Мика Валтари - Турмс бессмертный

• Название: Турмс бессмертный
• Автор: Мика Валтари
• Издательство: ЭКСМО, «Барбара»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5—85585—286—5

Этот роман известного финского прозаика Мика Валтари, чьи исторические романы уже несколько десятилетий переиздаются во всем мире огромными тиражами, переносит читателей в V век до н. э. в страны Средиземноморья. Жизнь путешественника, воина, философа Турмса полна испытаний и опасностей и озаряет ее путеводная звезда — любовь Турмса к прекрасной жрице.

---

Беседы с тирреном пошли мне на пользу, да и знания, полученные от Ларса Альсира в Гимере, также не пропали даром. Мне иногда чудилось, что когда-то давным-давно я знал язык этрусков, но потом почему-то забыл его. Я так легко находил нужные слова, что тиррен, сам того не замечая, вскоре отказался от смешанного портового жаргона и перешел на этрусский.

Старец стал еще более доброжелательным и сказал:

— Ты необычный грек, раз знаешь священный язык. Я этруск и настоящий авгур, а не какой-нибудь там проходимец, бессмысленно вызубривший заклинания. Не надо относиться ко мне пренебрежительно из-за того, что глаза мои помутнели и мне самому приходится зарабатывать на жизнь, а также из-за того, что во мне никто больше не нуждается так, как раньше.

Глядя на меня, он то и дело прикрывал глаза ладонью и наклонялся к самому моему лицу, и я понял, что он плохо видит. Он спросил меня:

— Где я видел тебя раньше? Ты мне знаком.

Это обычный прием прорицателей во всем мире, но старик произнес свои слова таким почтительным голосом, что я поверил ему. Впрочем, виду я не подал, не желая показывать ему, что именно здесь и именно сейчас он выступает как посланник богов. Я только сказал шутливо, обращаясь к Арсиное:

— Гадальщик по полету птиц определил, что я знаком ему.

Арсиноя оживилась, повернула к старику свое красивое лицо и спросила:

— А меня ты узнаешь? Если нет, значит, ты не настоящий авгур.

Прорицатель, опять приложив ладонь козырьком к глазам, внимательно посмотрел на Арсиною и, задрожав, ответил:

— Конечно же, я узнаю тебя, и дни моей молодости встают у меня перед глазами. Не Кальпурния ли ты, которую я однажды встретил в лесу у родника?

Он задумался, потом отрицательно покачал головой и добавил:

— Нет, ты не можешь быть Кальпурнией. Она была бы уже старушкой, если бы жила. Но в твоем изменяющемся лице, чужеземка, я вижу всех женщин, которые на протяжении моей жизни заставляли мое сердце учащенно биться. Не богиня ли ты, переодетая в платье смертной?

Арсиноя пришла в восторг, засмеялась и, дотронувшись до плеча старика, сказала:

— Мне нравится этот старец. Он наверняка настоящий авгур. Прикажи ему истолковать знамение, которое тебе послано, Турмс.

Авгур посмотрел на меня и снова спросил по-этрусски:

— Где же я тебя видел раньше? Мне кажется, на тебя очень похожа одна улыбающаяся статуя в каком-то из наших священных городов.

Я засмеялся:

— Ты ошибаешься, старый. Никогда в жизни не бывал я в этрусских городах. Если мое лицо тебе и впрямь знакомо, то возможно, ты видел его в вещем сне, напророчившем нашу встречу.

Старик бессильно уронил руки, отвернулся и негромко и как-то покорно проговорил:

— Пусть так, если ты этого хочешь. Мое гадание, разумеется, ничего не будет тебе стоить. Но видишь ли, в последние дни мне пришлось голодать, так что гороховый суп подкрепил бы мои силы, а глоток вина развеселил бы старика. Только не думай, что перед тобой надоедливый нищий, который даже не стесняется признаться в своем убожестве.

Я ответил:

— Не беспокойся, гадальщик. Твой труд будет вознагражден, ибо не пристало мне пользоваться чьей-то услугой задаром. Я раздатчик даров.

— Раздатчик даров?.. — повторил он и испуганно прижал к губам ладонь. — Откуда ты знаешь эти слова, и как ты осмеливаешься называть себя так? Может быть, ты вовсе не грек?

Увидев его взволнованное лицо, я вдруг понял, что бессознательно произнес вслух тайное имя одного из этрусских богов. И откуда только всплыли в моей памяти эти слова? Я рассмеялся:

— Я плохо говорю на твоем языке и знаю мало слов. Клянусь, что я вовсе не собирался обидеть тебя и твою веру.

— Нет-нет, — возразил он, — слова были как раз те, какие надо, но вот сказаны они не к месту. Это священные слова лукумонов. В плохое же время мы живем, если чужестранец осмеливается повторять священные слова, как ворона, которая научилась говорить!

Я не обиделся на него, но удивленно спросил:

— Кто такой лукумон? Ответь мне, чтобы я не повторил ошибки и не употреблял не к месту правильные слова.

