, или Ричард Львиное сердце в Палестине

• Название: Талисман, или Ричард Львиное сердце в Палестине
• Автор: Вальтер Скотт
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9910-1599-8

«Талисман» – произведение выдающегося английского писателя В.Скотта (1771–1832) – является замечательным образцом исторического романа. Писатель ярко воссоздает средневековые нравы и обычаи того далекого времени.

---

Нестерпимый, палящий дневной зной, холодные ночные росы, непривычный для северных пришельцев климат оказывали пагубное влияние на воинов.

Многие гибли… А разврат, своеволие и распущенность крестоносцев, так противоречащие их принципам и святой цели, еще более содействовали возникновению различных болезней, со страшной силой поражающих войско. Да и неприятельское оружие нанесло ему сильный урон. Правда, трудно было легковооруженным солдатам Саладина, знаменитейшего полководца на Востоке, сражаться в рукопашном бою с франками, закованными в стальную броню, и хотя войска его были несколько раз разбиты и рассеяны, численностью своих солдат он превосходил неприятеля и в постоянно возникавших мелких схватках всегда одерживал верх. Видя, что армия крестоносцев быстро тает, Саладин становился отважнее. Лагерь крестоносцев был окружен, почти осажден отрядами легкой конницы, на быстрых конях мусульмане носились вокруг своих врагов, постоянно готовые напасть, а при первом отпоре – быстро рассеяться. Передовые отряды, посылаемые христианами за продовольствием, теряли своих храбрых воинов. Отряды эти перехватывались, пути сообщения перерезывались. Жизнью должны были крестоносцы платить за продукты питания, а вода, как во времена царя Давида, доставалась ценой крови.

Тяжело приходилось христианам, но король Ричард своей твердой решимостью и неутомимой энергией вдохновлял и поддерживал слабеющие духом войска. Не сходя с коня целыми днями, он отражал набеги неприятеля, оказывал неожиданную помощь христианам. Появляясь с несколькими рыцарями, он поражал неверных и склонял жребий победы на сторону христиан в то самое время, когда уже их поражение не вызывало сомнения.

Из-за постоянной физической усталости и невероятного умственного напряжения сильная натура Ричарда не смогла выдержать губительного климата: лихорадка, свирепствовавшая в Азии, сломила его: сначала он вынужден был отказаться от верховой езды, а позже – и от места председателя в военном Совете крестоносцев, созываемом в минуты опасности.

Трудно сказать, как подействовало на Ричарда заключенное крестоносцами тридцатидневное перемирие с Саладином. С одной стороны, его сильно раздражала отсрочка, из-за которой отдалялось осуществление святой миссии, но с другой – надежда на скорое выздоровление и возможность выйти на поле брани заставляла его радоваться тому, что и другим его соратникам не удастся достичь успехов: «Не пожнут товарищи плодов победы, в то время как я буду прикован к постели», – думалось ему.

Горько было слышать Ричарду, что уныние и беспечность овладели крестоносцами за время его болезни. Все вокруг свидетельствовало о том, что надежда на успех оставляет войска, что мужественный, твердый дух, оживлявший их и вселявший бодрость, слабеет. Во время перемирия войска должны были подготовиться к решительному наступлению на Иерусалим, набрать новых воинов, вернуть им мужество. Между тем крестоносцы теряли и время, и силы, воздвигая укрепления, окапываясь рвами, как бы готовясь отражать нападение грозного неприятеля, а не вести победоносное наступление.

Такие известия чрезвычайно раздражали английского монарха. Как лев, заключенный в железную клетку, видя добычу свою, скрежещет зубами, так негодовал Ричард, скованный болезнью. Окружающие трепетали перед ним, доктора не имели того влияния, которое дается доверием пациента. Лишь барон Малтон, искренне привязанный к королю, не опасаясь настроить его против себя, своей твердостью внушал к себе уважение и имел влияние на него. Он не страшился подвергнуть себя гневу и вспыльчивости своего монарха, не боялся лишиться милости, которой пользовался, дорожа жизнью и честью его, он неуклонно заботился о его выздоровлении.

Сэр Томас Малтон был знатным дворянином Камберлендского графства. Однако не за знатность и богатство уважали его, а за мужество и доблесть. Норманны называли его лордом де Во, а саксонцы, придерживаясь старинного наречия, звали знаменитого воина Томасом; саксонцы гордились, что их кровь текла в жилах знаменитого воина.

Барон Малтон сопровождал короля во всех походах, сам он принимал участие не только в войнах между Англией и Шотландией, но и в междоусобных, раздиравших в то время английское королевство. Всюду он был известен своей храбростью и отвагой, своей простотой, порой доходившей до грубости, он нравился отважному королю. Суровый, угрюмый, он презирал приличия и чуждался льстивых царедворцев.