Он бросил на меня гневный взгляд и заявил:

— Лукумоны — это древние правители этрусков. В наши дни истинные лукумоны рождаются очень редко.

Арсиноя нетерпеливо спросила:

— О чем это вы разговариваете? Пойдемте лучше прогуляемся по городу, пускай старик нас проводит. Только говорите по-гречески, чтобы мне было понятно. А когда я устану, вы сможете любоваться птицами, сколько вашей душе будет угодно.

Как ни странно, мне вовсе не хотелось беседовать со старым авгуром по-гречески. Должно быть, потому, что я все лучше и лучше понимал древний язык, и мне даже иногда казалось, что я заранее знаю, о чем старец собирается говорить. Из-за этого я предпочел бы переводить Арсиное наши слова; впрочем, прогулка по людным центральным улицам сулила столько любопытного, что, я надеялся, она попросту не захочет нас слушать.

Когда мы проходили по улице, вымощенной широкими каменными плитами, старец сказал, что это этрусская часть города, а улица называется Викус Тускус, так как римляне зовут этрусков тусками. Здесь жили самые богатые купцы, умелые ремесленники и родовитые римские этруски. Среди местной знати они составляли третью часть, и примерно так же обстояло дело в римской армии.

Вдруг авгур остановился, оглянулся по сторонам и сказал:

— После нашего разговора у меня устали ноги и пересохло во рту.

Я спросил его:

— Как ты думаешь, не согласится ли какой-нибудь этруск приютить меня и мою семью, несмотря на то, что я чужестранец?

Не успел я закончить, как он постучал своей кривой палкой в ярко разрисованную дверь; она отворилась, и он провел нас в атрий [41] с деревянными колоннами, маленьким бассейном с дождевой водой посередине и с домашними богами на алтарях у стен. Внутренний дворик окружали небольшие постройки, которые сдавались внаем; в самом же доме было множество комнат — со столами и скамьями, — украшенных настенной живописью. Хозяин оказался неразговорчивым человеком, который поздоровался со старцем не слишком-то приветливо. Однако, присмотревшись к нам повнимательнее, он понял, что мы пришли как гости, и приказал рабам приготовить еду. Мы оставили Анну с Мисме в одном из домиков стеречь вещи и отправились перекусить. В пиршественном зале нас ожидали два ложа. Авгур объяснил:

— По этрусским обычаям женщина должна возлежать у стола в той же зале, что и мужчина, больше того, она, если захочет, может возлежать даже на том самом ложе, что и ее муж. Греки, как вы знаете, позволяют женщине только находиться вместе с мужчинами, а римляне считают это позором и бесстыдством.

Сам он смиренно встал у стены, ожидая подаяния. Но я пригласил его разделить с нами трапезу и приказал рабам приготовить ложе и для него. Старец пошел умыться, а хозяин принес ему чистый плащ, чтобы не запачкать нарядные подушки. Нам подали обильную и вкусную еду и отличное деревенское вино. Лицо старца менялось на глазах — разглаживались морщины, губы раздвигались в улыбке. Я ухаживал за ним, как за почетным гостем, и потчевал первым куском с каждого блюда. Ел он неторопливо, двумя пальцами, умел вести себя за столом, а запивая еду вином, не забывал принести одну каплю в жертву богам. Наконец перед нами появилась гордость обеда — свинина, варенная с какими-то местными кореньями. На десерт же были свежие фрукты и среди них — плоды граната. Я велел отнести еду Анне и Мисме, а то, что осталось, отдать рабам, которые нам прислуживали. Старец похвалил меня за щедрость.

Насытившись, он сел с чашей в левой руке и плодом граната — в правой; свою кривую палку он прислонил справа от себя к ложу. Меня охватило странное чувство, что когда-то я уже пережил такое в чужом городе, в том помещении тоже был разрисованный потолок. Вино ударило мне в голову, и я сказал:

— Старец, не знаю, как тебя по имени! Надеюсь, ты не думаешь, что я не заметил тех взглядов, которыми вы украдкой обменялись с хозяином? Я, конечно, незнаком с вашими обычаями, но мне показалось странным, что я ел и пил из черной посуды, а моей жене дали серебряное блюдо и коринфскую чашу. Так объясни же мне эту странность.

Он ответил:

— Не беда, что ты этого не понял. Поверь, что не из пренебрежения принесли тебе древнюю посуду.

Хозяин протянул мне дорогую серебряную чашу вместо черной глиняной, что я держал в руке, — будто он хотел исправить свою ошибку. Но я отказался принять ее, все так же сжимая чашу в руке. Форма ее показалась мне хорошо знакомой. Я сказал:

— Наверное, вы меня с кем-то спутали, иначе зачем бы вы дали мне священный жертвенный сосуд?

Вместо ответа авгур бросил мне плод граната, и я поймал его на лету в свою глиняную чашу. Я полулежал, опираясь на локоть, плащ соскользнул с моих плеч, и верхняя часть тела была обнажена, а в левой руке была у меня черная глиняная чаша. В ней находился плод граната, которого я не касался. Когда хозяин увидел это, он подошел и надел мне на шею большой венок из цветков ясеня.