Были люди, которые считали его хитрым и честолюбивым человеком, который напускает на себя простоту и безыскусность, стремясь завоевать симпатии короля, чтобы достигнуть своих честолюбивых замыслов. Однако никто не мог разоблачить его намерений, никто не осмеливался даже разделить теперь его забот о больном, опасаясь испытать на себе издержки вспыльчивого, резкого характера Ричарда. Барон Малтон безотлучно находился у постели Ричарда, болезнь которого неуклонно прогрессировала. Трудно было ему совладать с таким неспокойным больным, порывающимся в бой, жаждущим славы, но лихорадкой прикованным к постели. Английские воины любили Малтона, служившего их королю, заботившегося о нем во время его болезни; они видели в нем мужчину, бескорыстно помогавшего своему собрату, движимого искренней дружбой, объединявшей обычно всех, кто каждый день подвергает себя одинаковым опасностям.

Однажды вечером, когда нестерпимый зной сирийского солнца уже начал спадать, Ричард лежал, изнемогая от страданий. Его большие глаза, всегда ярко блестевшие, горели, воспаленные лихорадкой; светлые кудри разлетелись и спутались, падая на лицо, мужественные черты которого носили глубокие следы тяжелой болезни, всклокоченная борода и усы закрывали губы и подбородок. Беспокойно метаясь по постели, он то сбрасывал покрывало, то снова натягивал его на себя. Даже сейчас нетерпеливые движения и порывы больного выдавали его живой, пылкий нрав, его предприимчивый и деятельный характер.

Над изголовьем его склонился Томас де Во, весь вид которого, его размеренные движения являли разительный контраст с больным монархом. Ростом гораздо выше среднего, он излучал спокойствие и твердость, свои волосы, густые и длинные, он подстригал в кружок, чтобы удобнее было подбирать их под шлем. Невозмутимость и мужество светились в его черных глазах, лишь на мгновение затуманивались они, когда он замечал сильное волнение, овладевавшее монархом. Черты лица, как и все его движения, были грубы. Быть может, в свое время они были красивы, теперь же уже покрывавшие их и перерезывавшиеся рубцами морщины сильно искажали их. Его усы, темные, с проседью, по норманнскому обычаю были опущены книзу. Высокий плотный стан, широкая мощная грудь, сильные руки – все свидетельствовало о силе, о том, что он легко мог переносить трудности похода, сопряженные с непривычным нездоровым климатом.

Более трех ночей не отходил он от постели больного, отдыхая лишь в течение нескольких минут. Он не снимал с себя куртку, почти не менял положения и вставал лишь для того, чтобы поднести к воспаленным устам Ричарда питье или лекарство, которое король не соглашался принимать из других рук. Что-то трогательное сквозило в неловких движениях и ласковых увещаниях грубого воина, нежная заботливость которого составляла сильный контраст с его мужественной осанкой.

Шатер, в котором лежал король, не поражал своей пышностью – скорее, он был бедно убран. Лишь обилие оружия, оборонительного и наступательного, прикрепленного к столбам и разбросанного по всей палатке, бросалось каждому в глаза. Пол был устлан шкурами убитых на охоте зверей, многие из них были вывешены за шатром; в углу, на груде шкур лежали три огромные собаки, всегда сопровождавшие своего хозяина в его частых охотах. Огромные, белые как снег, называвшиеся в то время аланами[7], они неизменно внушали страх. Их израненные лбы, следы звериных когтей, весь вид их свидетельствовал о том, что они часто выходили победителями из жестокой борьбы с лесными обитателями. Оскаленные челюсти, глаза с нависшими бровями, устремленные на Ричарда, будто с удивлением спрашивали его, почему так долго их оставляют в праздности и бездействии.

Вся обстановка шатра говорила о характере его владельца. На небольшом столике, у постели, лежал треугольный стальной щит с изображением трех бегущих львов, которых монарх включил в свой герб. Рядом – корона, отличавшаяся от герцогской лишь возвышенной передней частью, и пунцовая бархатная тиара – принадлежность английского монарха. К столу же была прислонена грозная, всегда готовая к защите королевских прав секира Ричарда, тяжести которой не вынесла бы ничья другая рука.

Во внутреннем отделении королевского шатра бессменно дежурили три офицера королевской свиты, на лицах их лежал отпечаток сильного внутреннего беспокойства: что станется с ними, куда им деться, если их государь скончается? Эти мрачные опасения разделяла и стража, то ходившая взад и вперед у входа в шатер с унылым и печальным видом, то, опершись на свои алебарды, стоявшая неподвижно, будто застывшая на часах, напоминая больше окаменелые статуи, нежели живых людей.